«Как вы относитесь к рассуждениям Гоголя в предпоследней главе „Выбранных мест“ о российских поэтах?» В любом случае, конечно, идея читать вслух российских поэтов для повышения народной нравственности — это довольно абсурдно. Но вообще «Выбранные места» — очень умная книга. Многое в ней преждевременное, но книга блистательная. И я согласен с Золотусским, что Гоголь её не понял… то есть Белинский её не понял. Ну, я думаю, что и сам Гоголь не очень понимал. Сильно написанная книга. Там есть куски просто изумительные. Многое из того, что там сказано о духовенстве, сегодня надо просто перечитывать.
«Не боятся ли родители, применяющие физическое насилие по отношению к детям, сами оказаться в руках этих забитых детей через несколько десятков лет?»
Понимаете, когда к ребёнку применяешь насилие (не дай бог, конечно), то не очень задумываешься о будущем. Просто здесь состояние безумного раздражения. Применять насилие к собственному ребёнку — это серьёзное табу. Если человек нарушил это табу, то это значит, что он находился в аффекте или в очень сложном, очень сильном раздражении. Нельзя себе этого позволять. Как угодно разряжайтесь. Валерий Попов когда-то сказал: «Все травмы, которые мы причиняем детям, просто ударяют по нам с десятикратной силой». Ребёнок — страшный усилитель. И всё счастье с ним усиливается страшно, и все его страдания. Поэтому родители, применяющие насилие к детям, безумцы. Это состояние безумия.
Интересная петиция приведена, долго её обсуждать. «Как Вам кажется, Табакова поняли как надо или не как надо?» Уже сказал: не как надо.
«Как учителю вам приходится встречаться с детьми — наверное, с хорошими, но наверняка попадаются и не только такие. И наверняка в ближнем круге много родителей. Что вы думаете по поводу высказывания Мизулиной о презумпции святости родителей? Связано ли это с принципом непогрешимости власти?»
Видите ли, Мизулина покидает Думу, уходит в Совет Федерации. Нельзя не приветствовать этот факт. Жалко, конечно, Совет Федерации. Помните, как было сказано у Марка Твена? «Когда у нас узнали, что вы будете в раю, в раю воцарилось ликование». — «В аду тоже». Мне кажется, что это… Ну, Мизулина — человек тоже очень откровенный, очень показательный.
Что касается этого априорного утверждения о святости родителей. Да, конечно, в традиции родитель всегда прав, и святость власти тоже априорно признаётся. Может быть, её неправильно поняли? Может быть, она не то имела в виду? Мне кажется, что никакой святости родителей нет. Мать надо, конечно, любить, и любовь к матери — великое дело, но признавать святыми все действия матери — это, по-моему, не критично и опасно. Это же касается и Родины. Я вообще против такого большого количества сакральностей. Меньше надо сакральностей — и тогда в обществе те немногие сакральности, которые останутся, будут по-настоящему священны.
«Не мешает ли вам при чтении мировоззрение автора?» Не-а. Мне важно, чтобы интересно было.
«Давайте поговорим о девушках». Давайте. Я — с удовольствием. «Ахматова и Цветаева — весь спектр их взаимоотношений. И почему Ахматова даже не вздрогнула, когда великая Цветаева повесилась в Елабуге?»
Как не вздрогнула? Во-первых, она не сразу узнала. Во-вторых, знаете, в том, чтобы сразу писать стихи на смерть, есть какое-то отсутствие душевного такта. Она же всё равно написала о Цветаевой. Помните: «Тёмная, свежая ветвь бузины… // Это — письмо от Марины» («Комаровские наброски»). Это уже 1960 год или даже 1958-й. То есть не нужно сразу. Я очень люблю Пастернака, я к нему отношусь молитвенно, но это не мешает мне видеть, что его стихи на смерть Цветаевой не очень-то тактичны:
Ах, Марина, давно уже время,
Да и труд не такой уж ахти,
Твой заброшенный прах в реквиеме
Из Елабуги перенести.
Торжество твоего переноса
Я задумывал в прошлом году…
Вот нечего ему было обдумывать в прошлом году, как торжество её переноса. Надо было, по-моему, задуматься об общей вине перед ней.
И я вообще против того, чтобы стихи на смерть писались сразу по горячему следу. Нет, Ахматова на самом деле отреагировала лучше всего — потрясённым молчанием. Если бы в России так чаще реагировали, то в какой прекрасной и в какой тактичной стране мы бы жили.
«Читали ли вы Кибирова — „Греко— и римско-кафолические песенки и потешки“?» Мне очень нравится там стихотворение про Христа. Да и вообще мне нравится Кибиров.
Долгий вопрос про нейрофизиологов, не успеваю ответить.
«Ваше мнение о творчестве Виктора Цоя». Мне не близко творчество Виктора Цоя. Я признаю, что он очень хороший, но я предпочитаю БГ.
«Используете ли Вы понятие „высокой литературы“?» Да, конечно, но чаще в ироническом смысле. «Можете ли вы сформулировать конкретные признаки, отличающие её от остальной?» Непрагматизм, отсутствие расчёта на скорую и финансовую, в частности, читательскую реакцию.
А дальше мы продолжим через три минуты.
НОВОСТИ
Продолжаем наш разговор. «Эхо Москвы», программа «Один».
«Посвящается Быкову», — пишет некто sanisan, и идёт цитата из Юны Мориц:
Диктатура либералов, тирания либералов,
Либеральное гестапо: кто не с ними — тот нигде!..
Что-то в зверстве либералов есть от лагерных амбалов,
Крокодилов креативных, эффективных в той среде.
Диктатура либералов, тирания либералов,
Их кричалки, обещалки растерзательных расправ, —
Что-то в зверстве либералов есть от пыточных подвалов,
Где с Россией разберутся, шкуру заживо содрав.
Что я думаю об этих стихах? Я думаю, что это мерзость. Надо назвать вещи своими именами. И говорить, вообще применять здесь термин «гестапо» для поэта, знающего, что такое Холокост — мне кажется, это просто мерзость. Ну, почему не назвать вещи своими именами? Мерзость. Где эту диктатуру видели? Кто? Кому она стоила жизни? Кому травля либералов… Либералы умеют травить, разумеется, и я сам сколько раз бывал жертвой этой травли. Но когда либералы кого запрещали? Когда они кого высылали? Давайте уж по-честному.
«Небезызвестный либерал Дмитрий Быков после выхода поэмы „Звезда сербости“ сразу же состряпал в интернете несколько доносов, где поэму в защиту сербов и России обзывал „антиамериканской“». Она действительно антиамериканская. Приведите мне примеры доносов. Если вы отзыв о поэме называете доносом, то как называть то, что пишет Юна Мориц сегодня, в частности обо мне? Давайте всё-таки соблюдать хотя бы какие-то элементарные приличия.
«Дмитрий Львович, Вы всегда были таким жирным? Или были времена, когда Ваша плоть была в „пропорции“ с Вашим сознанием?» Нет, наоборот, она сейчас в пропорции с моим сознанием. Смотрите, какое мощное и огромное сознание! Может ли оно уместиться в меньшей плоти? «Или же напротив — Ваши телесные „габариты“ соответствуют Вашему „поэтическому“ дарованию? Пожелание: Дмитрий Львович, не прессуйте свою супругу, не раздавите её. Она же женщина! Пост и молитва, ходьба тоже — с Мосфильмовской на „Дружбу“, на Воробьёвы и обратно — вот Ваше спасение! Иначе „заплывёте“ окончательно!»
Дорогой Матвей, вы продемонстрировали себя. Вы хам, Матвей. Появитесь и попробуйте лично мне дать советы, как мне поступать с моей супругой. По-моему, я отобью у вас довольно быстро охоту это делать. Мне нравится вас цитировать. Мне кажется, вы очень эффектный и своевременный, потому что вы составляете прекрасный контраст к большинству читателей и слушателей. Я благодарю вас за откровенность и активно — активно! — рекомендую вам появиться живьём. Обязательно появитесь, Матвей! Клянусь, милицию звать не буду, сам разберусь. Что-то мне подсказывает, что вы худощавый, хлипкий.
«Мне тут сейчас подсказывают, — опять пишет Матвей: — „Зачем ты ему говоришь про „пост и молитву“, он же в Бога не верит, он агностик. Скажи ему проще: „Дима! Меньше жри, а больше двигайся! Пользы от него всё равно нуль, пусть хоть деткам своим послужит подольше…“ Вот что народ-то говорит!»
Нет, Матвей, это говорит не народ, это говорят такие же хамы и идиоты, как вы. Ну, простите, что я ругаюсь, но вы меня сами на это провоцируете. Как же вас можно оставить без ответа? Матвей, приходите! Приходите необязательно к студии. Приходите к выходу из студии. Господи, что мы будем тут свидание назначать? Я вас немножко поучу морали. Тут ему уже отвечает findlay. Вы не отвечайте, findlay, я сам разберусь. Спасибо.
«Скажите, человек пишущий умнее человека говорящего?» Нет. Ну, это всё равно, что человек, пишущий музыку, умнее человека, сочиняющего стихи. Нет, конечно. Это разные формы мышления. Есть мышление письменное, от руки, а есть мышление артикуляционное.
Пишут, что не надо отвлекаться на уродов. Нет, надо отвлекаться, нельзя не отвлекаться. Не могу же я всё время про литературу, надо же немного и про уродов и людей.
«Как вы относитесь к творчеству Меира Шалева?» Я читал только «Русский роман». Мне не очень понравилось, скажу вам честно. Как вам сказать? Мне кажется, что это можно было написать лучше.
«Назовите с десяток лучших рассказов мировой литературы, вне зависимости от языка и тематики».
«Спать хочется» Чехова, «Дети в день рождения» Капоте, «Засушливый сентябрь» Фолкнера, «Как я её рассмешил» Маяковского, «Ultima Thule» Набокова, «Записки сумасшедшего» Толстого Льва, незаконченные. Но там и нельзя закончить. Я думаю, без огромного опыта такие вещи не заканчиваются. Знаете, любимых рассказов много. «Рарака» Токаревой. Так сразу и не вспомнишь. Действительно, рассказ — это же как сон, как сновидение. Он должен быть… «Две поездки в Москву» Валерия Попова, «Стрелочник» Житинского, «Соранг» Паустовского. По-моему, я десяток уже назвал. Уж совсем чтобы добавить из каких-то вещей, поближе к современным… Трудно сказать, кто сейчас умеет писать новеллы. Да, Дениса Драгунского практически любой рассказ могу я взять. Мне кажутся очень сильными его рассказы — как мелкие, так и крупные. Мы ещё этой темы коснёмся, потому что у нас ещё страшное количество вопросов.