Один — страница 432 из 1277

Конечно, Холден Колфилд — послевоенный ребёнок, и это в нём очень живо. Это ответ Сэлинджера на ужасы XX века. Но этот смешной, добрый и сентиментальный роман мне представляется действительно великой книгой. И не надо там искать особые сложности. Я понимаю, что этот мальчик неприятный, этот подросток неприятный. А он и не должен быть приятным. Слушайте, а кто из нас был приятным подростком? Вообще приятных людей на свете я знаю — раз и обчёлся. Мне кажется, очень хорошо сказал в своё время БГ: «Добро почти всегда неприятно». Ну что ж поделать?

«Расскажите о своём отношении к Рембо? Увлекались ли вы им в юношестве? Что думаете о качестве существующих переводов? Имели ли возможность сравнить с оригиналом?» Лучший переводчик — Антокольский, мне кажется.

«Прочёл книгу Арабова «Механика судеб» и остался в глубоком разочаровании. Во-первых, чтобы писать о Наполеоне, нужно прочесть книг как минимум 50. Во-вторых, автор старательно выбирает факты, поддерживающие его довольно наивную теорию, и так же старательно опускает противоречащие ей. У любого, кто сколько-нибудь серьёзно интересовался жизнью Наполеона, книжка вызовет улыбку, мне кажется».

Знаете, я читал довольно много о Наполеоне. Лучшим из того, что читал, считаю книгу Мережковского уже упомянутого (кстати говоря, книгу вполне апологетическую и очень увлекательную). Арабов же писал не для того, чтобы представить вам исследования жизни Наполеона или Пушкина. Арабов писал для того, чтобы вам было интересно, для того, чтобы вы задумались. Угаданная им закономерность, мне кажется, абсолютно точна: пока человек не рефлексирует, у него всё получается; как только он задумывается, его образ как бы раздваивается и почва уходит у него из-под ног. Вы скажете: «А вот он и о Пушкине пишет непрофессионально». Он не пушкинист. Но то, что он написал о Пушкине, во многом верно, интересно и, кстати говоря, совпадает с выводами Ахматовой о смысле «Каменного гостя». И вообще мне кажется, что Арабов именно прежде всего писатель, а не историк. Он концептуализирует. Его концепция биографий, вот эта «Механика судеб» — это работает. А насколько это научно достоверно — это совершенно другой вопрос.

Вообще специалисты в чём-либо — они всегда страшно высокомерные люди. Они говорят: «Вот вы не прочли 50 книг о Наполеоне». Да достаточно того, что вы их прочли. Вы являетесь специалистом в этой области. Я являюсь специалистом по истории ленинградской прозы 70-х годов (у меня по ней диплом) или по жизни и творчеству Окуджаву, но я же не навязываю вам свои экспертные добродетели. И вы мне не навязывайте. «Я думаю, что судить об Окуджаве имеет право тот, кто слышал все 200 его песен и прочёл о нём 300 книг». Нет. Любой имеет право судить о чём угодно, если он не присваивает себе право называться истиной в последней инстанции. Арабов не присваивает.

Спасибо, всего доброго. Услышимся через три минуты.

РЕКЛАМА

― Продолжаем разговор. Напоминаю, что лекция в последней — шестой — части эфира будет о Мережковском. Мы с вами ещё полтора часа вместе.

«По вашей наводке попытался прочитать «Нетерпение» Трифонова и сломался где-то на трети. Это моё нетерпение и всё увлекательное произойдёт потом, или это просто не моё?»

Не ваше. Там всё увлекательно и происходит на уровне языка, на уровне строительства фразы, которая вбирает страшное количество фактов, и потом уже можно думать о концепции. «Нетерпение» — важный роман, философски важный, потому что это подход Трифонова к его любимой теме: он пытается найти оправдание святым Русской революции. В общем, это ответ на «Бесов». Желябов, Кибальчич, Перовская — герои «Нетерпения» — совсем не бесы. Что они были за люди? Вот на этот вопрос отвечает Трифонов. Почему из этого получился коммунизм? И почему коммунизм закончился мещанством? И как соотносятся коммунисты и мещане? И почему коммунисты лучше мещан? Это во многом роман об отце. Его надо читать в том же контексте, что и «Отблеск костра». Это долгий разговор. Но если вам скучно читать Трифонова — ну и не надо, не ваше. Чего продираться? Знаете, что попробуйте прочитать? Попробуйте прочесть Давыдова, у него есть такой роман «Глухая пора листопада». Он про то же самое, но он более увлекательный.

«Что означает принт на вашей футболке, в которой вы были сегодня в «Книжной лавке» на Арбате — «невашневашневаш»? Спасибо за презентацию, хотя мне книги и не досталось».

Таня, книга вам достанется. Вот я вам лично обещаю, что она вам достанется. Хотите — я вам оставлю её просто на вахте «Эха». Раз вы из Химок, вам нетрудно будет приехать. Просто напишите мне на dmibykov@yandex.ru, и мы договоримся, где я вам передам книгу. Напоминаю, кстати, что адрес почты: dmibykov@yandex.ru. А принт на футболке совершенно понятный — «невашневашневаш». Вы вспомните, что изображено на этой футболке — и вам всё станет понятно.

«Скажите пару слов о советском фантасте Александре Полищуке. Его роман «Эффект бешеного солнца» поразил меня необычностью сюжета». Придётся прочитать. Ничего о нём не слышал.

«Читаю ваши послания на злободневные темы, но так и не понял, что такое «Бастрыкин энд Гребенщиков».

Знаете, мы не должны отнимать у людей, пребывающих во власти, право на внезапную человечность. Вот захотелось ему о благотворительности поговорить с Гребенщиковым. Правильно сказал Артемий Троицкий: «Не надо пренебрегать возможностью раскаяния». А БГ — он вообще такой добрый, амбивалентный, загадочный, милосердный. Если человек хочет с ним поговорить, почему он ему должен в этом априори отказывать? Понимаете, людей, которые сейчас находятся во власти, очень часто подстерегают эсхатологические настроения, и поэтому — ввиду этого эсхатологизма — им и хочется иногда вспомнить песню «Моя смерть ездит в чёрной машине с голубым огоньком». Гребенщиков (о чём я буду тоже рассказывать в лекции 20 июня) — он наследник Юрия Кузнецова, как мне кажется; он блистательный певец русской эсхатологии. И то, что у кого-то во власти (у Бастрыкина ли, или у Путина ли, или у Шойгу ли) возникает желание эту эсхатологию послушать в исполнении БГ — почему им надо в этом отказывать? В конце концов, прекрасное действует на всех.

«Доверяю вашему мнению. Помогите разрешить спор, — Борис из Киева. — Спор возник между мной и старшим товарищем: песня Высоцкого о Серёжке Фомине. Каждый из нас уверен в своей правоте. Я думаю, что Фомин оказался героем, и на этом построена песня. А Маркман думает, что он просто обманом вымутил звезду».

Боря, дорогой, прелесть этой песни Высоцкого заключается именно в том, что это вещь раздвоенная, что в ней есть этот хвост. Понимаете, это выбор не «или…, или…», а прелесть сюжета именно в «и».


Но наконец закончилась война —

С плеч сбросили мы словно тонны груза, —

Встречаю я Серёжку Фомина —

А он Герой Советского Союза…


Это говорит не о том, что Серёжка Фомин действительно где-то «промассовал», как это называлось, халявно провёл войну. Нет, это говорит о том, что ваше понимание, наше понимание ограничено, что мы никого не можем судить, потому что мы не всё знаем. И вот это вечное желание увидеть в другом дезертира, предателя или просто халявно выцыганившего звезду — это характерная ошибка. Человек глубже, чем мы можем предположить. Мне очень нравится надпись в музее Прадо: «Бережно относитесь к тому, чего вы не понимаете. Это может оказаться произведением искусства». Вот, по-моему, о чём эта песня. И именно развилка в ней ценна. Помните, как у Пинчона: «Дойдя до развилки, выбирай развилку».

Довольно интересный вопрос: «Ненавижу криминальную хронику, документалистику на тему «банд девяностых» и тому подобный уголовный «телекомпот», однако невольно просмотрел документальный фильм, посвящённый так называемому «казанскому феномену» — молодёжным группировкам Казани. Как это стало возможным в СССР 70-х годов при повальном контроле? Почему это расцвело? Каковы психологические корни?»

Всегда жестокость расцветает в лживых и закрытых обществах, это абсолютно очевидно. 70-е годы (я хорошо их помню) — это было уже время расцвета садизма на разных уровнях, начиная с садистских частушек и кончая страшными мучительствами, которым подвергали детей в школах во время травли. Фильм «Чучело» появился не на пустом месте. Это лишний раз говорит о том, какая гниль процветает в закрытых сообществах.

«Как вы относитесь к «Диалектике Просвещения» Хоркхаймера и Адорно? Является ли эта книга попыткой осмыслить корни фашизма, «отмотав» историю назад? И если да, то докуда?»

Абсолютно вы правы, это именно попытка отмотать назад, но это попытка защитить просвещение от клеветы. Потому что очень многие говорили: «Причина фашизма — в просвещении, в безбожии». Нет. Как раз просвещение — это не причина Французской революции (Французская революция — результат нетерпения), а просвещение в предельном, в мирном своём развитии — это единственный сценарий развития человечества, и поэтому ему «суждено возвращение», как говорил Блок.

«Не помню, высказывались ли вы уже о Данииле Андрееве». Многократно.

«Как вы относитесь к политическим взглядам Захара Прилепина и Лимонова, резкой смене их вектора критики власти на немногочисленную либеральную оппозицию? Слышали ли вы новый альбом «Машины времени»?

Альбом слышал. Действительно вы правы, он отличный. Как я отношусь к взглядам Прилепина и Лимонова? Вам напрасно это кажется резким скачком. Их эволюция абсолютно закономерна. Другое дело, что эта эволюция не закончилась. Мне кажется, что и Прилепин, и Лимонов от лояльности уйдут. Станут ли мне их взгляды нравиться больше? Вряд ли. Потому что если они и критикуют сегодня Путина, то это критика справа, а не слева, условно говоря. Вы знаете, как на известном плакате: «Мы критикуем Путина не потому, что он слишком Путин, а потому, что он недостаточно Путин». Ну, есть такая фраза.

На самом деле в основе этих взглядов (допускаю, что бескорыстных, и почти уверен, что бескорыстных) всегда лежала всё-таки некоторая апология дикости, некоторое недоверие к гуманизму, некоторая апология дворовых ценностей по сравнению с ценностями интеллектуальными, в своё время противопоставление себя некоторому абстрактному интеллектуалу, который «слишком буржуазен», как это формулирует Прилепин в последнее время. Что он вкладывает в понятие «буржуазность», мне понять трудно. Видимо, это знаменитое шпенглеровское противопоставление культу