а буква очень много значит.
Борьба Бердник с национализмом вполне совпадает и с моими собственными интенциями, и с интенциями, я думаю, всех сколько-нибудь просвещённых людей, потому что дух национализма — это дух архаики, враждебный духу просвещения. Мы можем всё что угодно говорить, теоретизировать, говорить, что бывает национализм хороший и национализм плохой (сам я так много раз говорил), но, к сожалению, очень много раз уже нам доказали за последнее время, что любой национализм в пределе своём, в апогее своего свободного развития приводит к человеконенавистничеству и к шовинизму.
В этом смысле Мирослава Бердник делает великое, очень важное дело — она возражает попыткам превратить революцию свободы в революцию национального самоуважения, национальной самовлюблённости. Это разные вещи. Свобода противоречит этому. Если действительно Украина пытается, хочет ориентироваться на Запад, она никогда не будет националистической, она всегда будет исходить из того, что людей объединяют принципы, а не кровь. И в этом смысле, конечно, атака на Мирославу Бердник безобразна. Прекрасно то, что эта атака в конце концов не состоялась, что её сильно преувеличили в России, что на самом деле Мирослава Бердник на свободе. И дай ей бог здоровья.
В России, как мы понимаем, сегодня высказывать свои мнения — это достаточно серьёзная опасность, особенно если их… Ну, что было с Кашиным, мы хорошо помним, да? Могут многие говорить, что Кашин был наказан за оскорбление действующего политического лица, но при этом мы прекрасно понимаем, что дело было именно в политической подоплёке этой истории. Да, конечно, в России есть люди, которые продолжают — пока ещё безнаказанно — печататься в некоторых очень немногочисленных, очень трудно выживающих оппозиционных изданиях. Но тем не менее представить себе, что в России общественное мнение чьё-то (западное или местное) заставило бы кого-то изменить своё поведение — ну, об этом смешно и говорить.
Что касается Ильи Новикова и вообще прогноза этой ситуации. Я бы не хотел сейчас осуждать публично Бориса Крюка. Правильно Новиков уже сказал, что это всё превратилось в какую-то кампанию по обелению Новикова и загрязнению Крюка. Нечего совершенно. Но я просто хочу подчеркнуть, что сам по себе Борис Крюк наиболее органично смотрелся в программе «Любовь с первого взгляда». Никаким интеллектуалом, по моим ощущениям, он не является и руководит интеллектуальным клубом лишь по праву ведущего. Его аргументы довольно смешны: вот если «ЧГК» не откажет Новикову, то получается, что весь «ЧГК» лезет в политику и защищает Савченко. Во-первых, защищать Савченко не есть политическая проблема, а это проблема юридическая, узкопрофессиональная, довольно очевидная. И Новиков не защищает Савченко как солдата украинской армии, а он требует объективного судебного рассмотрения с учётом всех доказательств. Вот только и всего.
Второй аспект. Конечно, Борис Крюк никаким образом не может упрекнуть Новикову в том, что Новиков скомпрометировал клуб, потому что если Козлов едет в Сирию, выступает там и устраивает там «ЧГК» с офицерами — дай бог ему здоровья, он имеет на это полное право. Но он не вовлекает тем самым клуб в политику, это его личный выбор.
И третье. Конечно, Борис Крюк не может претендовать никоим образом на членство в элитарном клубе. Быть ведущим — не значит быть игроком. Это совсем другое дело. Отличаются они тем, что ведущий знает ответы. И вот в России люди, которые знают ответы, к сожалению, рулят.
Что мне кажется здесь принципиально важным? Что будет в ближайшее время? Произойдёт просто разделение, как мне кажется, всех официальных институций. Я думаю, что очень многие игроки, подобно команде Новикова, не захотят садиться без него за игровой стол. Ну, у нас будет два клуба «Что? Где? Когда?». Один будет официальный — на Первом канале. Другой будет неофициальный — не для тех, кого «интеллектуалами» назвали официально и выдали это звание как орден, а для тех, кто играет по-серьёзному, без подсказок и без государственной поддержки. Мне кажется, что Илья Новиков вполне мог бы стать основателем такого клуба «ЧГК-2». И если он этим займётся (а он игрок чрезвычайно серьёзный и умный), я желаю ему в этом деле большого успеха. Я к нему в этот клуб попрошусь.
Мне кажется, что такое разделение — как было уже разделение театров (скажем, МХАТа), как было разделение Союза писателей — это вещь назревшая, неизбежная. Ну а потом останется что-то одно. Останется то, что окажется более жизнеспособным. Не мы навязали это разделение. Но если вы хотите вот так вот разделяться, пускай Господь отделит агнцев от козлищ. А потом пусть моральная победа останется за теми, кто прав. Я вполне могу себе представить, что она будет за козлищами, потому что козлищи — может быть, носители наиболее адекватной местной идеи. Ради бога, я не настаиваю. Просто это действительно тот случай, когда надо разделиться. Если несовместимы совесть и работа в элитном клубе, надо выбирать совесть, а там элитный клуб уж как-нибудь подтянется.
Много интересных вопросов, не на всё я успеваю ответить, конечно.
«Глупость в писателях и поэтах — не наигранная, а именно Глупость с большой буквы — не указывает ли она на то, что образование — это тяжёлая и ненужная ноша, которая глупого человека вводит в заблуждение?»
Ну, слушайте, ещё Блок в записи Горького, в книге «Заметки из дневника. Воспоминания», Блок говорит Горькому: «Мозг — это уродливый разросшийся орган вроде зоба». Ну, действительно мозг слишком часто координирует поведение человека там, где оно должно бы координироваться… Я имею в виду сейчас ум. Ум слишком часто координирует [поведение] человека там, где оно должно бы координироваться интуицией, совестью (помните, как говорил Талейран: «Бойтесь первого побуждения — оно обычно доброе»), добрым побуждением. Ум действительно… Вот мы говорили применительно к Заболоцкому: ум не понимает мира, мир враждебен уму — они несовместимы. Тут надо что-то делать. Поэтому глупость (глупость в обычном, житейском смысле) очень часто бывает формой святости. Я всегда вспоминаю фразу Искандера… Кстати говоря, одной из любимых книг Искандера неожиданным образом была повесть Флобера «Простая душа». И он как-то, нахваливая мне эту книгу, рекомендуя её, сказал: «Люди великой нравственности — обычно люди повреждённого ума, потому что ум ищет самооправданий, а нравственность действует без самооправданий». Вот это очень точно: ум всегда себя оправдывает.
Так вот, я этим не хочу сказать, что дурак всегда свят. Я хочу сказать, что есть такая форма наивности, которую легко перепутать с глупостью, но на самом деле это форма вот такой святости, юродства. И не следует, конечно, думать, что глупость всегда хороша. Я всегда цитирую Новеллу Матвееву, мастера точной формулы. Она замечательно сказала: «Дурак не может быть добр. Дурак может быть в лучшем случае безвреден». Это действительно верно. Но есть особая форма святости, которая предполагает не то чтобы отсутствие ума, а ненужность ума, или скажем прямо — ограниченность ума. Ум знает своё место. Да, в этом смысле глупость является часто спутницей величия.
«Не пришла ла пора нового сборника «Вехи»? Как-то наши либерально настроенные интеллигенты начали забывать, о чём предупреждали веховцы… Сергей Анатольевич».
Сергей Анатольевич, веховцы ни о чём не предупреждали. Веховцы трусливо, конформистски переняли настроения эпохи и поступили по формуле Саши Чёрного: «Отречёмся от старого мира…» // И полезем гуськом под кровать». Вот это они и сделали. «Вехи» — это книга не предупреждающая (и пора отнять у неё этот ореол), это книга капитулянтская. Случилась капитуляция перед реакцией, перед правительством, перед разгромом — и заговорили опять о смирении, о самоограничении. Такие книги всегда выходят после поражения русских реформ или попытки сравнительно мирной революции, какой была революция 1905 года, построенная в основном на уличных протестах. Всегда происходят такие отскоки назад: либо печатается книга «Вехи», либо после Октябрьской революции печатается «Смена вех», либо в 1972 году, после издыхания хрущёвской оттепели, выходит книга «Из-под глыб», и там появляется статья Солженицына «Смирение [Раскаяние] и самоограничение как категории национальной жизни».
Вы спрашиваете: «Не настало ли время капитуляции?» Нет, не настало, дорогой Сергей Анатольевич. «Вехи» — книга предательская. И в этом смысле их осудил не только Ленин, но и Мережковский. Когда сходятся столь разные умы, то это повод задуматься. Вы перечитайте статью Изгоева, перечитайте Гершензона, перечитайте Струве. Я думаю, что более безнравственных поступков, чем эти статьи, в русской публицистике начала века просто не было. Это тексты, о которых Мережковский замечательно сказал: «Русскую интеллигенцию хлещут в хвост и в гриву, потому что ничего другого нет», — потому что она единственная ответчица за всё. Это и называется, как говорил Пушкин, «кусать грудь кормилицы нашей». Так что не нужно сейчас этого делать.
«Кто в западной литературе наиболее близок по стилю и литературным приёмам Виктору Пелевину?»
Ну, изначально, мне кажется, Хеллер, но Хеллер был гораздо раньше Пелевина. Вот эта же смесь юмора и трагизма ему была очень присуща. А говорить о том, кто близок к Пелевину сегодня на том основании, что есть тоже книга «Snuff», кажется, у Паланика или ещё у кого-то, сейчас не припомню… Нет, по-моему, Пелевин никому не близок и ни на кого не похож. Пелевину присущ тот прелестный, истинно русский скепсис, тот истинно русский цинизм, который есть в русских прекрасных поговорках. «Солидный Господь для солидных Господ» — до такого не поднимался никто. Пелевин — номер один, чего там говорить. И даже хотя я ничего не жду от его новой книги, которая называется «Лампа Мафусаила» (выйдет к книжной ярмарке), я всё равно первый побегу её покупать. Потому что, как я уже говорил, даже если Пелевин издаст свою чековую книжку или даже свои счета из прачечной, всё равно это надо читать, потому что Пелевин — это номер раз.