И поэтому и кино семидесятых… Ну сравните вы «Зеркало» даже с «Андреем Рублёвым» — с великим фильмом, с шедевром, который «Cahiers du Cinéma» назвал «фильмом фильмов» (как Библия — книга книг). По сравнению с «Зеркалом», конечно, «Рублёв» — гораздо более плоская картина. То есть я считаю, что не только кинематограф, но и литература, и авторская песня, и социальные мыслители семидесятых (тогда они уже в СССР появились — в диапазоне от Ильенкова до Карпинского) — они были гораздо интереснее.
Понимаете, я к чему призываю? Может быть, сериал по роману, скажем, Кормера «Наследство» был бы не таким вкусным, не таким клубничным, как «Таинственная страсть», но он был бы гораздо интереснее, гораздо насыщеннее. Потому что жизнь интеллигенции семидесятых, в том числе творческой, — вот где действительно великие подпольные комплексы, диссидентство, скрытые всякие кружки, типа Южинского кружка (мамлеевского) или кружка, описанного у Владимира Орлова, «таинственные хлопобуды». Все тогда кружковались и кучковались. Вот где золотое дно, нехоженая поляна. Но, к сожалению, пока никто не рвётся этим заниматься.
«Есть ли у вас хобби — монетки, марки, фантики?»
Ну почему? Я, так сказать… Во-первых, школа остаётся моим хобби. Во-вторых, я действительно очень люблю соловил и сегвей, люблю кататься. Дача для меня — существенное хобби. Коллекционировать что-то я не могу, потому что не вижу смысла. В детстве я собирал марки, конечно, в основном по искусству, но это длилось до десяти лет.
«Можно ли восьмую часть поттериады считать продолжением христологических мотивов, а именно постановка вопроса: мог ли Христос избежать креста?»
Здесь же, кстати, в этой же связи вопрос о книге Казандзакиса и о фильме Скорсезе «Последнее искушение Христа».
Ну что вам сказать? Конечно, поттериана, несмотря на многочисленные утверждения, что Роулинг там не более чем соавтор… Я думаю, что она полновесный автор восьмой книги, во всяком случае сюжетная конструкция изобретена ей, а не соавторами-драматургами. Роулинг, конечно, выпячивает там абсолютно откровенно — может быть, ей кто-то объяснил наконец христологию «Гарри Поттера», но выпячивает христианские аллюзии. В частности, разговор Гарри Поттера с Дамблдором — там буквальное повторение «Для чего Ты оставил Меня?»: «Почему ты всегда оставлял меня, когда надо было принимать решения?» А во-вторых — вечная тема о том, что нельзя переписывать историю. Я думаю, два только человека — Роулинг и Путин — действительно ярко выступают в последнее время против того, что историю переписывать нельзя, и нельзя изменять её задним числом.
Тут есть, кстати, вопрос: а насколько нова такая фабула, где человек меняет прошлое (как у Стивена Кинга, скажем, в романе про убийство Кеннеди), а потом возвращается в будущее и понимает, что стало хуже? Эта фабула совсем не нова, но, на мой взгляд, из всех авторов, которых я знаю, она занятнее всего разработана в повести Житинского «Часы с вариантами». Дело в том, что всегда, улучшая прошлое, портишь будущее, но никогда не знаешь, по какой линии оно испортится. Просто, видимо, всё происходит единственным путём, любые попытки скорректировать прошлое приводят просто к упразднению будущего.
Немножко подробнее я скажу про роман Казандзакиса и про фильм. «Последнее искушение Христа» — почему оно мне кажется великой картиной и великим романом? Если я ничего сейчас не путаю со временем выхода, но именно для семидесятых-восьмидесятых, а отчасти и для девяностых годов очень характерен вопрос: как соотносится божеское и человеческое или гений и обыватель? Это соотносится ещё и с «The Moon and Sixpence» Моэма: а что лучше — быть гением или быть хорошим человеком? Вот Христос действительно, он же на кресте в романе (или в фильме тоже) кратковременно себе воображает: что было бы, если бы он избегнул крестного пути и стал бы просто человеком, удачно бы женился? Напрашивается из Пушкина:
В деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стёганый халат.
Действительно, божеское, в отличие от человеческого, оно менее чувствительно к природе. Вспомните, как там Христос, сойдя с креста, впервые замечает, как цветёт растительность весенняя, как пахнет, какие пейзажи кругом. Прежде он игнорировал это, потому что был поглощён своей миссией. А женская красота? А вкус еды? Как раз в этом-то и есть ужас, что, отказавшись от своей божественной миссии, впадаешь в тот поганенький уют, в поганенькое упоение вещным окружающим миром, которые на самом деле не могут тебе заменить божественного предназначения, это всё соблазны.
И Казандзакис об этом прекрасно и написал. Да, можно быть просто хорошим человеком, но быть хорошим человеком недостаточно. В том-то всё и дело, что на роковых переломах истории обычным гуманизмом не отделаешься. И хоть я терпеть не могу эти слова Ходасевича:
Здесь, на горошине земли,
Будь или ангел, или демон.
А человек — иль не затем он,
Чтобы забыть его могли?
— но так мало было человеческого в XX веке! Но, с другой стороны, ведь быть хорошим человеком, просто человеком именно в XX веке-то и недостаточно. Именно нужно быть кем-то «сверх». Потому что если ты не отринешь в себе все человеческое, то все соблазны подлости, конформизма, глупости — все они на тебя тут же и накинутся. Да, ты будешь любить и ценить хорошую пищу и красивых женщин, будешь благодарно оценивать природу, но, когда потребуется великий выбор, ты, к сожалению, ничего из себя не будешь представлять.
Может быть, именно поэтому фильм Скорсезе так ненавистен так называемым ортодоксально верующим людям, хотя на самом-то деле ничего такого неканонического в картине нет. Они, конечно, ополчаются на то, что в этом фильме Христос допускает для себя на секунду отказ от миссии. Но умирает он со словами «Я совершил», и ничего подобного там нет. Нельзя же спорить с вероятностью, нельзя спорить с мыслью. Ведь его посещали мысли о том, чтобы миссии избежать: «Господи, пронеси чащу сию», — моление о чаше в Гефсиманском саду. Ну, это же есть. И если бы не было этой слабости, не было бы и поразительного этого: «Впрочем, пусть будет, как Ты хочешь, а не как Я». То есть Христос не был бы так близок каждой душе, если бы не Гефсиманский эпизод. Поэтому негодование это мне не понятно. И фильм, по-моему, глубоко христианский.
«Как вы относитесь к литературе Василия Яновского, которого высоко ценил Довлатов?»
Ничего о нём не знаю, к сожалению. Янчевецкого (который Ян) знаю, Яновского — нет. Если вы имеете в виду Василия Яновского, эмигрантского писателя, то что-то я читал, но очень давно, и не помню абсолютно.
«Почему «Лолита» Набокова — хорошо, а «Пятьдесят оттенков серого» — плохо?»
Во-первых, потому что «Лолита» — трагический роман, а «Пятьдесят оттенков серого» — дешёвый фанфик. Во-вторых, потому что «Пятьдесят оттенков серого» из рук вон плохо написаны. В-третьих, потому что «Лолита» содержит великую мысль, в том числе о судьбе России в XX веке, что я пытаюсь доказать, а «Пятьдесят оттенков серого» не содержат мыслей.
Так, тут стихи…
«Джордж Мартин об избрании Трампа: «В течение следующих четырёх лет наши проблемы станут гораздо хуже. Зима близко. Я вас предупредил».
Что я думаю о творчестве Мартина, я уже говорил. Мне кажется, что история Йорков и Ланкастеров в оригинале интереснее, чем в его изложении — с драконами и магией. А что касается «зима близко». Ну, ещё раз говорю — своя своих не познаша. Автор одного сериала не узнал героя другого сериала. Разговоры о том, что Трамп может привести страну к ядерной войне или мир к глобальной катастрофе, кажутся мне ни на чём не основанными. Такие ребята, как Трамп, очень заботятся о приумножении своих капиталов, и едва ли они сделают всё для того, чтобы их красиво уничтожить.
«Знакомы ли вы с творчеством Эдуарда Коридорова?»
Увы, нет.
«Как вы относитесь к творчеству Аркадия Гайдара?»
Довольно много и подробно об этом говорил, потому что, с моей точки зрения, Гайдар — великий писатель, очень значимый для конца тридцатых годов. Многие его вещи, такие как «Синие звёзды» и даже широко известная «Судьба барабанщика», до сих пор ещё по-настоящему не отрефлексированы. Думаю, Гайдар в каком-то смысле у нас впереди.
«Англия выходит из Евросоюза, в США протестное голосование за Трампа, кризис в Европе по миграционным вопросам — всё это события одно ряда?»
Нет конечно. Это, конечно, общество спектакля, как я уже говорил, но в Brexit гораздо больше всё-таки серьёзности. А победа Трампа… Ну, видите ли, когда-нибудь, с точки зрения Господа или с точки зрения будущего, может быть, все эти события впишутся в один ряд. Как когда-то казалось людям тридцатых годов, что мир завоёван тоталитаризмом — Сталиным, Гитлером. Но надо понимать, что Сталин и Гитлер — это явления принципиально разной природы, и они ничего общего, кроме некоторых внешних форм, между собой не имеют. А самое главное, что Россия и Германия — это очень разные места.
Точно так же, как победа Трампа в Штатах, российская ситуация современная или, скажем, даже гипотетическая победа Марин Ле Пен во Франции (на мой взгляд, этого не будет, но многие об этом мечтают) — это не приведёт к такому «белому интернационалу», как сейчас многим кажется, это не приведёт к такому «белому ИГИЛу» (ИГИЛ, конечно, запрещён в России), как многим хотелось бы думать. Нет, ничего подобного не будет. Прежде всего потому, что зло не умеет договариваться.
Я как раз в романе об этом писал. Сколько было ужаса, когда Сталин и Гитлер, казалось, договорились. Но договор двух зол совершенно исключён, потому что зло стремится всегда к одиночеству и доминированию. Поэтому даже если во Франции победит Марин Ле Пен, а в Англии после Brexit — какие-то гипотетические англосаксонские националисты, а в Америке Трамп построит националистическую империю для WASP, а в России продолжится то, что продолжается, — никакого мира между этими людьми не будет. Наоборот, они будут друг против друга интриговать с утроенной силой. И не следует думать, что синхронная победа нескольких плохих людей гарантирует нам их блок. Наоборот, они становятся злейшими врагами.