И как раз этот удивительный кусок, когда жильцы поют. Там есть такая вставка всегда у него — „Партия корнет-а-пистона“. И вот этот голос жильцов: „Двери заколочены ржавыми гвоздями, что ж теперь нам делать, жителям с ним? Трудно пробиваться грязным черным ходом, все же, если надо, будем там ходить. Лишь бы быть в согласии, в мире, в благолепье, свод пожарных правил лишь бы соблюдать“.
Это, конечно, сильный привет Окуджаве, его „Песенке о Чёрном Коте“. Но главное, что обыватель-то примирился с этой Стальной Птицей. Ему, обывателю, хоть что. Как совершенно правильно писали Стругацкие: „Просветительская функция зоны ничтожна, и историю человечества не изменит ничто“.
Прочтите „Стальную Птицу“, братцы. Я думаю, что это пророчество Аксёнова о советском проекте и его будущем многое сегодня нам подскажет, потому что с исчезновением Стальной Птицы жизнь становится, может быть, и лучше, а между тем, она всё-таки падает, и падает в том числе и в том, в чём мы живём сейчас и что Аксёнов тоже предсказал.
Услышимся через неделю. А темы лекций можно предлагать по-прежнему по адресу: dmibykov@yandex.ru. Спасибо всем, кто с нами не спит!
17 августа 2015 года (Борис Гребенщиков)
― Здравствуйте, дорогие друзья! Простите, что пришлось вам полуночничать в ночь с воскресенья на понедельник. Я был в командировке. Поскольку связь традиционно плохая, мы решили не портить эфир периодическими разрывами. Я вернулся сейчас, материалы из этой командировки будут постепенно в течение ближайшей недели выходить в «Собеседнике» и в «Новой Газете», подробности там. Очень рад я вас всех видеть и слышать. Спасибо всем за добрые слова. Спасибо всем, соответственно, и за тёплый приём. А теперь, как и водится — что мы будем делать сегодня.
С огромным отрывом при выборе темы победил Борис Гребенщиков. Это, видимо, так прочно его депутаты Госдумы вычеркнули из русской истории, что он вошёл в неё окончательно. 43 заявки пришло на него. Ближайший его конкурент — Сэлинджер — набрал 25. И я с радостью поговорю сегодня о Борисе Борисовиче, потому что он один из очень немногих людей, в чьём присутствии у меня возникало ощущение гениальности, прямо скажем, не вполне обыкновенности, не вполне обыкновенной человеческой природы того, с кем рядом я нахожусь. Очень сильное эмоциональное воздействие — не просто концерт Гребенщикова, а даже телефонный разговор с Гребенщиковым.
Я могу вспомнить в своей биографии трёх людей, которые производили такое яркое впечатление, ну, четырёх, пожалуй: Житинский Александр, о котором тоже очень многие просят рассказать (мы сегодня немножко о нём поговорим, поскольку он был одним из открывателей БГ для широкой публики), Алексей Герман и, пожалуй, Олег Каравайчук. Как-то так случилось, что все четверо, названных мною — питерские люди, но ничего не поделаешь. Даже в присутствии Балабанова у меня не было ощущения, что я говорю со сверхчеловеком; даже в присутствии Кормильцева, которого я считаю лучшим поэтом поколения, и о нём мы тоже поговорим сегодня. Но Борис Борисович — это явление небесное. Действительно пролился к нам такой небесный луч. И я очень рад буду лекцию сегодняшнюю посвятить ему.
А пока я начинаю отвечать на вопросы. Как вы помните, в первом часе это вопросы из форума, а во втором — из почты.
«Вы являетесь пользователем изделия отечественного автопрома, — да, вот оно стоит внизу. — Поделитесь опытом владения и мотивами выбора. И что-нибудь интересного расскажите».
Ничего в этом нет необычного. Я купил эти «Жигули» седьмые в 2000 году. Как сейчас помню, именно им я обязан романом «Оправдание», потому что… Я рассказывал много раз эту историю. Я придумал «Оправдание» году ещё в 1998-м и очень многим людям предлагал этот сюжет написать. И мне все говорили, что это написать невозможно, потому что это будет либо кощунственно, либо неубедительно; и вообще само это предположение, что Большой террор был большой проверкой, художественно никак не может быть обоснованно.
Ну а потом, как сейчас помню, Ирку и тогда ещё годовалого Андрюшу я вёз на дачу и уже перед самой дачей пропорол жестоким образом колесо. Пропорол настолько… Ну, я даже не знаю, что это было, но надо было его менять. А этот «Жигуль» у меня был тогда только, я не знаю, две недели. Я стал это колесо менять и в процессе его замены ещё вдобавок страшным образом расцарапал дверь, потому что я не умел обращаться с этим домкратом жигулёвым. Знаете, там вставляется палка в специальное отверстие (простите за выражение), поднимается это всё. И я решил, что я человек совершенно бесполезный, ни на что не годный. Это был такой кризис самоидентификации. И я настолько возненавидел себя, что понял: если я сейчас не напишу роман, то просто вообще я бросовый тип абсолютно. И я помню сейчас: сел и в тот же день (это было 25 июля или около того, где-то конец июля это был) страниц 15–20, по-моему, я в первый же день и написал. Я начал «Оправдание» писать — и написал его. Это было благодаря «Жигулям».
Потом «Жигули» подбросили мне сюрприз единственный раз в жизни — у них порвался генераторный ремень ровно на российско-украинской границе. Тогда ещё можно было ехать в Крым на машине, и я каждый год это делал. Это случилось два года назад. И там этот генераторный ремень порвался на нейтральной полосе, как вы понимаете, где никто не мог эту машину ни подхватить, ни подтолкнуть. И мы с Михаилом Глебовичем Успенским, Царствие ему Небесное, великим другом, с которым мы каждый год ездили в Крым, впряглись и дотолкали её до украинской территории, где нам очень быстро за 500 русских рублей этот ремень и поменяли. Но впечатление было потрясающее — ощущение какого-то полного провала в небытие между двумя странами, ночью глубокой ещё, под дождём. В общем, было очень интересно.
Машина всегда сулит мне прекрасные экзистенциальные переживания. Я её очень люблю, я к ней привязан. Мне нравится ездить на «Жигулях» — при том, что жена ездит на «Форде». И тоже мне это нравится, потому что я могу с гордостью сказать: я на «Жигулях», а жену зато я всё-таки обеспечил машиной чуть более безопасной. Хотя и эти «Жигули» мне кажутся очень надёжными и главное — очень дешёвыми в починке. За всё это время они серьёзно ломались, может быть, раза два: один раз с тормозами что-то случилось, перестали колодки возвращаться в исходное положение; а другой раз — этот генераторный ремень на нейтральной полосе. Привет «Жигулям»!
Идём дальше, потому что всё-таки у нас преимущественно литературная программа.
«Очень интересно ваше мнение по поводу исторической ответственности мыслителя (философа, политического деятеля) за акции его последователей, пусть даже и умышленно или невинно исказивших истинную суть высказываний. Например, есть ли вина Платона, рассуждавшего об улучшении человечества через госконтроль над рождаемостью, за infanticide в Античной Греции и убийства детей? Ответствен ли Сенека, рекомендовавший избавляться от „неполноценных младенцев“ за реальные действия римлян? На совести ли Sir Francis Galton тысячи евгенических стерилизаций… — и так далее. — Есть ли вина Юлии Латыниной, отстаивающей выгоды социального дарвинизма, в действиях хозяина кафе, выгоняющего человека с особенностями развития из своего заведения?»
Ну, в истории с этим кафе очень долго ещё будут уточняться детали и расставляться акценты. Я не готов сейчас эту ситуацию комментировать. Прежде всего не готов, потому что, если бы это не была сестра Натальи Водяновой, отношение общества, владельца кафе и владельца парка к этой ситуации было бы совершенно иным. Мне кажется (я об этом написал уже в «Профиле»), всё-таки здесь Наталья Водянова могла ограничиться вразумляющей беседой с владельцем этого кафе. А то, что с ним сразу расторгли контракт, закрыли заведение, 15 лет работавшее, и возбудили уголовное дело…
Понимаете, мне кажется неправильной ситуация, когда Следственный комитет всё время регламентирует мораль. Вот он выступает гарантом спасения в ситуации с потерянной или украденной собачкой. В общем, есть очень много ситуаций, когда общество должно воздействовать, а не следственные органы и не карательные органы. За аморальные поступки надо не сажать, тут должно быть какое-то другое наказание.
Вот очень многие спрашивают: «Что надо сделать с Дмитрием Цорионовым?» Я думаю — церковное покаяние. Если не окажется, что нужно принудительное лечение (а такое может оказаться при тщательном обследовании), то церковное покаяние, я думаю. Зачем мы всё время говорим: «Вот Pussy Riot получили „двушечку“. Пусть и Цорионов получит „двушечку“»? Есть очень действенные общественные, религиозные, научные способы коррекции. Почему всё в стране должен решать Следственный комитет? Ведь человека можно посадить, а там просто запытать его. Знаете, как этому несчастному Шангину, которому лили кипяток в нос и в рот. Об этом страшно думать. Я считаю, что карательные органы не могут заниматься общественной моралью.
Теперь отвечаю, собственно, на ваш вопрос. Дорогой yisrael_rosenkreutz, который его задал, мне представляется, что мыслитель любой и писатель любой может нести ответственность за действия своих поклонников только в одном случае — если он внушал им чувство собственной исключительности (неважно какой исключительности: национальной, идеологической, интеллектуальной). Если этот человек так или иначе избавлял их от химеры совести, говоря, что им всё позволено, если он внушал им ощущение своей элитарности, своей избранности — причём избранности не в том смысле, что им ниспосланы великие испытания, а в том, что они лучше всех и им всё позволено, — тогда он несёт полную ответственность за их действия.
А если он требует от них, чтобы они были солью земли и терпели все испытания, которые в этом смысле положены, как Христос, тогда я думаю, что он их честно предупредил и не несёт ответственности. В частности, он не несёт ответственности за Дмитрия Энтео, которому кто-то внушил, что он представляет Божью волю. У меня есть вообще очень серьёзное подозрение, что единственным настоящим смертным грехом является именно это сознание исключительности, это исключительное самомнение, которое есть в сущности отцом всех пороков.