циальном плане для русской литературы вот то одинокое человеческое существование, выход из круга повседневных проблем и выход из ряда — это начало жизни, начало роста.
Но есть ещё и третий аспект, который мне представляется самым интересным, — это аспект социальный. Вот как у Кьеркегора была эта иерархия, где внизу было эстетическое, а наверху религиозное… А многие, кстати, её переворачивают — и тоже получается очень интересно. А вот мне кажется, что социальное в русской литературе наверху, оно самое главное. Почему? А потому, что (вот внимание!) в русской литературе имеет настоящую ценность то, что способно повлиять на жизнь общества. Это общество настолько инертно, настолько болотисто, настолько вяло реагирует на всё, что именно изменить жизнь — это серьёзное достижение.
Вот Горький, характеризуя Ленина, говорит, что лучшее его качество — он помешал жить миллионам так, как они жили до этого. Так вот, одиночество в России, в русской традиции имеет тот социальный смысл, что из одиночек начинают формироваться новые поколения. Или как точнее сказал ещё Достоевский в «Подростке»: «Из подростков создаются поколения». А кто такой подросток? А вот это именно одиночка. Он одинокий, потому что быстрый рост вырвал его из среды, из традиции, из семьи. Русская литература любит таких одиночек и любит показать, как из этих одиночек созидаются новые общества, новые люди.
Строго говоря, с одиночества в русской литературе начинается не столько личностный, не столько религиозный, сколько, как ни странно, социальный рост. Потому что ведь, например, «Воскресение» Толстого — это социальный роман. И «Записки сумасшедшего» Толстого (не путать с гоголевскими) — это социальный текст, ведь там он говорит: «Я показываю вам выход из горящего дома, а вы говорите мне, что я сошёл с ума». Именно указывать пути развития общества, организовывать великие протесты, бунты, начинать какое-то пробуждение массовое должны одиночки. Ведь обратите внимание: у Чернышевского Рахметов абсолютно один; за ним стоят какие-то люди, но он для них гуру, а равного у него нет. Абсолютно одинок Базаров, потому что он окружён эпигонами, прихлебалами, дураками, а равного ему нет. А когда появляется равная — Одинцова, они в ужасе бегут друг от друга.
С одиночества, с преодоления возрастных, поколенческих, социальных границ начинается в русской литературе рост. И вот поэтому, когда вы спрашиваете меня (а таких вопросов довольно много), каким образом следует с одиночеством бороться, я вам скажу, что с ним бороться не надо, с ним, наверное, надо жить. Надо понимать, чётко сознавать, что ваша сегодняшняя неспособность уживаться с людьми — это не социальный аутизм с вашей стороны, нет, ничего подобного, а это просто исчерпанность всех парадигм. Я сегодня по-настоящему уважаю того, кто не может ни с кем общаться, потому что общение — очень часто это заполнение пауз болтовнёй, это…
Ну, как вам сказать? Вот наши ночные с вами эфиры, для меня во всяком случае, они дают мне очень многое именно потому, что это возможность говорить о том, что меня волнует реально. Но обратите внимание: программа-то называется «Один». Потому что единственный способ говорить о том, что тебя волнует, — это говорить в одиночестве наедине со всеми, но как бы не вступая в диалог, как это ни ужасно. Ну, у нас есть с вами какой-то диалог, я отвечаю на письма, на вопросы. Но боюсь, что, работая в режиме диалога, мы бы тянули одеяло каждый на себя, и услышать друг друга мы были бы неспособны.
Истина начинается с одиночества — вот это, мне кажется, самое точное. То есть я ненавижу одиночество в человеческом смысле, мне надо, чтобы кто-то был рядом, но вот единомышленников, грешным делом, я не люблю, мне нравится, когда я ни с кем не согласен. Поэтому я вам желаю удачной семейной жизни и при этом глубокого внутреннего одиночества тогда, когда вы остаётесь наедине с собой.
А мы с вами в очередной раз услышимся через неделю.
17 февраля 2017 года(Антон Чехов)
Доброй ночи, дорогие друзья, братцы. Спасибо, что вы с нами. Сегодня очень большой и такой интересный, на самом деле, разброс в темах лекций. Предлагают, с одной стороны, «Гадких лебедей» Стругацких. Мне самому эта вещь крайне интересна. Для серьезного разговора о ней я думаю объединить ее с «Малышом», которого вы заказывали раньше, я уже пообещал. Я бы, конечно, перечитал повнимательнее, поэтому… Там много сложного; читать надо не только саму вещь, одну из самых эзотерических, скрытных у Стругацких, но, пожалуй, и комментарий Бориса Натановича, в котором много неожиданного. В частности, его утверждение, что москвичи… простите за прекрасную оговорку… мокрецы — это люди из будущего, важные подробности про Зурзмансора, мужа Дианы. Надо посмотреть внимательно, это первое. Вторая тема, на которой я думаю остановиться — это Чехов, конкретно просят «Остров Сахалин» и «Палату №6». С удовольствием. И, наконец, тема, которая меня очень привлекает — тема секса в культуре. Я читал об этом лекцию, меня просят поговорить о лучших сексуальных сценах в мировой литературе и вообще о функции секса в прозе. Один автор даже прямо пишет — странно, что эта тема так вдруг всех заинтересовала — что чем меньше секса в тексте, тем больше его в подтексте и тем лучше это, видимо, получается, поэтому не следует ли вообще табуировать это изображение. Нет, конечно, не следует. Но тем не менее я готов эту тему затронуть.
Есть несколько вопросов по Ариадне Эфрон. Пишут, что я часто называл ее своей любимой женщиной в русской литературе. Да, это действительно так: она мой идеал и внешне, и внутренне, и это для меня очень значимо, поэтому что я могу сказать о ней? Давайте, если она соберет достаточное число голосов, поговорим об Але, потому что она фактически героиня моей новой книги, этого романа «Июнь». Хотя это не совсем она, но я совершенно не скрывал, что имею в виду именно ее в качестве прототипа. Поэтому, если будут какие-то на эту тему заявки, идеи, давайте, пожалуйста. То есть я примерно до половины второго жду окончательно все-таки ваших заявок, для того чтобы сделать из этого какой-то выбор. Почему я хочу, кстати говоря, «Палату №6»? Понимаете, ведь для меня «Палата №6» — произведение аллегорическое, во многих отношениях непрочитанное. Я считаю, что Чехов — не просто последний великий русский реалист, а в таком каком-то высшем смысле предтеча символистов. И поскольку «Палата №6», по-моему, произведение в чистом виде символистское, из которого, собственно, вырос весь Леонид Андреев, в огромной степени Сологуб и так далее — это такая поэтика замкнутых пространств, а чеховская клаустрофобия, по-моему, не подлежит сомнению. Мне интересно было бы поговорить об этом сочинении. С «Островом Сахалин» оно довольно тесно связано, и мы, наверное, этой темы как-то коснемся. Значит, поскольку с большим трудом грузится форум — видимо, это связано с колоссальным (спасибо) интересом к программе — я попробую сейчас его открыть с собственного Айфона, потому что здесь невероятное количество пришедших вопросов заставляет компьютер регулярно зависать.
Начинаю отвечать сначала, как всегда, на вопросы форумные, хотя то, что приходит в письмах, как всегда, несколько интереснее. Мне, кстати, очень понравился на этот раз пришедший в одном из писем вопрос «Как бы вы рекомендовали лечить ячмень на глазу?» Спасибо вам, конечно, господа, за доверие, потому что, знаете… Я понимаю, что это задано отчасти пародийно, но это, понимаете, отличать бытовые вопросы и, если угодно, такие онтологические от чисто литературных я бы не стал, как давно уже не отличаю, скажем, чистую лирику от политической. Потому что все это единый поток жизни: кого-то волнует литература, а кого-то — ячмень на глазу, ничего не поделаешь.
«Прочитал в книге Копелева «Хранить вечно» о молодежной организации 1920-х гг. Эти большевики-ленинцы боролись за революцию против «самодурства сталинских жандармов, связным центром был Эммануил Казакевич. Кто были эти борцы? Почему не боялись сопротивляться?»
Я не помню совершенно, хотя книгу Копелева как раз читал, упоминаний там о Казакевиче. Но в любом случае таких молодежных организаций было много. Причем в конце 1920-х их было меньше, а вот после войны, в 1940-1950-х гг. молодежное сопротивление было практически широким, всеобщим. Достаточно вспомнить описанную Синявским довольно убедительно в повести «Суд идет» молодежную организацию, дело молодых коммунистов, которое в 1949 году было раскрыто; достаточно известная история тайного общества Анатолия Жигулина, из которого, кажется, он один выжил (в «Черных камнях» оно описано). Молодежь сопротивлялась. Почему она не боялась, могу вам сказать. Страх — интересная такая штука, Андрей. Страх приходит тогда, когда все-таки еще зажим не окончателен. Страх приходит тогда, когда есть шанс. А вот когда нет шанса, когда полный тупик, тогда уходит. Да, вот мне тут же, сразу подсказывают на почту: «Соломенная лампа» в Тбилиси, участником которой был Окуджава, и Окуджаву успели предупредить об облаве, и он кого мог предупредил и сам уехал в Москву, сбежал, и там его не нашли. Есть такие шансы тоже. Когда, понимаете, страх переходит некоторую границу, вместо него появляется или апатия, или насмешка. Я очень люблю цитировать этот пример из Алексея Н. Толстого в «Союзе пяти», когда после распада Луны сначала безумно все боялись, а потом, когда Луна разлетелась на части, все пришли в состояние такой почти эйфории. И когда «Союз пяти» заседал в своем дворце, вошел молодой человек и сказал: «Подвиньтесь, нам нужно здесь устроить танцпол…» [«Помещение нам нужно под клуб; нельзя ли будет очистить?»] В какой-то момент становится все равно. Вот это тот случай, когда не надо перегибать, понимаете, потому что в какой-то момент в обществе отвращение становится сильнее страха, в том числе отвращение к себе. А в России такое бывало неоднократно и в некотором смысле происходит сейчас.
«Расскажите о вашем отношении к объединению РНБ и РГБ».
Понимаете, сейчас уже Минкульт открестился от этого проекта, но если бы таких планов не было, скажите на милость, за что было увольнять Татьяну Шабалину, главного библиографа? А это не единственный главный библиограф, их там, как сообщили, около 30 сейчас. Но даже если так, неприемлем абсолютно по тональности комментарий Министерства культуры «работать надо, а не по пресс-конференциям бегать». Ну поучите нас еще, да? Давайте вы вот с этой интонацией будете нас учить работать нам или по пресс-конференциям бегать. Вы сначала сама хоть день поработайте на благо