Я больше люблю Рубину более раннюю — времён, скажем, «Камера наезжает» («Глаза героя крупным планом» она теперь называется), или, скажем, чуть более позднюю, времён «Синдиката». Но «На солнечной стороне…» — всё равно замечательная книга. И вообще Дина Рубина — очень хороший прозаик.
«Понравился ли вам сериал «Таинственная страсть»?»
Нет. И не мог понравиться.
«Я прочитала «Зелёный шатёр», мне понравилось. Не могли бы вы сказать пару слов о своём впечатлении?»
Кстати, вот завтрашняя встреча с Улицкой, которая будет в «Прямой речи»… Даже волшебной слово «ОДИН», я боюсь, не поможет, потому что там уже люди, судя по продаже билетов, сидят на головах. Но мы выложим, вот это я обещаю. Там будет Улицкая в серии «Литература про меня». Мне очень нравится «Зелёный шатёр» именно своей нарративной оригинальностью. Понимаете, вот как крыша, крытая шифером, там куски этих воспоминаний временами перекрываются. И вот эти точки перекрытий, когда одно и то же событие глазами разных людей, они мне симпатичны. Это действительно как такой зелёный шатёр, как шалаш.
Но, конечно, большинство героев этой книги вызывают у меня стойкую неприязнь, потому что о диссидентском движении семидесятых годов я сужу, во-первых, по личным воспоминаниям (всё-таки эти люди бывали у нас дома, я бывал в их домах). А во-вторых, роман Кормера «Наследство» кажется мне в этом случае, в этом смысле, что ли, более трезвым, более жёстким, скептическим. Блистательная книга, всем вам её рекомендую.
При этом художественные достоинства книги Улицкой — для меня вне сомнений. А вот отношение к этим людям — в основном к советской элите, кстати говоря, ну и к интеллигенции — оно у меня двойственное. Там было много людей, которые упивались правотой или, как сказано у Пастернака, «покупали себе правоту неправотой времени». Это раздражает. Вот Войнович вспоминает этих огнеглазых и непримиримых диссидентов, которые считали трусами всех, кто ещё жив. Мне кажется, что… Хотя у Улицкой тоже ведь довольно трезвый взгляд на вещи. Просто она любит этих людей, потому что она жила среди них. В любом случае «Зелёный шатёр» — это очень важное, очень полемичное и очень неоднозначное высказывание.
«Много лет назад судьба свела меня с Геннадием Алексеевым, мастером верлибра. Я знал его лично, и отношение к нему у меня особое. Как вы оцениваете его творчество со стороны?»
Знаете, проза его на меня как-то сильнее действовала, его такие полуфантастические романы странные. Но верлибристом он был, конечно, замечательным и, кроме того, замечательным художником. Вот как раз в доме Житинского висело несколько его картин. И Геннадия Алексеева одним из первых он в «Геликоне» издал. Да, Геннадий Алексеев был замечательным, конечно, сочинителем и прежде всего очень ярким человеком.
«Мне понравились романы Манна «Будденброки» и Голсуорси «Сага о Форсайтах». Посоветуйте пожалуйста пять-шесть романов с таким же классическим повествованием».
Ну, эти романы объединены не неспешным повествованием, а темой распада семьи. Это один из важных сюжетных архетипов XX века. Вот «Дело Артамоновых» Горького, которое сделано, конечно, под влиянием «Будденброков», — это его давняя мечта, как он говорит, «коротко написать большой роман». Из больших, масштабных эпосов о семейном распаде — это, как правило, романы с фамилией героя в названии.
Самая, по-моему, выдающаяся книга — это «Семья Тибо». Вообще Роже Мартен дю Гар своего «Нобеля» заслужил. Мне кажется, что это писатель очень высокого класса. И «Семья Тибо» — это совершенно драгоценный для меня роман, потому что, во-первых, невероятно обаятельна личность Антуана. И наверное, Рашель — самая очаровательная героиня французской прозы. В России таких женщин в литературе просто не было. Ну, может быть, потому, что, как там сказано в одном из самых прелестных эпизодов, «на лице её было написано наглое радостное желание». Она прелестна, конечно, эта Рашель, в этом шлеме рыжих волос и красном своём халате.
Да и вообще «Семья Тибо» — роман увлекательный, понимаете. Вот нельзя этого отнять. И конечно, это тонкая ненавязчивая хроника главных убеждений и заблуждений XX века. Но в чём их прелесть? Тибо — герои романа — они ведут себя так, потому что они пропитаны атмосферой эпохи, а не потому, что они читают газеты, говорят о политике, ждут войны. Понимаете, там нет политизации. Там есть влияние политики на психику опосредованное, осторожное. Там есть влияние атмосферы на жизнь, а нет грубых и прямолинейных связей.
Мне вообще кажется, что Мартен дю Гар — последний большой психолог, последний настоящий психолог европейской прозы. Хотя он традиционалист, и романы его очень традиционные, но последняя его книга, незаконченная, вот этот «Дневник полковника…» (забыл, как он называется, сейчас уточню), она незавершённая. И она, прямо скажем, более авангардная, значительно — там эксперименты с природой времени всякие. А конечно, «Семья Тибо» — это роман гораздо более традиционный, и вместе с тем он гораздо авангарднее, глубже, интереснее, чем, как мне представляется, «Сага о Форсайтах». «Сагу о Форсайтах» я никогда не мог полюбить, никогда не понимал, что в ней хорошего. Вот «Конец главы» Голсуорси мне кажется гораздо более интересным.
«Какое ваше отношение к событиям Февральской революции и к фигуре Николая Второго?»
Завтра… ну, не завтра, а через неделю выскажусь, когда буду говорить о «Красном колесе». Но в принципе моё отношение к Февральской революции осторожное, сдержанное, в целом скорее позитивное. А отношение к фигуре Николая Второго — тут сострадание к этой личности таково, что теряется на его фоне всякое высказывание.
О юморе телевизионном могу сказать одно: не смотрите, просто это не нужно.
«Как вы относитесь к исторической публицистике Александра Бушкова?»
Мне кажется, лучше ему писать романы, вроде «Охоты на пиранью». Историческая его публицистика отличается удивительной произвольностью, пристрастностью. И в общем, это не очень интересно.
Поговорим через три минуты.
НОВОСТИ
― Продолжаем разговор. Оказывается, последний роман Мартен дю Гара (я уточнил) — «Дневник полковника Момора». Издан по рукописям, так и не завершён. Он вообще писал достаточно медленно.
«Какие мультфильмы произвели на вас наибольшее впечатление во взрослом возрасте? Меня вот потряс мультфильм «Трагедия человека».
Ну, знаете, мне больше всего нравится из того, что я видел за последнее время, «Трио из Бельвилля», по-моему. Ну и естественно, того же автора замечательный совершенно вот этот по старому сценарию «Фокусник», «Иллюзионист». Мне очень нравится «Красная черепаха». Ну и «Тоторо» мне нравится. Ну, Миядзаки вообще милый, но «Тоторо» — это всё-таки… Знаете, он так на меня похож! И так долго этот плюшевый Тоторо был в семье любимой подушкой и большой радостью, и до сих пор украшает собой шкаф в комнате дочери. Считается, что это такой плюшевый Быков. Я раньше его купил, не зная этого мультфильма, я его посмотрел уже позже. «Тоторо», конечно, для меня один из самых таких, я бы сказал, глубоко личных фильмов. Ну и «Красная черепаха», конечно — да, это шедевр. Ещё мне очень нравится мультфильм «Старая дама и голуби». Он такой прелестный!
«Писательские приёмы, такие как отсылки к массовой культуре, — это способ коммуникации с читателем? Они нужны для понятности или это такой способ заискивания?»
Ну, видите, как вам сказать? Я считаю, что игры с массовой культурой — это необходимая часть современной прозы. Без этого, во-первых, тебя всё-таки не поймут. Во-вторых, понимаете, надо знать среду и чувствовать её. Мне глубоко отвратителен масскульт, но, видите ли… Вот, скажем, «Молодой Папа» — это массовая культура? Да. Но, к сожалению, именно в «Молодом Папе» какие-то очень тонкие движения воздуха угаданы.
Почему я считаю, что масскульт иногда является более чётким барометром, чем литература высокая? А потому, что человек там не заслоняет, автор не заслоняет реальности. Он слишком ничтожен, слишком бездарен, чтобы… Поэтому литература плохая, графоманская часто больше говорит о времени, чем литература качественная. Читаешь Куприна или Андреева — и видишь Куприна и Андреева. Читаешь Гиппиус — видишь эпоху. Гиппиус — плохой прозаик, по-моему. И «Роман-царевич», и «Чёртова кукла» — это никуда не годится. Рассказы — тем более. Но эпоха видна, потому что авторская гениальность её не заслоняет.
«Спасибо за наводку на «Дело Горгоновой». Фильм стал доступен с приемлемым дубляжом. Очень добротный и долгоиграющий».
Да Маевский вообще отличный режиссёр. Спасибо и вам, Юра. А особенное спасибо вам за книжки, которые вы мне присылаете. Юрий Плевако — один из самых постоянных и таких, что называется, prolific, fruitful читателей, плодотворных. Он всегда помогает какими-то замечательными пособиями.
«Мы знаем до деталей, как движется мысль Сальери, но не знаем, как думает Моцарт. Это задумано так?»
Да, конечно, это входит в авторский замысел, потому что, видите ли… Ну, почему? Потому что Сальери занимается непрерывным самооправданием, а Моцарту это не нужно. Мы знаем, как движется мысль Моцарта, в принципе. Он рефлексирует перед нами. Но у Моцарта нет разницы, что он говорит вслух, а что для себя; его совесть чиста. А Сальери всё время выдумывает своей зависти высокие оправдания: «Я рождён [избран, чтоб] его остановить — не то мы все погибли». Ну, ясно же, какова здесь логика.
«Барри Линдон» Кубрика — это история воспитания чувств? Зачем режиссёру декорации XVIII века?»
Нет, я думаю, что в наименьшей степени воспитание чувств. Ну, если хотите, Андрей, тоже об этой картине можем поговорить. Я её давно не пересматривал. Мне нужно вообще бы Кубрика всего пересмотреть. Но это не роман воспитания, ни в какой степени. А вот что это? Здесь мне надо подумать.
«Что для вас означает слово «расчеловечивание»?»
Для меня? Избавление от имманентных человеку, очень важных для него психических и эмоциональных реакций, отказ от эмпатии, от сострадания, от постановки себя на чужое место, то есть отказ от эмоциональной сферы, прежде всего. Для меня человек — прежде всего тот, кто сопереживает, ну, во всяком случае тот, кто сочувствует.