Поэтому, извините, но никак я не могу с вами согласиться, ну просто из личного опыта. Понимаете, я в отношениях с женщинами был очень разным, и иногда отвратительным (и я это осознаю), но это не всегда была моя личная инициатива. Иногда — да. А иногда эта отвратительность была просто востребована, приятна, необходима и так далее.
«Почему в «Египетской марке» у Парнока есть странный двойник — ротмистр Кржижановский? Зачем он автору?»
Ну, потому что Парнок не знает, зачем он живёт, а Кржижановский — это человек, который твёрдо стоит на земле, который для эпохи органичен. Это такой немножко выморочный и немножко изменённый конфликт российской литературы, в котором сверхчеловек конкурирует с лишним человеком или конфликтует с маленьким человеком. Это немножко, мне кажется, знаете, отражение ситуации «Станционного смотрителя», где есть красавец-офицер, а есть жалкий Вырин, станционный смотритель. И у Мандельштама это, естественным образом, есть. Ротмистр Кржижановский — ну, это отражение, кстати, «Двойника» Достоевского с двумя Голядкиными: один Голядкин знает, зачем живёт, а другой всё время доказывает своё право на существование, и у него не получается. В любом случае ротмистр Кржижановский — это его антипод, двойник, продолжение двойнической линии петербургской прозы.
«Перебирал обойму вопросов, как-то они не совсем оформлены. Помню ощущение настоящей тёплой жизни в книжках Раисы Торбан. Знаете ли вы её книги?»
Не знаю, к сожалению, Саша. Я теперь посмотрю и буду знать.
«Мы — поколение «радиодетей». «Приходи, сказка!», КОАПП, «Клуб знаменитых капитанов», «Театр у микрофона», музыкальные передачи, даже «С добрым утром!». Застали ли вы это время и что о нём думаете?»
Саша, застал. И даже больше того — я участвовал немножко в этом радио, в детском радио, в передаче «Ровесники». И как всегда, Комарова — создательница этой программы — она по-прежнему мой слушатель (дай Бог ей здоровья) и мой постоянный советчик, Лилиана Комарова, которая научила не одно поколение.
Понимаете, всё-таки из «Ровесников», как из «Wise Child» в своё время у Сэлинджера, выросли не самые плохие люди. Андрей Шторх, который сейчас представитель «Реновы», а до этого спичрайтер Ельцина и журналист ельцинского пула, очень талантливый. Евгения Альбац. Моя учительница английского Алла Адольфовна Година. Привет вам, Алла Адольфовна! Андрей Комаров, журналист. Да многие замечательные люди вышли оттуда. Владимир Вишневский. Понимаете? Всё наше.
Да, мы — «радиодети». Мы делали эти программы и мы на них росли. Даже «Пионерская зорька» иногда была очень милой, а «Ровесники» так уж просто была замечательная программа. Я, конечно, когда-нибудь дождусь, а если не дождусь, то добьюсь её возрождения. Потому что у меня, знаете, есть такая идея, Саша (кстати, не только к вам обращаюсь, а ко всем, от кого это зависит): дети должны делать детское радио и детские телевидение — не молодёжное, а детское. Потому что отвертеться от ребёнка-корреспондента очень трудно, нахамить ему и выгнать его ещё труднее. Я за то, чтобы передачи для подростков делали подростки.
Что касается «Клуба знаменитых капитанов», КОАПП и прочих прелестных радиопроектов. Ну, сейчас на коротких волнах они все могли бы существовать в режиме FM. FM — ведь это непаханое поле в сущности. Почему я верю в то, что это когда-то возродится? Это ведь не от хорошей жизни люди делали. И «Клуб знаменитых капитанов», и КОАПП, и «Ровесники» — это были формы существования людей, вытесненных в детскую нишу.
Что, Дубровицкий не мог быть взрослым журналистом? Да прекрасно мог бы! Он вообще с детьми-то обращался, как со взрослыми. И Орлов, и Мензелинцева — вся детская редакция с нами говорила, как будто мы были их ровесники. И Ленка Терёшина… Привет тебе, Ленка! Она сейчас в Лос-Анджелесе живёт, как и многие. И Саша Бархатов. Это всё, вот вся эта детская редакция радиовещания — она общалась с нами, как со взрослыми. И это правильно. Кстати говоря, и Игорь Минутко в то же время писал свои сочинения о детях, и Зюзюкин тоже писал их, и Крапивин, безусловно. И писали их как о взрослых: взрослые конфликты, взрослые проблемы, даже взрослая абсолютно любовь.
И мне кажется, что вот вытеснены эти люди были именно потому, что такой серьёзный подход к жизни во взрослых передачах не практиковался, насаждался инфантилизм, ложь, конформизм — ну, глупости всякие! Понимаете? А мне кажется, что это несерьёзно. Мне кажется, что сейчас надо то же самое попытаться делать — надо попытаться вот этих людей, вытесненных как бы из взрослой журналистики, попытаться их мобилизовать на что-то детское. Так и получается, кстати. Поэты существовали в ранге переводчиков. А Григорий Остер, например, мне… Я помню, как мне Дидуров говорил: «Если бы Остер не занялся детской поэзией, это был бы поэт уровня Серебряного века». И я как постоянный читатель многих его взрослых стихотворений и, скажем, большой поклонник его песни о трубаче…
Как только медь его трубы
звенела за спиной.
А после боя у костра,
где раны, кровь и стон,
Он говорил: «Ну, как игра?»
И улыбался он.
Я знаю, что это крупный взрослый поэт, но вот он вытеснен в эту детскую нишу и делал свои гениальные детские вещи. И Сапгир — то же самое.
То есть вот сейчас детская радийная, какая угодно культура будет делаться опять, потому что опять появляются невостребованные гении, которым нигде, кроме детского мира, места нет. И я надеюсь, что мы доживём до этого нового всего. Очень боюсь, что отсутствие сейчас детского радио… Есть малышовое всякое радио, но серьёзного детского нет. Это временное явление. Уверяю вас, будет ещё и свой «Клуб знаменитых капитанов», и свой КОАПП, и свои «Ровесники». «Ровесников» уж точно я когда-нибудь сумею возродить.
«Как вы думаете, был ли христологической фигурой сам плотник (как любил называть его Мацих) до тех пор, пока к делу не подключился апостол Павел?»
Думаю, что был. Иначе с какой бы стати апостолу Павлу подключаться?
«Всю свою жизнь был заядлым книголюбом, но желание читать резко пошло на убыль. Может ли возникнуть пресыщение литературой? Или это начало старческого слабоумия? Что до лекции, то голосую тоже за Гауфа».
Будет Гауф в следующий раз, клянусь! Что касается отказа от чтения — это естественная вещь, понимаете. Если вы начинаете видеть, до какой степени бесполезна литература, презираема литература, до какой степени она не может вернуть обществу нормальный климат моральный — ну конечно, вы не будете читать. А что толку-то? Как говорил председатель Мао: «Сколько ни читай, умнее не станешь». И надо вам сказать, что при председателе Мао количество прочитанного было скорее, так сказать, отрицательным качеством, скорее балластом на ваших ногах. Если вы читаете и ничего не делаете — ну, естественно, вы начинаете ненавидеть сам акт чтения. Такое бывает.
«Вы можете мне не поверить, но я, закоренелый диссидент и оппозиционер, рада новому закону, освободившему «санкционников» от уплаты налогов».
Да, Алла Петровна, я тоже рад. Я вообще за откровенность. Чем откровеннее всё, тем быстрее наступают благотворные перемены.
Услышимся через три минуты.
НОВОСТИ
― Продолжаем разговор. Очень много политических вопросов. Но, видите, я эти проблемы пытаюсь освещать в колонках, а здесь мне хочется сделать такой уклон скорее литературный.
Ну, как я отношусь к «Евровидению» и к решению насчёт «Евровидения»? Прежде всего, то, что так колоссально раздувается в России ситуация вокруг копеечного, в общем, конкурса — это отражение современной ситуации, когда реальных достижений, которыми можно было бы гордиться (ну, кроме, может быть, президентства Трампа), очень мало. Мне кажется, что рассматривать все конкурсы, спортивные соревнования, научные олимпиады и прочее как частные случаи холодной, а то и горячей войны — это опасная тенденция.
Во-вторых, я много раз говорил о том, что ситуация с Самойловой будет непременно интерпретирована как предел цинизма, жестокости и бесчеловечности вне зависимости от того, что произойдёт на «Евровидении», как и любая ситуация, кроме победы. Мне не совсем понятно, почему на эту провокацию откровенную так повелось СБУ. Мне представляется, что в данном случае, конечно, была попытка показать со стороны Украины, что закон есть закон, исключений из него не бывает. Ну, олимпийское движение, соревновательные любые проекты, кинофестивали — это, мне кажется, должно всё-таки создавать некоторую экстратерриториальность. То есть вот это происходит не в Украине, не в конкретной Украине, а это происходит в некоторой части Европы. Следовало бы, наверное, по-европейски здесь себя и повести. То есть это, по-моему, ошибка.
Замечательная идея с дистанционным выступлением, потому что мне кажется, что транслируется-то ведь дух, буквальное присутствие необязательно. Но мне возразят, что при этом исполнитель теряет харизму. Мне кажется, что оптимальным выходом из ситуации, как об этом писал мой друг Юрий Володарский, замечательный критик украинский, киевский, замечательным выходом из этой ситуации было бы тихое и без скандала выступление на «Евровидении», обычное, которое бы по обычным критериям и рассматривалось.
Я не думаю, что в Украине сегодня многие люди способны действовать разумно. Большинство из них действует по зову эмоций, это понятно. Идёт война, которая дорого очень стоит Украине, которая чрезвычайно сильно истощает и человеческий, и финансовый её капитал. И в общем, эта война сказывается не лучшим образом на менталитете нации, как оно очень часто и бывает. Вот это довольно наивное убеждение Достоевского и его последователей, что война — это всегда большая радость, что война обязательно приводит к торжеству морали. Не всегда она к нему приводит. Она приводит, наоборот, к тому, что национальные болезни загоняют вглубь, а торжествуют довольно всё-таки… Как бы вам сказать? Довольно специфические качества.