ик, и как мыслитель. Поэтому для меня «Азазель» — это уже диалог со Стругацкими. Я считаю, что это диалог исключительно плодотворный. Вообще полезно быть со Стругацкими в диалоге.
«В советское время, хотя американский капитализм был врагом, всё-таки капиталисты-северяне считались «нашими» по сравнению с южанами, ведь рабовладельчество — явное зло для советского человека. Что-то мне кажется, что в сегодняшней России симпатии отдаются южанам. И даже флаг Новороссии напоминает флаг армии Теннесси. Кирилл».
Кирилл, хорошая догадка. Понимаете, то, что симпатии принадлежат южанам — это совершенно очевидно, потому что южане — архаики. И собственно «Унесённые ветром» (о чём ещё и Бродский говорил), они посвящены ровно той же проблеме, что и «Тихий Дон». Я много раз, кстати, говорил: попробуйте себе представить плакат из «Унесённых ветром» как рекламу «Тихого Дона». Никакой разницы. Даже, так сказать, картина одна и та же, когда Григорий несёт на руках умирающую Аксинью, а Ретт Батлер — вполне себе живую Скарлетт. Такие похожие усачи — что Пётр Глебов в роли Мелехова, что Кларк Гейбл в роли Батлера. Не вижу разницы. Да и Быстрицкая очень похожа на Вивьен Ли.
Просто для меня эта история о южанах — это ведь не только история об архаике. Понимаете, южане себя считают более духовными и менее прагматичными. И, в отличие от таких патриотов-почвенников в России, они имеют для этого некоторые основания. Всё-таки южане дали великую литературу. Северяне — нет. Северяне много чего другого дали. Они дали великую драматургию, например, очень интересный Голливуд. Хотя это вообще Калифорния, отдельная история (калифорнийцы воевали на обеих сторонах), но всё-таки, конечно, кино — это изобретение северян. И психологическая драма американская, и американский социальный роман (драйзеровский, например), и американская культура хоррора (Стивен Кинг, штат Мэн) — это в значительной степени изобретения северян.
А вот литература великих страстей, так называемая южная готика, в отличие от северной, где зло находится не вне человека, а лежит в нём, — литература Фолкнера, Капоте, Маккалерс, Юдоры Уэлти, Фланнери О’Коннор (что я буду перечислять родные для нас всех имена?), фолкнеровская литература — это всё Юг. И поэтому южная культура кажется мне не то что глубже, понимаете, а трагичнее северной. Это великое дело — её такой трагизм. Поэтому, конечно, южане гораздо интереснее, чем то, что мы себе представляем. Но обожествление архаики, да, заставило сегодня действительно с большим сочувствием смотреть на южную школу.
«Приобретите профессиональную гарнитуру для компьютера».
Спасибо, дорогой bastian. Уже.
«Есть ли, с вашей точки зрения, шанс кристаллизации в недрах оппозиции некоего конгломерата, могущего противопоставить что-то реальное на выборах президента?»
Ну, видите, раньше мне казалось, что надо не противопоставлять Путину какую-то другую фигуру, а надо противопоставить ему охлаждение и равнодушие к Путину. Надо, так сказать, не мстить, не сводить счёты, а попытаться просто жить без. Так мне казалось. Но сейчас, когда я вижу, что этого явно недостаточно, потому что «зверь» готовится к прыжку (под «зверем» я понимаю всю систему силовиков), и явно совершенно они не намерены сдаваться, даже прекрасно поняв свою анахроничность, ну, видимо, вот этому люденскому новому поколению надо найти какие-то способы просто формирования альтернативы, вот и всё, а не борьбы. Альтернатива не есть борьба.
Может ли сформироваться что-то альтернативное? Оно уже сформировалось. Поэтому люди так испугались того, что случилось 26-го. Они попытались объяснить это всё романтизмом и энтузиазмом школьников, попытались обозвать это «школотой». Сотый раз повторяю: те, кто так говорят, ничего не понимают. Ну, глупые люди, расписывающиеся в своей глупости. Это не школота. Это молодёжь, безусловно, но это просто новые люди. Вот и всё. Новые люди — необязательно молодёжь. Они пришли, они родились. Им надоело. Они будут и дальше искать разные способы борьбы.
Тут у меня, кстати, спрашивают, как я отношусь к акции 12 июня. По-моему, это гениальное решение, потому что право выйти в свой День свободы, в свой День независимости на улицы — это естественное право каждого гражданина, его право размахивать при этом российским флагом. И все разговоры о том, что не имеют права люди собираться публично в День независимости… Простите, а что тогда празднуется, если не День независимости? День независимости — это повод выйти на улицы и праздновать. Гениальное решение! Я считаю, что возразить здесь абсолютно нечем. Конечно, что-то кристаллизуется. Кристаллизуется не враждебность, а безразличие ко всей этой ерунде, которую говорят по телевизору.
«Был такой поэт Геннадий Айги. Известен ли он вам?» Ну, как же не известен? Помилуйте! Кому не известен Геннадий Айги? Кстати говоря, один из основных кандидатов на Нобелевскую премию просто, извините меня. «Его стихи — это авангард? Не могу схватить ни ритм, ни музыку. Не могли бы вы рассказать вкратце об этом направлении русской поэзии?»
Понимаете, верлибр (не надо путать его с белым стихом, потому что в белом стихе есть размер) — это не только Геннадий Айги, а это огромная школа. И верлибр бывает иногда и с элементами рифмы, и с созвучиями всякими музыкальными, с аллитерациями — с чем хотите. Верлибр — это не просто проза стихами. И Айги — совсем не проза. Свободный стих представлен в России замечательными образцами. Это и верлибр Юнны Мориц, которая писала тогда превосходные стихи. Вот это:
Швабры осенних сосен
Шаркают в Конотопе.
Ещё не топят…
Помните?
Ведь нет колбасы на Луне,
И всё же она остаётся планетой.
Ну и так далее. Или:
Молодой, двадцатидвухлетний
Марихуановый хиппи,
тощий как жердь,
бледный как смерть,
вынимает свои стихихиппи —
стихи, добытые химическим путём
из секреции Лукреции Борджиа.
— Вот, прочтите, — он мне говорит
любезным, железным голосом, —
был я паинькой, этаким заинькой,
но однажды меня просквозило —
и вселилась в мою оболочку
потусторонняя сила:
не хочу, а она диктует,
без рифмы, правда, одни верлибры…
Ну и так далее. Я не буду целиком читать. Просто чтобы вы убедились, что я это помню. Или совершенно гениальные стихи Давида Самойлова — «Свободный стих»:
В третьем тысячелетье
Автор повести
О позднем Предхиросимье…
Ну, я тоже не буду это наизусть читать. Поверьте мне, я помню эти стихи, просто не хочу их искажать. Стихи о том, как в его повести Пушкин будет приезжать во дворец в серебристом лимузине с крепостным шофёром Савельичем.
Свободный стих… Как правильно говорил Самойлов тот же: «Отойдите, непосвященные». Это высшая форма владения стихом — написать без рифмы и без размера так, чтобы это всё-таки были стихи. Это всё равно что пройти над ареной по канату, но без каната, вообще ни за что не держась, даже без шеста. Это надо уметь, конечно. Это особый род словесного искусства, довольно тонкий. Поэтому я к верлибру отношусь положительно весьма, хотя моё отношение здесь ни на что не влияет. У меня тоже есть несколько верлибров, но не буду их читать.
Но одно я могу сказать совершенно точно: мне не близко творчество Геннадия Айги. Это только моё личное отношение. Я не люблю его. Мне кажется, что этот человек, безусловно, замечательный поэт, но вот это абсолютно не моё. Мне видится в этом какая-то экзальтация такая болезненная. Ну, может быть, в нём есть какой-то очень сильный… Ну, вы же знаете, что он был представителем какой-то северной народности (не вспомню сейчас точно, какой именно), но он действительно очень фольклорен. И может быть, я не все иероглифы этой фольклорности там считываю. Но мне Айги близок гораздо менее, нежели сын его, замечательный композитор, Алексей.
«Нужно ли читать русскую классическую литературу, если она неинтересна? Сам я получил прививку от этой литературы, которую заставляли читать в школе. И нужно ли заставлять детей читать? Не получится ли так родить только нелюбовь?»
Послушайте, конечно, не нужно. Да боже упаси! Да кто вам сказал? И если вам не нужна русская классическая литература, то и слава богу, нам больше достанется. Просто вы в силу разных причин не доросли, понимаете. Ну, дорастёте. Когда рука потянется — тогда и надо. Это же, понимаете, как собака, как целебная травка. Нужно вам это или не нужно? Это только голос сердца, голос читательского вашего запроса.
«Быков, после того как вы вместе с Плющевым, Альбац, Пархоменко, Шендеровичем и прочими плюнули в лицо всем, не только питерцам, но и всей России, оболгав нас, что мы скорбим по погибшим в теракте исключительно за 400 рублей и по принуждению выходим на митинги, как долго после этого вы намереваетесь проживать в России? Чемодан, вокзал и на хрен! На историческую вашу родину. Нам в России такой цинично-лживой и подлейшей мрази не надо. Вопрос понятен?»
leomosk12, ну чего же тут непонятного? Вы мой сладкий зая! Понимаете, вы даже сами не понимаете, какой вы сладкий зая. Мне кажется, что при личной встрече я бы вам быстро объяснил, какой вы сладкий и почему вы зая. Вы такой удивительно наглядный пример… Ну, я бы сам не выдумал такого. Вы, во-первых, научитесь уважительно разговаривать. Понимаете? Уважительно, корректно, я бы сказал — даже где-то любовно. Любить надо врагов своих.
Во-вторых, научитесь не врать. Ну, что вы врёте? Где и кто вам говорил, что люди скорбят исключительно за 400 рублей? Говорили о том, что были попытки организовать коллективную скорбь, и что эти попытки оскорбляют мои чувства. Смотрите мою колонку «Скорбь и оскорбление». А приписывать мне то, что вы говорите, и с этим же полемизировать — значит лгать.
И вы лжёте так