делала. Хотя южная готика, да.
А! Слушайте, забыл совершенно. Конечно, из всех рассказов Капоте (ну, это ещё конец сороковых) самое лучшее, что он вообще в жизни, по-моему, написал, помимо «Мириам», — это рассказ такой «Дерево ночи» («A Tree of Night»). Ох, страшная какая вещь, мощная! Ну, тоже триллер. Безумие чистое! И конечно, довольно такой мощный и всегда меня до слёз доводящий рассказ «Children on Their Birthdays» («Дети в день рождения»). Да, пожалуй, это из американской новеллистики самое лучшее. Я почему об этом говорю с такой охотой? Потому что я сейчас среди этого живу.
«Что вы думаете об осуждении Дмитрия Дёмушкина?»
Понимаете, меня вот спросили в прошлый раз, как я отношусь к людям, которых я защищал, а они вместо благодарности призывали всякий гром на мою голову. Среди русских националистов таких довольно много. Считаю ли я, что Дёмушкина надо защищать? Безусловно. Понимаете, творящееся беззаконие касается всех и может коснуться всех. Когда человека сажают за две фотографии в соцсетях — ну, это просто на наших глазах происходит катастрофа. Я думаю, что они боятся националистов. Им кажется, что это единственные, настоящие и самые убеждённые их враги. Но в борьбе не все средства хороши. «В любви и на войне все средства хороши». Нет, не все, это не так. И как бы я ни относился к Дёмушкину (а моё к нему отношение, как вы понимаете, довольно неровное), совершенно очевидно, что да, на наших глазах произошло беззаконие. И нужно делать всё возможное, чтобы приковывать внимание страны к этому беззаконию.
Понимаете, в России случилась такая интересная, что ли, подвижка, довольно странная: люди начинают гордиться тем, что с ними можно сделать всё что угодно. В этой своей трусости или исторической пассивности, в этой дикой слабости они видят какой-то предлог для гордости — национальной, эмоциональной, какой хотите. Есть такая концепция, что «русский солдат не дорожит жизнью, поэтому он самый лучший солдат». Один подонок, я помню, писал, что «русская война — это жатва, и солдат чувствует себя колосом». Ну, вот пусть он сам почувствует себя колосом, а я на него посмотрю.
Другая версия, что «мы воздерживаемся от участия в истории, нас не привлекают выборы, нам не интересна политическая борьба, а нам интересно самосовершенствование». Ну, если бы вы занимались в это время совершенствованием, сидели бы, глядели в пуп и медитировали, то это заслуживало бы всякого поощрения. Но вы же вместо этого лежите на диване и смотрите не в пуп, а в телевизор, и не медитируете, а кайфуете от того, какие там дураки и фрики.
Поэтому вот эта историческая пассивность мне кажется просто признаком, если угодно, морального разложения, деградации, агонии. «Вот с нами можно сделать всё что угодно, потому что мы самые духовные». Ну, что это такое? «Нас можно выселить из наших домов». Тоже я совершенно солидарен с теми, кто пишет, что информационная кампания мэрии полностью провалена. Понимаете, до какого состояния надо довести людей, чтобы вот эта конурка кума Тыквы представлялась им оптимальным обиталищем, чтобы они так боялись с ней расстаться, чтобы страх перемен был так чудовищен! «Не люблю никаких перемен, потому что не видел перемен к лучшему», — как сказано у Хеллера в романе «Что-то случилось». Так Хеллер описывает клиническую депрессию: Боб Слокум находится в состоянии полупомешательства. Вы этого хотите?
У меня, понимаете… Кстати, насчёт хрущёвок масса вопросов и в письмах, и на форуме. Я совершенно не понимаю, почему нужно так вцепляться в этот вонюченький уютец. Ведь это довольно страшно, если вдуматься, что людям предлагают переехать из старой, практически уже давно отжившей постройки, выработавшей свой срок, в какое-то другое место… Это потому, что люди абсолютно никому не верят. Потому что они думают, что им вместо этой хрущёвки дадут ещё худшее что-то или выселят их в какие-нибудь хлебеня, в какое-нибудь страшное, совершенно непредставимое место.
И это тоже знак абсолютного недоверия и к власти, и к будущему. Вот это, наверное, самый точный портрет сегодняшней России: вцепиться в вонюченькое, потому что дальше отберут и это. «Вот давайте мы вцепимся в ту реальность, которая у нас сейчас, в эту власть, потому что иначе придут фашисты, в Путина, в Медведева, в кого угодно, лишь бы…» Если вам обещают, например, что придёт что-то более приличное, вы сразу говорите: «Нет, это будет популист, нацист, это будет Навальный с оловянными глазами, это будет ставленник коварных пиндосов».
Знаете, страх перемен — это первый знак не только фрустрации, но это в каком-то смысле, понимаете, знак агонии опять же. Я очень понимаю людей, которые не хотят, чтобы их выселяли из хрущёвок. Но опять-таки надо всё-таки понимать: если их переселят в приличные дома, то почему этого надо так бояться? Причём в том же самом районе.
Вообще мне кажется, конечно, что вся эта кампания с хрущёвками (и прав здесь совершенно Денис Драгунский, и не он один) запущена для того, чтобы добрый барин — в данном случае Путин — возник из своей нирваны и сказал: «Всё! Завтра мы отменяем этот собянинский приказ, потому что без учёта желания людей это было сделано». Ну, тогда это подлость ужасная. Но объективно это проблему не снимет.
Понимаете, в каком-то смысле сейчас вся Россия ведь живёт в хрущёвке — в чём-то очень малогабаритном, давно отжившем, давно пережившем своё время. Ну, сколько можно жить легендами, великими мифами об освоении космоса и о Победе? Это было, но это превратили в великий миф, совершенно избавив, совершенно ликвидировав какую-то внутреннюю правду, какой-то стержень, какое-то реальное наполнение.
И поэтому я с таким ужасом смотрю на это желание остаться в своём уютце, вот страх шагнуть куда-то. Весь мир уже шагнул очень далеко, а мы всё боремся в этом море прежних оппозиций, и поэтому в каком-то смысле вся страна желает вечно оставаться в хрущёвке, а больше того — ещё и в коммуналке, собираться в застольях, понимаете, есть винегрет. И находятся идеологи, которые говорят, что это хождение по кругу в каком-то смысле благотворное. Ничего благотворного в этом нет! Это охотник Гракх такой кафкианский — вечная ни жизнь, ни смерть.
Поэтому как бы я горячо не поддерживал людей, желающих остаться в своих районах и в своих хрущёвках… Ну, ужасно, когда всё могут отобрать. Но ужасно и то, когда вы сами так панически опасаетесь любых перемен и вызовов. Конечно, в нынешней России, как это ни трагично, всякая альтернатива ведёт к отсроченной катастрофе, но всё-таки здесь тот вариант, когда надо как-то выбираться. Когда Варфоломеев пишет на «Эхе», что хорошего выбора нет… Понимаете, а в жизни вообще не очень много хороших выборов. Как говорил Бродский: «Достаточно вспомнить, чем она вообще кончается». Поэтому здесь самое страшное — это сидеть и ждать, и цепляться при этом зубами, вот как сказано у Тарковского, за «шелудивую глину».
Услышимся через три минуты.
РЕКЛАМА
― Продолжаем разговаривать. Тут довольно много любопытных вопросов. В частности, спрашивают меня: «Как относятся сейчас в Штатах к Трампу?» И не поменял ли я своего отношения к нему, здесь живя?
Ну, «живя» — это сильно сказано. Работая. Живу-то я всё равно, как вы понимаете, теми же мыслями и теми же вопросами, которые в России нас всех терзают. Хотя я осознаю отчасти глубокую вторичность и некоторую анахроничность этих вопросов, потому что вечно жевать одно и то же яблоко невозможно, и это вино уже много раз пили. И поэтому, конечно, поневоле ищешь какие-то новые вызовы, на которых взгляд мог бы отдохнуть.
Конечно, Трамп — такой вызов. Тут и говорить не о чем. И у меня возникает ощущение, что в Штатах не стало сильно лучше отношение к нему. Кто его ненавидел — тот и ненавидит. А кто любил — тот, может быть, и разлюбил. Во всяком случае, удар по Сирии не принёс ему ожидаемых дивидендов. Может быть, на верхних этажах власти кто-то пересмотрел отношение к нему или сделал вид, что пересмотрел, а рядовой избиратель по-прежнему видит в нём человека без опыта, человека, не умеющего договариваться, достаточно опасного и, к сожалению, беспомощного против превосходящего противника.
Правда, Калифорния — это такой, знаете, вообще очень традиционно антитрамповский штат. Он и не прохиллариевский, но при этом антитрамповский. Поэтому здесь довольно… Ну, не прохиллариевский потому, что здесь прекрасно понимают её недостатки. В общем, есть ощущение, что Трамп способствует Америке много к украшению, потому что многие всё возможное делают для того, чтобы это не повторилось, и для того, чтобы на него больше не купились. Разговоры о втором сроке Трампа очень забавные, особенно сейчас.
Ну а что касается импичмента, то я думаю, что это тоже маловероятно. Я думаю, что точнее всего сформулировала одна знакомая моя аспирантка: «Мы попали в кошмар и используем его для того, чтобы достойно выживать в кошмаре». Это такая позиция несколько скарлеттовская. Вот Скарлетт О’Хара используется любой опыт на пользу себе — и это совершенно правильное решение. Посмотрим, что из этого получится. Я не фанат Скарлетт, но как символ Америки это славный персонаж.
«Кого из современных российских публицистов вы посоветовали бы читать в первую очередь?»
Для меня это Андрей Архангельский, главред… то есть не главред, а глава отдела культуры в «Огоньке». Я давно его знаю, мы вместе работали. И, когда видимся, я всегда поражаюсь тому, как мысли этого человека и слова его совпадают с моими. Как известно, как Тургенев сказал: «Мы считаем умными тех, кто с нами согласен». Но дело не в этом, а дело в том, что он выражает эти мысли с удивительной точностью и яркостью. Да и вообще он яркий человек. Я очень его люблю и желаю ему всяческого успеха.
Естественно, я всегда с интересом читаю Веллера, хотя он не публицист, Никиту Елисеева, хотя он скорее критик. Есть другие авторы, которые мне крайне интересны. Вот те авторы, которые перечислены в вопросе (я не буду их называть), они мне не интересны, хотя они на слуху. Они позиционируют себя как социологи, причём социологи очень учёные, очень умные, но вот как-то я им не верю совсем и не уважаю их такого показного оптимизма, этот оптимизм мне кажется заказным. Ну и они меня тоже не любят, они платят мне полной взаимностью. У меня вообще почему-то все