И вот здесь как будто нарочно противопоставлен ему человек, доведённый, конечно, до высшей точки кипения, но при этом очень неуверенный в себе и, главное, как-то страшно перебирающий по части распальцовки (такое есть у меня ощущение). Понимаете, когда в ответ на довольно тонкие, умно оскорбительные, язвительные, изящные ролики Навального раздаётся «Тьфу на тебя, Алексей Навальный!», причём такими жирными мазками, — это, мне кажется, какая-то даже избыточная наглядность. И не иначе как Господь как главный политтехнолог имел в виду этот контраст.
Это немного напоминает мне классический анекдот про девочку и дядю. Я не могу его, к сожалению, процитировать, но там девочка всё время оскорбляет дядю в рифму. Она ему говорит: «Скажи «раз», — ну и потом выдаёт ему в рифму. «Скажи «пять», — тоже выдаёт в рифму. «Скажи «семь». И всё время она так изысканно рифмует. А он наконец не выдерживает и говорит: «Девочка, скажи «раз». Она так пищит: «Раз!» — «Дура ты, девочка, и сволочь!»
Понимаете, примерно что-то подобное мы увидели сейчас. Конечно, Алишер Усманов выступает, как ему кажется, с позиции силы. Но это какая-то устаревшая позиция. По-моему, хамство давно уже перестало быть признаком силы. Ну, обратится он к Навальному на «ты». Ну, будет он отрицать очевидные вещи. Понимаете, эта же такая интонация право имеющего больше, по-моему, не хиляет, не работает. Это в том числе заслуга Навального. Люди, которые хамят, потому что могут, они могли восприниматься как новое, относительно свежее в политической реальности ещё в первой половине нулевых годов. Да и раньше ещё, когда такой дискурс несколько приблатнённый в российском бизнесе преобладал. Но сейчас, когда уже эта риторика скомпрометирована давно и Владимиром Путиным, и многими его присными (назовём это так), это уже давно, так сказать, не новость.
Что касается ролика фильма «Нелюбовь». Я, как вы знаете, к Звягинцеву отношусь крайне неоднозначно. Мне очень нравится «Елена», меньше нравится «Левиафан», совсем не нравится «Возвращение». Но я не могу не признать, что это, безусловно, замечательное явление, интересное явление. И вообще минимализм — это хорошая штука, особенно если его при этом не переоценивать, не вчитывать в текст или в фильм те бездны, которых в нём нет.
Я склонен доверять Антону Долину, который говорит, что в этот раз лакуны в сюжете расставлены очень расчётливо и сквозь них дует такой ледяной обжигающий ветер. Вообще лакуны, дыры, отверстия надо расставлять очень точно. Как вот Оскар Уайльд в своё время, увидев нищего под своими окнами, купил ему дорогой костюм и сам наметил места, где сделать прорехи. То есть «рубище получилось дорогое», как писал Паустовский. Наметить прорехи — это великое искусство. Или как называли это Стругацкие — «сжечь мостики».
Поэтому я много жду от фильма «Нелюбовь». И мне очень интересно, что это будет. Но пока меня восхищает одно. Восхищает меня то, что все три картины (я сейчас об этом как раз написал в «Панораме»), представленные в Каннах — «Теснота», «Нелюбовь» и «Кроткая»… Кстати, получается замечательный портрет России: «Кроткая. Нелюбовь. Теснота». Просто диагноз! «Жаркие. Летние. Твои». Так вот, все эти три картины сделаны без малейшего участия государства. Это такая независимая Россия. В России появляется независимый кинематограф.
У меня давняя была такая мысль, что не надо всё время натыкаться на прутья клетки — можно проходить между ними. И возникает у меня чувство, что действительно можно, не вступая обязательно императивно в конфликт с государством (потому что этот конфликт приводит до поры к совершенно однозначным результатам), можно попытаться под этой коркой выстроить альтернативную Россию. И мне кажется, что строительством этой альтернативной России сейчас и заняты все сколько-нибудь интересные люди.
Появляются свои видеоблоги вместо телевидения. Вот Алишер Усманов не исключение, уже и он увлёкся. Хотя, конечно, все инстаграмы, каналы, другие варианты — они явно совершенно уже сейчас служат альтернативой ящику. Появляется литература, не нуждающаяся в государственном патронировании и не нуждающаяся даже, страшно сказать, в книгоиздании, потому что в Интернете всё существует. Уже чётко совершенно разделились площадки. Графомания реальная вытеснена почти отовсюду. Осталась она на Стихи.ре [Стихи.ру], там ещё где-то. В остальном большинство людей совершенно серьёзно занимается структурированием, стратификацией литературного пространства. Вообще, если бы ещё не бизнес, который никак, наверное, не выучится независимости от государства (и вряд ли это возможно в обозримой перспективе), у нас вообще получилось бы вполне нормальная такая страна. Можно было бы выделить Кремлю Жуковку — ну, как небольшую действительно резервацию — и пусть бы они думали, что он управляют, а мы бы продолжали себе жить.
Но, к сожалению, они не могут не лезть в наши дела. Мы бы их давно уже оставили в покое. Но в принципе то, что в мире постепенно начинают признавать вот эту альтернативную Россию — это всё больше радует. Радует, что она становится на ноги. И радует, что можно, оказывается, не будучи ни во власти, ни в оппозиции, производить довольно вменяемые вещи. За этим, мне кажется, будущее. Хотя это вовсе не снимает с нас обязанности говорить вслух о каких-то отвратительных вещах.
Много очень вопросов про украинскую вот эту всю историю с «украинским чучхе», как изящно выразился Носик, со всем этим закрытием сайтов. Ну, мерзость, конечно. Понимаете, мерзость двойная. Для того чтобы побеждать, нужно быть лучше, а здесь всё делается для того, чтобы быть хуже. Да ещё в масштабах Украины, всё-таки гораздо меньшей, чем Россия, всё это выглядит особенно гротескно, особенно выпячивается уродливость этих мер. Мало того, что эти меры бесполезные, они ещё и совершенно аморальные — ну, просто потому, что…
Понимаете, сейчас довольно печальная тенденция есть на Украине: там стало почти невозможно существовать русскоязычным поэтам, русскоязычным писателям. Я понимаю, что есть трагедия в том, что схлопывается эта ниша. Но, знаете, вот эта попытка оттоптаться на культуре, когда не можешь оттоптаться на всём остальном… Культура же — самая уязвимая сфера. И поэтому происходит травля литераторов, происходит какое-то совершенно мерзкое отмежевание от русского языка и русской культуры. Хотя как раз культурные-то связи Украины с Россией — это едва ли не самое ценное, что в Советском Союзе было, вот этот «культурный интернационал».
Ну а второй аспект этой мерзости заключается в том, что российские недоброжелатели Украины получили поразительно жирный козырь. Все эти люди, которые кричали, что «Украина — это недогосударство», что «это фейковое государство», что «опять ничего у них не получилось», — ну, эти люди получили лишний, так сказать, карт-бланш на хамство. И теперь они будут усиленно говорить о том, что «президент Порошенко — это человек невеликого ума».
Я думаю, что Порошенко вообще действует довольно в узком коридоре возможностей. А судить его нельзя. Не будем забывать, что заваруху начала всё-таки Россия (если понимать под заварухой войну), потому что Майдан не означал войны, кто бы что бы ни говорил. И конечно, если бы не российское участие во всех этих событиях, они тоже давно бы закончились.
Но при всём при этом, понимаете, невзирая на все те грязные, страшные испарения, которые откуда-то со дна души в России поднимаются, это не снимает с нас обязанности видеть мерзость, когда она происходит в Украине. Да, в Украине поначалу демонстрировали определённую свободу печати. Сегодня можно откровенно сказать, что никакой свободы печати больше нет. В Украине некоторое время журналисты имели право голоса на телевидении. Сейчас можно сразу сказать, что все журналисты оппозиционные подвергаются прямой травле и достаточно серьёзной атаке.
Невозможно уже говорить о том, что Украина служит положительной альтернативой. Раньше была надежда, что она станет такой альтернативой так называемому Русскому миру, таким свободным центром славянства. Сегодня уже очевидно, что ничего из этого не получается. Безвизовый въезд в Европу — это, конечно, очень хорошо, но считать это единственным достижением не поворачивается язык. Потому что, видите ли, если главным достоинством страны является право её свободно покинуть — извините, это очень сомнительно.
Ну, я уже давно заговорил о том, что началась череда унизительных и одновременно оскорбительных глупостей. Вот то, что не пустили российскую участницу на «Евровидение»… В целом они, конечно, «Евровидение» провели, судя по всему, неплохо. Я его не смотрел, как-то мне это не очень интересно. Но то, что не пустили туда Самойлову — это была очевидная самоподстава. Люди сделали глупость. Их вот так соблазняли, их троллили, им подкинули ситуацию совершенно однозначную в моральном смысле — инвалида не пустить, понимаете. И они повелись. Это была ошибка. И я об этом сразу говорил. Сейчас не просто ошибка, а ошибка катастрофическая — и по последствиям, и по масштабам. Поэтому, к сожалению, надо признать: мы начинаем напоминать нашего противника всегда. Украина решила переиродить Россию.
Каков мой прогноз в этой связи? Мне кажется просто, что произойдёт очередная попытка национального примирения. После президента Порошенко там окажется не совсем прорусский, но договороспособный политик. Майдан будет скомпрометирован окончательно. И останется один вопрос: а за что погибли все эти люди? Всё войдёт в свою колею. Уже и Плотницкий не исключил вхождение в Украину, если там будет пророссийское правительство. Я думаю, что и Захарченко не исключит, опять-таки если правительство будет пророссийское. И опять начнут налаживаться связи, и всё зарастёт по живому. И даже будут говорить: «Ладно, может, мы ещё будем когда-нибудь братьями». Но разочарование будет зреть и бродить. И нация таких разочарований не прощает. Так что мир-то может возникнуть, но это будет мир гниловатый.
И самое страшное — это подумать, что будут говорить, как у нас сейчас говорят про Ельцина: «Вот девяностые, проклятые девяностые!» — забывая совершенно о том, сколько свободы, сколько прекрасной новизны было в этих девяностых. Много было отвратительного, конечно, много было мерзкого, но много было и настоящего озона. Я очень боюсь, что люди двадцатых годов в Украине про десятые будут вспоминать примерно так же и говорить: «Вот! Зато какую цену мы заплатили за свободу». И в очередной раз будет скомпрометирована свобода, скомпрометирована такими вот