Обратите внимание, что всегда бесовщина маркирована у Набокова густым волосом, который растёт на груди и вообще по всему телу у главного героя. Вот он растёт у Вана и растёт у Фёдора Годунова-Чердынцева. Я поэтому всегда подчёркивал, что настоящий герой «Дара», конечно, не Годунов-Чердынцев. Это либо Кончеев, либо Чернышевский, к которому автор относится гораздо позитивнее. Ну, Годунов-Чердынцев — просто самодовольный, ограниченный человек, который ключей от мира лишён при всём своём таланте.
Что касается «Лолиты» и «Камеры обскуры» (и ещё, конечно, американский вариант — «Laughter in the Dark», вот этот «Смех в темноте»). Конечно, у Набокова это не дилогия, а тетралогия. Сюда же добавляется, конечно, «Ада» и «Происхождение Лауры», потому что в «Происхождении Лауры» выведен именно тот же бесовский вариант. И она описана там в сохранившихся кусках очень ярко и очень эротично. Она — такая же вечная соблазнительница. Это телесная любовь, лишённая духовности. Лолита в этом смысле ещё самое невинное и самое, пожалуй, симпатичное существо из этой четвёрки. Ну, можно добавить Эмочку, пятую, из «Приглашения на казнь».
«Как вы думаете, на чём основана озлобленность людей? На недопонимании, отсутствии общности, потерянности, одиночестве? Мы ведь не можем быть злы в обществе, где нас любят и ценят?»
Ну, как бы сказать? Я действительно полагаю, что люди злятся, когда им нечего делать. Отсутствие профессионализма, роста и перспектив, некоторая духота в обществе. Кто какой национальности — выясняют в том коллективе, в котором нет перспектив, нет социального увлечения, нет труда, нет общей задачи. Ну, это как описано у Дунского и Фрида, когда в переполненной камере начинается толковище, и там начинают лишать кого-то воровского звания. А на самом деле… Вот в этом ещё ужас тюрьмы — в её чудовищной праздности, скуке, бесконечной взаимном мучительстве. Вот этот садизм весь государственный — он от скуки. Людям делать нечего, поэтому они выясняют отношения.
Мне представляется, что в свободной России озлобленность немедленно пройдёт. Здесь же… Понимаете, я часто себя на этом ловил. Вы всё время должны кому-то что-то доказывать. Вы всё время чувствуете себя неправым. Вы всё время под каким-то недоброжелательным взглядом. Обратите внимание — русский человек сегодня смотрит на другого, только чтобы сделать ему замечание. «Не так сидишь, не так свистишь». Все делают вам замечания, неважно как и что вы делаете. И все ищут друг на друге каких-то черт, выделяющих вас из толпы, чтобы к этой частности прикопаться: или вы толстый, или вы еврей, или вы в очках, или вы не там машину поставили.
Ну, злоба действительно дикая. А что ещё делать людям? Они же все постоянно ищут, друг на друга глядя, к чему прикопаться. Ну, точно так же и власть постоянно думает: «А что бы мне ещё запретить? Вот Instagram. Вот Telegram. А вот давайте мы сейчас запретим все иноязычные СМИ». Это жажда запрета при отсутствии созидания.
Это всё соскочит очень быстро. Понимаете, вот Шаламов справедливо, конечно, утверждал, что с человека очень быстро соскакивает культура. Но ведь и бескультурье тоже довольно быстро с него соскакивает. Понимаете, люди в России очень отзывчивы не только на зло, но и на добро. Как только начнётся свобода, как только прекратится эта всеобщая озлобленность, как только прекратятся эти лающие ток-шоу, где один человек с дьявольской фамилией буквально уже физически кидается на оппонентов… Жириновский на этом фоне уже кажется цивилизованным персонажем. Ну, что же тут делать? Как только это всё закончится, настанет совсем другая эпоха.
«В предыдущей программе вы едко прошлись по немцам, назвав их язык лающим, — это было моё субъективное восприятие, Таня. — Вы сказали, что не верите в их раскаяние. Мне было очень горько это слышать. Неужели Лютер, Бах, Гёте, Бетховен — нацисты? Австрийцы тоже говорят на немецком — они нацисты? А немецкая часть Швейцарии? Моцарт тоже говорил на немецком языке — уж он-то, надеюсь, не нацист? Если вы обратитесь за помощью к немцу, он обязательно вам поможет, да ещё и будет говорить с вами на английском. Во Франции сделают ужасную мину, если будете говорить на английском. Мне кажется, вы погорячились и ответили не подумав».
Таня, вы всегда знаете, когда я погорячился, когда я отвечаю, не подумав, когда я прав, а когда неправ. Приятно видеть такого умного человека, понимаете, человека, который правильно всё понимает. Ты тут сидишь, что-то думаешь, горячишься — бываешь неправ, одним словом. А вы, я думаю, не написав в жизни ни одной книги, вы лучше меня понимаете всё. Я очень за вас рад! Я, наверное, для того и существую, чтобы ваша правота сияла ещё ослепительнее.
Если же говорить серьёзно, вы же напрасно приписываете мне какую-то объективную оценку всех немцев. Я сказал всего лишь, что я в Германию не люблю ездить. И я не верю в то, что Германия глубоко и фундаментально изменилась. Точнее, конечно, она изменилась! Но то, что мы видим — это уже не Германия. А немецкую культуру к тому, что с ней произошло, привели, к сожалению, все историко-культурные факторы, которые там были: в диапазоне от Лютера, чей антисемитизм довольно широко обсуждается, в диапазоне от Моцарта и Бетховена до Гёте, до Вагнера, до Гофмана. Немецкая нация, немецкая культура пришла вот к тому финалу. Об этом Томас Манн в известном письме 45-го года пишет довольно подробно. Об этом написан «Доктор Фаустус». Не Вагнер, не Ницше, не только антисемиты. Вся немецкая культура и немецкая история, начиная с древних эпосов, вся она, начиная с «Нибелунгов», привела вот к этому результату.
Другой вопрос — в какой степени отдельные персонажи за этот результат ответственны? Но великая немецкая культура закончилась так, а выпали из неё, были из неё самими фашистами выведены только те, чьи книги там жгли (например, Манн, например, Гессе), те, кто оказался чужд этому. Попытки нацистов присвоить Гёте тоже имели место. И присваивался он довольно успешно. Другое дело, что он этому сопротивлялся (сопротивлялся, естественно, посмертно).
Но не нужно делать вид, будто в немецкой культуре появилась какая-то раковая опухоль и её сожрала. Это был, безусловно, рак, но истоки его лежали во всей германской культуре и цивилизации. И даже если немец мне сегодня покажет дорогу по-английски… Понимаете, об этом очень хорошо писал Горенштейн. Я могу быть с ним во многом не согласен, но Горенштейн совершенно правильно пишет, что Боннская республика — это не форма исправления, это форма манипуляции, это попытка свести войну вничью, попытка доказать, что простой рядовой солдат, рядовой Михель в шинели ничем не виноват, потому что его заставили, ему приказали. Так случается в истории, что если вы пережили фашизм, если нация за него проголосовала, то виноваты все. Это жестокий закон истории. Понимаете, кроме явных антифашистов, виноваты все. У Фаллады об этом сказано, по-моему, с исчерпывающей точностью.
«Прочёл вашу статью в «Новой» про Поттера и холодную войну. У меня не вопрос, а реплики, — это не статья, а лекция, но бог с вами. — Прежде всего, что касается наезда на фэнтези. Фэнтези и фантастика отличаются по сути одним: в фантастике действует наука, в фэнтези — магия».
Нет, дорогой kelavrik, не этим они отличаются. Отличаются они, как правильно сказал Борис Стругацкий, степенью близости к жизни. Можно написать магию абсолютно фантастическую. И более того — я думаю, что книги о Гарри Поттере как раз к фэнтези не относятся, потому что проблемы там поставлены серьёзные и современные, и от жизни это не далеко, и магия там предстаёт как наука, а не как заклинания, связанные с драконами. Фэнтези, во всяком случае магия может быть основой серьёзной фантастики. Возьмите, например, тетралогию «Скитальцы» у Дяченок. Страх, казалось бы, да? А это нормальная и глубокая фантастика. При том, что весь фэнтезийный антураж — драконы, замки, принцессы, мечи, таверны — формально соблюдён. А между тем, это фантастика.
«Фэнтези богаче фантастики. Фэнтези — миры, как мир Толкиена, они хорошо продуманы».
Нет, не согласен совершенно. Продуманность мира не является принадлежностью фэнтезийного жанра. Наоборот, кто скажет, кто плохо продуман мир Булычёва или мир… чтобы уж не упоминать Стругацких… миры Олди? А между тем, это нормальная фантастика.
«Хвост отнюдь не самозабвенно служит злу. Он вообще стал искать Волан-де-Морта от безысходности, чтобы сохранить жизнь. Сначала прятался в теле крысы, но когда его разоблачили (притом отнюдь не по его воле), помчался искать повелителя».
Знаете, вот попытки оправдать отрицательных героев — это сейчас наиболее распространённый жанр среди фанфиков, найти мотивы зла, понять зло. Со Снейпом та же история. Не могу совершенно с этим согласиться. И не могу оправдать Хвоста.
«Холодная война — это противостояние двух систем. Обе достаточно сильные, обоим невыгоден прямой военный конфликт. Какое имеет к этому отношение всё описанное?»
Знаете, имел. Имел достаточно подробное отношение к этому весь комплекс идей, описанных в «Гарри Поттере». Могу объяснить — почему. Герой всегда умирает и воскресает, потому что он является наследником светлых времён и провозвестником будущего, но сейчас он живёт в тёмные времена. Период холодной войны и последовавший за ним период так называемого нового противостояния двух систем, период архаики, Трампа, период Brexit — это всё тёмные века, эпоха между модерном, условно говоря, между XIX веком и неомодерном, которого мы все ждём.
Холодная война — это, безусловно, тёмное время, потому что во время холодной войны преувеличенное значение придаётся национальности, полу, возрасту, всяким врождённостям. И эта же архаика сегодня пытается напомнить о себе в случае Трампа, в случае Brexit, в случае всякого рода временного роста популярности Марин Ле Пен, которая, я надеюсь, как политический деятель похоронена этими выборами, но вполне возможно, что она переживёт новый виток популярности. Это всё время Волан-де-Морта, время чистокровности, которую он ставит выше всего. «Кровь — великое