Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 — страница 61 из 79

Горацио, исполняя предсмертную волю Гамлета, готов поведать миру его историю:

                  …то будет повесть

Бесчеловечных и кровавых дел,

Случайных кар, негаданных убийств,

Смертей, в нужде подстроенных лукавством,

И, наконец, коварных козней, павших

На головы зачинщиков. Все это

Я изложу вам. ( V, 2 )

Сходство между жанром эссе и монологом не исчерпывается чувством вселенской тоски или глубиной самораскрытия героя. Прежде чем Шекспир наконец обратился в своем творчестве к жанру трагедии, прошло почти десять лет. Он начинал с комедий и хроник, пытаясь освоить эти жанры. Девять комедий и девять хроник, написанных им в 1590-е, — прекрасное свидетельство того, как глубоко он исследовал их природу и те новые возможности, что они открывали для драматургии. До 1599 года жанр трагедии был ему скорее чужд, — исключение составляют лишь «Тит Андроник», ранняя трагедия мести, и сонетная трагедия «Ромео и Джульетта» (обе были горячо приняты зрителем); однако ни одна из них так и не приблизила Шекспира к пониманию этого жанра.

В третий раз Шекспир задумался о жанре трагедии, обратившись к «Юлию Цезарю». Новизна построения монолога проглядывает уже в двух монологах Брута:

Да, только смерть его: нет у меня

Причины личной возмущаться им,

Лишь благо общее. Он ждет короны;

Каким тогда он станет — вот вопрос.

<…>

Меж выполненьем замыслов ужасных

И первым побужденьем промежуток

Похож на призрак иль на страшный сон. ( II, 1 )

Услышав размышления героя, мы понимаем, какой разлад поселился в его душе, — другие герои, обращаясь в зал, никогда не говорили со зрителем столь откровенно: ни Джульетта, ни Ричард III, ни даже Фальстаф. В «Юлии Цезаре» Шекспир нащупал новый путь развития трагедии, основанный на внутреннем противоречии, терзающем героя; именно так он будет писать последующие шесть лет. Однако после двух небольших монологов Брута Шекспир не стал дальше углублять внутренний конфликт, сконцентрировавшись на конфликте внешнем, — трагических отношениях Брута и Цезаря; во второй части пьесы и он теряется в общей сюжетной канве — в сценах, где заговорщики сами оказываются жертвами собственного заговора.

Елизаветинская драматургия восходит к жанру моралите, суть которого — борьба между добром и злом. Следы назидательной традиции все еще видны в образах злого и доброго ангелов, борющихся за главного героя в «Трагической истории…» Марло. Похожие образы, только без религиозной подоплеки, встречаются в таких шекспировских пьесах, как «Генрих VI» (третья часть), где показано противоборство двух домов — Йорков и Ланкастеров, «Тите Андронике» (в этой пьесе до конца не ясно, кто с кем воюет, — готы с римлянами или римляне между собой) и «Ромео и Джульетте» (трагическое столкновение домов Монтекки и Капулетти). В пьесах, написанных Шекспиром в 1599 году, чувствуется желание драматурга вырваться за пределы условности жанра, обновить тип конфликта. Уже в «Генрихе V» Шекспир, в отличие от своих предшественников, делает главным источником конфликта не соперничество между королем Генрихом и французским дофином, а противоречие между тем, как трактует события Хор, и тем, что мы действительно видим на сцене. В «Как вам это понравится» Шекспир отказывается от персонажей, препятствующих, как принято в жанре комедии, счастью влюбленных, будь то родители девушки или герой-соперник: отношениям Орландо и Розалинды препятствует сам Орландо — ему еще предстоит понять, что такое любовь.

В «Гамлете» Шекспир наконец нашел наиболее убедительный способ выразить глубинный внутренний конфликт, мучающий героя. Для этого прекрасно подошел жанр монолога: Гамлет, как и Брут, постоянно задается вопросами, на которые нет ответа. Страдания Гамлета тем сильнее, что он живет в мире Постреформации, обуреваемом социальными, религиозными и политическими противоречиями, — именно поэтому так часто говорят: в «Гамлете» во всей полноте отразился дух эпохи. Читатель обескуражен событиями пьесы, ибо многого не понимает: действительно ли Гамлет медлит и почему? кто же настоящий наследник престола — он или его дядя? не слишком ли поспешно Гертруда вступает в брак и не кровосмесителен ли ее новый союз с Клавдием? как трактовать смерть Офелии?

Шекспировский Гамлет пытается размотать клубок этических проблем прежде, чем начать действовать, — именно этим объясняется его мнимое бездействие, а вовсе не нарушенным равновесием между мыслью и поступками, как полагал Колридж, и не Эдиповым комплексом, по Фрейду. Гамлет размышляет над дисгармонией мира; кульминация его размышлений — монолог «Быть или не быть» (II, 2): стоит ли жить дальше, когда все кажется «докучным, тусклым и ненужным» (I, 2)? Может ли страх, что он испытывает перед загробным миром, помешать ему совершить самоубийство? Действительно ли представший перед ним Призрак — дух умершего отца или, может быть, это дьявол, который, как полагали протестанты, не верившие в существование Чистилища,

                     властен

Облечься в милый образ; и возможно,

Что, так как я расслаблен и печален, —

А над такой душой он очень мощен, —

Меня он в гибель вводит. ( II, 2 )

Отмщение — дело рук человека или воля небес? Стоит ли убивать Клавдия во время молитвы, ведь, получив отпущение грехов, его душа попадет на небеса? В каком случае оправдано убийство тирана и что будет, если Гамлет не выполнит свое предназначение?

Безусловно, «Гамлет» ознаменовал новый шаг в шекспировской драматургии. Редактируя первый вариант «Гамлета» (об этом речь подробнее пойдет в следующей главе), Шекспир, осознал, что зашел слишком далеко, и переписал ряд сцен, чтобы добиться равновесия. Наконец-то он нашел свой путь к трагедии, который скоро приведет его к Отелло и Макбету, — героям, утратившим спокойствие духа. Обновление жанра трагедии мести, подсказанное жанром эссе, также открывает Шекспиру путь к мрачным проблемным комедиям, созданным уже во времена правления короля Якова, — «Мера за меру» и «Все хорошо, что хорошо кончается»; в них Шекспир использует вместо привычных внешних препятствий внутренний конфликт, — душевный разлад не дает покоя ни Изабелле, ни Бертраму.

Глава 15Переосмысление

Шекспировский «Гамлет», и это не раз отмечалось исследователями, — невероятно длинная пьеса. Для постановки в Глобусе трагедию наверняка сокращали (размер второго кварто — 4000 строк, оно полностью совпадает с первой редакцией, 1599). Версия Первого Фолио (идентична второй редакции, 1599) на двести строк короче, но и она для спектакля не подходила. Играй актеры полный текст, им потребовалось бы не меньше четырех часов при том, что в елизаветинском театре не было ни антрактов, ни смены декораций. Даже если актеры говорили очень быстро, за час они произносили не больше тысячи строк. Спектакли в Глобусе начинались в два часа дня; если бы, скажем, на исходе зимы или ранней осенью, когда солнце садилось около пяти часов вечера, Слуги лорда-камергера исполняли пьесу целиком, им пришлось бы играть сцену с могильщиками (V акт) практически в потемках, равно как и поединок Лаэрта и Гамлета, что — в таких условиях — было отнюдь небезопасно.

В Прологе к «Ромео и Джульетте» Шекспир напоминает зрителю: актеры будут занимать внимание публики в течение двух часов. Бен Джонсон, пожалуй, чуть точнее определил длительность постановок тех лет — в «Варфоломеевской ярмарке» сказано, что спектакль продолжается около двух с половиной часов. Во второй сцене II акта Полоний рассуждает о «неопределенных сценах и необъятных поэмах»; шекспировский «Гамлет» и есть та самая «poem unlimited». За десять лет работы в театре Шекспир понял, какая по размеру пьеса идеально подходит для постановки и легко мог вписаться в объем: в «Юлии Цезаре» — 2500 строк, в «Как вам это понравится» — 2800. По-другому и быть не могло — учитывая особенности театра тех лет, драматург бы ничего не выиграл, сочини он текст больше нужного объема.

Публикация трагедии вряд ли интересовала Шекспира больше, чем ее театральная постановка, — не этим объясняется размер шекспировской трагедии, каким бы заманчивым такое объяснение нам ни казалось. Если бы Шекспир хотел опубликовать «Гамлета», он поступил бы как Бен Джонсон со своей пьесой «Всяк вне своего гумора», недавно ушедшей в печать. На титульном листе Джонсон просил указать свое имя, а также написать, что публикуемая версия комедии длиннее, чем та, что звучит в спектакле Слуг лорда-камергера. И то, и другое было для XVI века новшеством. Книга Джонсона прекрасно продавалась, став бестселлером, — менее, чем за год она переиздавалась дважды. Шекспир, однако, не торопился с публикацией «Гамлета» и словно не задумывался о литературной судьбе своего текста. Даже пиратская версия «Гамлета» выйдет только в 1603 году.

Ранние редакции «Гамлета» говорят о том, что Шекспир не спешил и с постановкой. Ему явно нравился сам процесс работы над трагедией. Такое мог себе позволить далеко не каждый автор тогдашнего времени — как пайщик театра и основной драматург Глобуса Шекспир имел особые привилегии. Однако после «Гамлета» он не решится написать еще одну длинную пьесу, которая требует большой переработки для сцены; так долго, как «Гамлета», Шекспир будет редактировать разве что «Короля Лира». Возможно, пайщики даже освободили Шекспира от репетиций и спектаклей, чтобы он мог спокойно заниматься «Гамлетом», — Шекспира нет в списке актеров, задействованных осенью 1599-го в постановке комедии Джонсона «Всяк вне своего гумора», хотя за год до этого фамилия Шекспира значится среди исполнителей другой комедии Джонсона — «Всяк в своем гуморе» одной из первых.

Различия в первой и второй редакциях «Гамлета» существенны и потому, что раскрывают процесс работы Шекспира над трагедией, а также позволяют понять, почему драматург решил пересмотреть ход развития сюжета и изменить характер главного героя, добавив ему решительности. Среди литературоведов нет единого мнения о том, как трактовать отдельные расхождения двух версий «Гамлета» и каково их соотношение. В этой главе я кратко, не вдаваясь в детали (чтобы полноценно осветить вопрос обо всех расхождениях разных редакций пьесы потребовалось бы написать по меньшей мере несколько томов), расскажу о самых важных изменениях, которым в литературоведении есть веское обоснование.