кий россиянин за месяц не съедает столько, сколько было съедено мною за пару дней. Но особым наслаждением был для меня пляж. Многие подумают: тебе не надоело море? А я отвечу, может, и надоело немного к тому моменту, но общественный пляж это другая история. Там можно полюбоваться обнаженными телами девчонок. Да-да, обнаженными, ведь для меня на тот момент девушка, да еще и в купальнике, считалась обнаженной, так как женский пол я не видел полгода, может, только издалека.
Первый мой выход на пляж был сродни голодной собаки, попавшей на кухню ресторана. Ступив на раскаленный от солнца песок, я ощутил, как он мягко начал обволакивать ноги и хрустеть. Медитативное ощущение спокойствия, неспешность окружающих полуголых тел, шум моря и свобода от приказов повлияли на появление хитрой ухмылки на моей красной от солнца физиономии. К тому моменту я уже приглядел девиц, которые подставляя свои бедра к солнцу и о чем-то мурлыкали друг с другом. Мои слюни начали стекать по подбородку, первобытная дикость не знала границ, и я, собрав всю волю в кулак, пошел в их сторону, чтобы полюбоваться ближе. В итоге я прошел мимо и с головой погрузился в нагретое до температуры теплого молока море.
Горячий песок, парное море и жаркие дамы. Слишком много всего горячего меня окружало, и я решил испить чего-нибудь холодного. Присев за столиком недалеко от пляжа, мои губы ощутили холодное, пенистое, светлое пиво, которое незамедлительно начало сбивать жажду, заполняя желудок и одурманивая сознание. Расслабившись и насладившись красотами гражданской курортной жизни, я пошел в дом, где мы с семьей всегда останавливаемся. Большая территория с высокими старыми деревьями, среди которых росли грецкий орех и виноград, расположилась в 50 метрах от моря, прям за пансионатом. На территории стояло три дома, где мы снимали комнаты на летний отдых. Владельцами столь прекрасного места являлась семья виноделов в третьем поколении, которые тесно связаны с геленджикским винзаводом, поэтому проблем с тем, чтобы пригубить вина, совсем не было. В целом я сполна наслаждался проведенным временем, ведь приятно после обеда проводить сиесту, лежа на гамаке в гуще деревьев и почитывать книжку, при этом слушая пение цикад.
На следующий день мы поехали на корабль за Васей, так как удалось получить разрешение и на его увал, но только на сутки. По приезде в дом он поглощал еду в точности как и я. Я, частично отъевшийся, смотрел на него с долей юмора, повторяя во время его трапезы, что он нехват. Затем, не теряя времени, мы надели бески (бескозырки) и в одних шортах пошли гулять. Набережная в Геленджике длинная, вдоль всей бухты, на которой расположились разные кафешки, бары и тому подобное. Мы уже порядочно поднабравшиеся постреляли в тире, выбив все мишени, пофоткались с отдыхающими, вернее, они с нами, затем, когда уже начало темнеть, встретили двух дам, которые были в восторге от нас, так как в Геленджике вовсе не встретишь моряков, особенно в одних шортах. Одна умудрилась меня даже укусить за шею, так были нам рады. Кстати, вечер был примечателен еще тем, что сборная России выиграла Голландию по футболу, крики разносились со всех питейных заведений, но нам на тот момент было по барабану.
Так и прошел увал у Васи, а мой, как позже выяснилось, продолжался еще долго. Вечером, накануне окончания моего отдыха, маме позвонил кэп и сообщил, что корабль отчаливает, и я могу еще какое-то время побыть в увале до его прибытия. Какое-то время продлилось еще шесть дней, моему счастью не было предела, будто кто-то сверху сказал: «Отдыхай, боец, заслужил!»
Ближе к окончанию моего шикарного мини-отпуска посреди службы чувство волнения нарастало, так как я нутром ощущал негодование и возможно зависть моих сослуживцев, но это ощущение было ошибочным. Утром 11-го дня я прибыл к штабу, корабля еще не было, он должен был прибыть с минуту на минуту. Спустившись к стенке, я, всматриваясь в горизонт, ждал своего плавучего дома. Издали я увидел, как в порт заходит, став уже родным, тральщик. Я запрыгнул на борт, не дожидаясь полной швартовки, и направился к кэпу, который отправил меня к моему командиру боевой части. Какое было мое удивление, когда я почувствовал все негодование и злость КБЧ по поводу моего отсутствия, так как он не был поставлен в известность о моем увольнении. Мне нечего было сказать, и я был отправлен в наряд на камбуз, что меня очень огорчило.
Парни были рады мне и расспрашивали, как отдохнул, а я им рассказывал все до мельчайших подробностей, смотря на них и печалясь тому, какие они замученные и худые. За 10 дней я успел отъесться и отдохнуть и был по сравнению с ними свеж и бодр. Этот отдых дал мне сил для дальнейшей службы.
Тату
У нас в экипаже был один «художник», который бил татуировки. Бил он, само собой, с помощью самодельной машинки и судя по тому, что он вытворял со своими руками, желающих воспользоваться его услугами почти не было. Все его руки были испорчены какими-то каракулями, на кисти красовались небрежно намалеванные синим цветом три буквы «ВМФ», которые расплылись и превратились в размазанную кляксу, а на левой ноге улыбалась кривая акула, будто ее нарисовал первоклассник, но он не видел в этом ничего плохого и продолжал свою деятельность. Думаю, его упорству могли позавидовать многие. Свой очередной «шедевр», набитый на правой ноге, он с гордостью продемонстрировал, когда вышел на поверку. Там было написано «Чёрное море» на английском языке. Некоторым поначалу даже понравилось, что не сказать обо мне. Может, я слишком привередлив к тому, что ты пишешь на теле, но сперва надо проверять правильность слов. Меня прорвало, и я стал смеяться как сумасшедший, парни вокруг не поняли юмора, а «художник» с недовольной физиономией спросил меня:
– Ты че ржешь?
Я сквозь слезы смеха «обрадовал» его тем, что он сделал непростительную ошибку, так как на английском «Чёрное море» – «Black Sea», а он намалевал «Blak», пропустив букву «с». Все, заметив это, начали ржать, только он стоял и чесал репу, осматривая свое «произведение». Я предложил ему сделать галочку над словом, между «а» и «k», и набить над ними злосчастную букву «с», на что все лежали от смеха.
– Да пофиг! – сказал он разочаровано.
– Да конечно пофиг! – ответил я, успокаиваясь от смеха.
К нему подошел Ерема, положил руку на плечо и поздравил его с тем, что он лопух. На этом его желание портить тело своим «прекрасным» почерком исчезло.
Последний поход
За неделю до моего дембеля к нам на коробку приехали научные сотрудники с Москвы и привезли какое-то оборудование. Загрузка этого оборудования производилась кран-балками, где складировалось в тральном ангаре. Мне стало интересно, что там. Наблюдая за всем происходящим, я прислушивался к разговорам этих профессоров, которые собрались у нас на юте и следили за тем, чтобы груз не был поврежден. Они выглядели как настоящие доктора наук, с бородками и в очках. Когда работа была закончена и все разошлись, я подошел к грузу и приподнял чехол, там оказалась мина. Вдруг сзади подошел один из «эйнштейнов» и резко закрыл ее. Я посмотрел на него и спросил:
– А что это за мина такая?
Он нахмурил брови и пробормотал:
– Много будешь знать, плохо будешь спать!
Ответ меня более чем удовлетворил, и я больше этим не интересовался, ведь мои мысли были уже о гражданке, так как оставалось всего лишь шесть дней до того момента, когда я надену обычную одежду и покину судно и Новороссийск. Перед нашим кораблем стояла задача: недалеко от Анапы испытать эти мины, и параллельно кэп планировал провести учения с постановкой учебных мин и стрельбой. С момента, когда мы отшвартовались и подошли к Анапе, прошло несколько часов, вдруг заиграл большой сбор, и мы все собрались на юте:
– Ну что опять? – пробормотал я, мысленно смакуя приближение дембеля.
На юте стоял взволнованный пом, он своим недогрозным голосом донес до нас информацию, которая в ближайшие дни заставила меня поволноваться за мой дембель. Коротко о помощнике корабля: ростом он был метр с кепкой, и было смешно наблюдать, как он старался навести ужас на команду. Все, кто служил под его руководством, ненавидели его. Ведь, по моему мнению, есть жесткие, но справедливые офицеры, а есть просто подлые. Лично у меня к нему была своя неприязнь, как я считаю более чем оправданная. Так как весной умер мой дед, я рассказал это пому и попросил отпустить меня в увал на полчаса, чтобы сгонять поставить свечку, на что тот ответил своим лающим голоском, как у шпица:
– Бывает такое, со всеми случается, в увал не отпускаю!
Дедушка перед моим призывом подбадривал меня. Давал жизненные советы, такие как «инициатива наказуема» или «старайся меньше болтать!». Когда я попал на коробку, он успел прислать мне посылку со сгущенкой и шоколадом и, конечно же, как же без этого, листочком с написанными от руки анекдотами про моряков. Первый анекдот, который он поставил во главе листа, был следующий:
«В индийском порту, в кабаке, выпивает русский моряк с попугаем на плече. Подходит к нему индус в чалме, с огромным питоном на шее и с дудочкой в руке.
– О, рашн моряк! Ты можешь пить стакан водка без закуски?
– Легко.
– А два стакана?
– Запросто.
– А три?
– Тоже могем.
– А четыре?
Тут попугай взбеленился:
– И четыре, и пять выпьем, и морду тебе набьем, и червяка твоего склюем!»
Мы обхохатывались всем кубарем, поедая шоколадки и сгуху.
Меня очень задели слова пома. Команда корабля – это семья, но в семье не без урода.
Собрали нас по причине пропажи матроса с кликухой Мачета, странный паренек, мало с кем общался и почти не разговаривал. За всю службу он стрельнул у меня одну сигу, на чем наше общение завершилось. Он постоянно работал на камбузе. Всегда прятался где-нибудь, чтобы поспать, так как был всегда замученным. Если я не ошибаюсь, у него уже был случай побега с части, и его перевели к нам. Его не могли найти в течение часа и в результате сообщили дежурному по кораблю, тот в свою очередь доложил кэпу. Нам было велено оттискать его, облазить все шкеры, перевернуть все, но найти. Спустя какое-то время кэп начал орать: