– Отпусти! – повторила она, сильно дернувшись.
– Не могу, – зашептал я. – Ты сдашь нас ренегатам, а мне надо, чтобы отряд вышел из болот.
– Кто ты такой?! Я тебя видела, ты следил за нами в Мичуринске! А Рыба сейчас сказал, что хочет сдать тебя Метису!
Я лихорадочно соображал. Если отпущу ее, добежит до Гниловки… что вряд ли, теперь-то ее догонят… но если все-таки добежит, то расскажет ренегатам про нас, опишет направление, куда собираемся идти. По словам Калуги, людей в Гниловке раза в два больше, чем в отряде. Они могут взять его в клещи: часть людей отправят к тропе, по которой охотник собрался вести нас дальше, другую – к срубу и зажмут с двух сторон. Если ренегаты более-менее прилично вооружены, а это, скорее всего, так, то бандитам и дезертирам конец. Нужно прямо сейчас все бросать и валить отсюда, исчезнуть в болотах. Тогда моя операция накрывается ржавым тазом. Ну нет, я не отступлюсь! Лучше прожить один день волком, чем десять лет овцой.
Если удержать Алю, она расскажет Метису с остальными, что видела меня в парке Мичуринска. Получается, я следовал за бандой аж до болот, а здесь разыграл сцену с выдрой. Метис не дурак, поймет что к чему. Может даже связать меня с ловушкой на мосту, потому что, как ни крути, а появление там стаи лесных ос довольно необычно. Сообразит, что таким финтом я намеренно лишил их транспорта…
Что делать? Остается только довериться ближнему своему, то есть ближней, другого варианта просто нет.
Женщина, сильно дернувшись, едва не сбросила меня. Шаги над расселиной звучали совсем близко.
Наклонившись к ней, я заговорил:
– Я охотник. Ходил с напарником, но возле Черного Рынка эти бандиты его выкрали. Пытали зверски, убили. Хотели узнать про какое-то место, где он бывал до Пандемии. Теперь идут туда.
– Что за место?
– Не знаю. Я собираюсь отомстить им. Всех убить, до одного. Но еще я хочу выяснить, куда они направляются. Стал следить за ними, потом сделал так, чтобы наняли проводником. Не выдашь меня – помогу сбежать.
– Я сейчас сбегу!
– Не успеешь. Они рядом. Даже если бы я тебя не схватил – не успела бы.
– Эй! – раздалось вверху.
– Ты все равно бы не успела, – тихо повторил я и распрямился. Отпустив ее запястье, поднял голову. На краю расселины появились два силуэта.
Быстро глянув на женщину, я почти беззвучно повторил: «Помогу» – и привстал.
– Кто там? – спросил Метис.
Теперь, когда аномалия погасла, на дне расселины было темно. Они понимали, что люди внизу есть, но не могли разглядеть, кто именно.
– Это Стас, охотник. – Я выпрямился, протянул руку Але, но женщина оттолкнула ее и встала сама.
– Баба со мной, – сказал я. – Сейчас поднимемся.
– Живее, в Гниловке услышали выстрелы! Кто стрелял? И Рыба где?!
– Он упал в этот овраг, не заметили мы овраг в темноте. Я с бабой сцепился, она здесь пряталась, а Рыба, как свалился, молчит, не отзывается. Башкой, может, сильно стукнулся?
– Убился, что ли? – подал голос Кузьма.
– Не знаю. Проверить надо, но он лежит в том конце, а я держу вашу Алю.
Женщина молча стояла рядом, сбежать она не пыталась. Я добавил:
– Слушайте, не видно ни черта, а мне нужно поднять ее наверх.
– Мой фонарик сел, – снова заговорил Метис. – Кузьма, посвети. В сторону Гниловки не поворачивай.
Загорелся фонарик, луч скользнул по дну.
– Вон Рыба лежит, – произнес Кузьма. – Не шевелится… Рыба, эй!
Главарь приказал:
– Спускайся к нему.
Кузьма неуверенно возразил:
– Не смогу. Рана эта… Если снова пойдет кровь – плохо будет.
– Ладно, свети.
По склону посыпались камни, зашелестели кусты.
– Давай наверх, – сказал я Але. Она упорно молчала. Мы начали подниматься, и вскоре рядом очутился Метис. Оказавшись на одной высоте с нами, он без замаха саданул Але кулаком в лицо, и она, растянувшись на крутом склоне, начала съезжать. Подхватив ее под мышки, я возмутился:
– Ну, на хрена?! Мне ж ее тащить теперь!
– Быстро вверх! – Главарь бандитов спрыгнул на дно.
Я полез дальше, волоча женщину. Голова ее свесилась на грудь, она вяло перебирала ногами, пытаясь помочь мне, явно плохо соображая, что происходит.
Наверху я поддержал Алю за плечи. Кузьма стоял рядом, наставив на нас автомат.
– В меня чего целишься, умник? – проворчал я. – Бабу вам поймал, а он целится.
– Что там, Метис? – спросил Кузьма.
– Конец Рыбе, – донеслось снизу. – Лоб раскроил камнем. Что тут за стволы?
– Там мой «вал», – повысил я голос. – И «калаш» Рыбы. «Вал» внизу не оставь!
Когда Метис полез обратно, неподалеку раздалось:
– Э, чувачеллы!
К нам приближались Калуга и Боров.
– Что у вас? – Охотник встал над расселиной, с любопытством рассматривая нас с Алей. – Что за выстрелы? По-моему, от Гниловки сюда кто-то идет.
– Возвращаемся, – приказал Метис, выбираясь наверх.
У входа в сруб стоял Фара с М-16 на изготовку. На голове его была повязка. Разглядев кровоподтек на скуле Али, он довольно осклабился.
– Где твои люди? – бросил Метис.
– Как выстрелы услышали, послал на чердак охранять подступы. Что у вас?
– А плохо у нас! – заговорил Калуга тоном, который совсем не соответствовал смыслу его слов. – Рыба кончился совсем. Правда, Альку вашу Стас поймал.
– Кто стрелял?
– Рыба упал в овраг, когда падал – случайно шмальнул, – пояснил я. – Он голову себе о камень раскроил. Слушайте, что я думаю: они сюда из Гниловки всем отрядом не пойдут. Ну, стрелял кто-то в болотах… Всякое бывает. Отправят к срубу людей проверить, что к чему, троих или четверых. Идти те будут осторожно, потому что ренегаты, я так понимаю, знают, что вы где-то в этом районе.
– Четверых пошлют, – сказал Кузьма.
– Возможно. Теперь вам нужно решить: либо мы их здесь ждем и упокаиваем, потом уходим быстро. Это даст выигрыш по времени, в Гниловке будут ждать, когда вернутся разведчики, особенно если без шума все сделать, и только потом отправят другую группу. Или уже все вместе выступят…
– Либо вариант: сразу сейчас рвем когти к тропе, – подхватил Калуга. – Разведгруппа сюда придет и никого не увидит, но, когда осмотрится, наши следы найдет. На болоте следы в любом случае остаются, и если среди разведчиков есть понимающий человек – точно заметит. Тогда что? А тогда, чувачеллы, они пойдут следом. У них может быть связь с командиром, уоки-токи какие-то. В этом случае разведчики сразу доложат обстановку.
– Причем разведчики эти будут тут с минуты на минуту, – заключил я. – Решать надо прямо сейчас.
– Связать ее, – велел Метис, кивнув на Алю, более-менее пришедшую в себя.
Она, кажется, собралась закричать, надеясь, что ее услышат идущие из Гниловки люди, но Фара ударил ее в живот. Аля согнулась пополам, он вывернул ее руку за спину, зажал рот ладонью и поволок в сруб.
Метис решил:
– Уходим к тропе. В срубе никто ничего не оставил? Проверьте, чтоб никаких следов. Серый, Павлуша! Спускайтесь живо! Фара!
– Все слышал! – донеслось из сруба. – Я ей руки вяжу.
Меньше чем через минуту мы уже спешили к тропе, по одну сторону от которой на плоском холме стояла Гниловка, а по другую раскинулась топь, где тускло и загадочно светились холодные блеклые огни.
Туман все густел и густел.
Полоска плотной земли были шириной не больше метра. Шли один за другим: Калуга, потом Павлуша, я, Шутер, следом Кузьма, Метис, Аля, Фара, Серый, замыкал Боров. Не топали, почти не переговаривались – Калуга строго предупредил, что говорить можно только в самом крайнем случае. Туман скрадывал звуки, я слышал лишь совсем легкие шаги Шутера да сипловатое, нездоровое дыхание Кузьмы.
Уровень земли слева от тропы становился все выше, и в конце концов там потянулась плоская возвышенность. Теперь мы шли вдоль извилистого обрыва высотой примерно мне по плечо. Из склона его торчали корни и угнездившийся на выступах мелкий кустарник.
А справа раскинулась топь. Ряска, жижа, островки и кочки, местами – черные лужи, будто зияющие провалы. Застывшее мглистое пространство, кажущееся мертвым, настороженно-враждебное и опасное. Я знал, что проходимость болота можно оценить по растительности и наличию воды: если ты не спец в растениях, то надо избегать любых участков, на которых нет деревьев и зарослей. Так вот, тут их вообще не было, только редкие кусты, торчащие прямо из воды.
Калуга, на ходу оглянувшись, негромко бросил:
– Деревня начинается. Теперь молчок!
Силуэты домов замаячили на фоне звездного неба. Серебристый свет ущербной луны облизывал крыши и стены. Избы стояли достаточно далеко от тропы, из окон пары развалюх лился багровый свет – внутри горели костры.
Калуга пошел быстрее, и все ускорили шаг. Я заметил красноватый огонек на крыше одного из темных домов – он погас, снова замерцал. Часовой там, что ли, сидит, прикуривал от зажигалки? Неумеха, огонь надо прикрывать рукой и сигарету держать угольком к ладони.
– Ну и местечко, – пробормотал Шутер сзади так тихо, что, кроме меня, его никто услышал.
Некоторое время назад у меня возникло ощущение настолько легкое, что я не придал ему значения, решил, что показалось. А теперь снова почувствовал тепло на ноге, точнее, на лодыжке. Там повязкой примотан тоник… Не понял, он что, нагревается? С чего вдруг? Это было не жжение, именно тепло, мягкое и даже приятное. Почему-то я вдруг подумал, что тоник ощутил приближение чего-то из глубины болота и изменение температуры – его ответная реакция.
На раскинувшуюся справа топь старался не смотреть. Хотя в тумане там мало что можно было разглядеть, но вид уходящего в серую пелену смутного мертвого мира не внушал оптимизма и бодрости. Тропа изогнулась, огибая большой выступ на склоне, который стал круче и выше. Калуга приостановился, глянул назад, кивнул и пошел дальше, сразу пропав из виду за выступом. Мы потянулись следом. Когда я миновал поворот, рядом захлопали крылья. Шутер шумно вздохнул и сплюнул. Пелену тумана прочертили темные силуэты, беспорядочно снующие низко над нашими головами. Снова тихо захлопали крылья. Походка Калуги не изменилась: он двигался быстро, немного пригнувшись, прижимая к боку «узи», выданный ему Метисом.