– Нейт Маколи? Мигель Пауэрс. Вас непросто найти, вы это знаете? Рад возможности познакомиться. Мы работаем над передачей о следствии по делу Саймона Келлехера, и я был бы очень рад вашему участию. Не зайти ли нам выпить по чашечке кофе и поговорить пару минут?
Я залезаю в седло и застегиваю шлем, будто не слыша его. Хочу сдать назад, но мне преграждают путь двое, похожие на продюсеров.
– Не скажете ли вы вашим людям, чтобы они меня пропустили?
Он продолжает широко улыбаться.
– Я вам не враг, Нейт. В таких делах очень важен суд общественного мнения. Как насчет того, чтобы он был на вашей стороне?
На парковке появляется моя мать, и у нее отвисает челюсть, когда она видит, кто стоит рядом со мной. Я медленно сдаю назад, пока стоящие на моем пути не отходят, освобождая мне дорогу. Если она хочет мне помочь, может с ним поговорить.
Глава 21. Бронвин
Среда, 17 октября, 12.25
В среду за ланчем мы с Эдди обсуждаем лак для ногтей – она кладезь информации об этом предмете.
– С короткими ногтями, как у тебя, нужно что-то бледное, почти прозрачное, – говорит она, с видом профессионала разглядывая мои руки. – Но такое, сверхглянцевое.
– Вообще-то я ногти не крашу, – отвечаю я.
– Ну ты же как-то начинаешь себя украшать? Какова бы ни была причина. – Она приподнимает бровь, имея в виду мою тщательную укладку, и у меня горят щеки, а Мейв смеется. – Так что, может быть, тебе захочется попробовать.
Это обыденный и невинный разговор по сравнению со вчерашним, когда мы обсуждали мой визит в полицию, мать Нейта и тот факт, что Эдди отдельно вызывали в участок, чтобы еще раз расспросить о пропавших «ЭпиПенах». Вчера мы были подозреваемыми со сложной личной жизнью, а сегодня – обычные девчонки. Пока в наш разговор не врезается пронзительный голос в паре столов от нас.
– А я им так и сказала! – провозглашает Ванесса Мерримен. – Слух о ком определенно верный? Чья личная жизнь совсем развалилась после смерти Саймона? Вот это и есть убийца.
– О чем это она на сей раз? – спрашивает Эдди, по-беличьи грызя большой сухарь.
Джена, которая мало говорит, когда сидит с нами, искоса смотрит на Эдди:
– Ты не слышала? Подъехала команда Мигеля Пауэрса. Куча ребят дает интервью.
Желудок у меня проваливается вниз, а Эдди отодвигает от себя поднос.
– Ну, класс. Вот этого мне как раз и не хватало: чтобы Ванесса вякала по телевизору о моей виновности.
– Да никто на самом деле не думает, что это ты, – качает головой Джена. Потом кивает мне. – Или вот ты. Или… – Она смотрит, как Купер идет к столу Ванессы, держа в одной руке поднос, потом замечает нас, меняет курс и садится у края нашего стола.
Он иногда так делает: садится рядом с Эдди в начале ланча на несколько минут – достаточно, чтобы показать, что он не бросил ее, как ее остальные друзья, но не настолько долго, чтобы обозлился Джейк. Я вот никак не могу понять: это доброжелательность или трусость?
– Как жизнь, люди? – спрашивает он, начиная чистить апельсин.
Он одет в рубашку цвета шалфея с расстегнутым воротником, подчеркивающую его карие глаза, и у него загар по границе бейсболки, потому что солнце светит только на щеки. Но почему-то это его не портит, наоборот, усиливает сияние Купера Клея.
Раньше я думала, что Купер – самый красивый парень в школе. Может, это так и есть, но в последнее время я вижу в нем что-то от куклы Кена – пластиковое и обыкновенное. А может, у меня вкус поменялся.
– Ты уже дал интервью Мигелю Пауэрсу? – спрашиваю я в шутку.
Он не успевает ответить, потому что его опережает голос у меня из-за плеча:
– А стоило бы. Давайте, ребята, предстаньте клубом убийц, которым вас все считают. Избавляющих «Бэйвью-Хай» от всех ее уродов. – Лея Джексон садится рядом с Купером. Она не замечает Джену, которая краснеет как кирпич и застывает на стуле.
– Здравствуй, Лея, – терпеливо говорит Купер. Как будто уже это слышал.
Я понимаю, что, наверное, так оно и было. На панихиде по Саймону.
Лея осматривает стол, останавливает взгляд на мне.
– Ты вообще собираешься признаться, что сжульничала?
Тон ее небрежен, выражение лица почти дружелюбное, и все же я замираю.
– Это называется двуличность, Лея!
Я не ожидала, что Мейв вступит так резко. Когда я к ней оборачиваюсь, глаза у нее горят.
– Ты осуждаешь Саймона и на том же вдохе повторяешь его сплетни.
Лея делает приветственный жест рукой.
– Туше, Рохас-младшая!
Но Мейв только еще больше разогревается.
– Как мне надоел этот бесконечный разговор! Почему никто не скажет, в какую помойку превращало школу «Про Это»? – Она смотрит на Лею, в глазах ее вызов, провокация. – Вот ты почему не скажешь? Они там, на улице, до смерти хотят нового поворота темы. Можешь им его дать.
Лея отодвигается на стуле.
– Я не буду говорить об этом с репортерами!
– Почему? – Я никогда не видела Мейв такой. Она свирепо смотрит на Лею, та ежится. – Ты ничего плохого не делала, а Саймон делал. Годами делал, а теперь все его за это в святые возводят. Тебе это не кажется неправильным?
Лея бросает на нее ответный взгляд, и я не могу понять, что за выражение мелькнуло у нее на лице… торжество?
– Не только кажется.
– Ну так сделай что-нибудь.
Лея резко встает и перекидывает волосы через плечо. При этом у нее задирается рукав, и становится виден полумесяц шрама на запястье.
– Может, и сделаю. – Она быстро идет к двери.
Купер смотрит ей вслед, моргая.
– Черт возьми, Мейв. Напомни мне, чтобы не будил в тебе зверя.
Мейв морщит нос, и я вспоминаю файл с именем Купера, который она все еще не смогла расшифровать.
– Лея как раз зверя во мне не будила, – бурчит она, яростно печатая что-то на телефоне.
Мне почти страшно спрашивать:
– Что ты делаешь?
– Посылаю ветки Саймона с «Форчана» в «Следствие ведет Мигель Пауэрс». Они журналисты? Им надо это видеть.
– Что? – взрывается Джена. – О чем это ты?
– Саймон тусовался в этих ветках обсуждений, где полно жутких типов, радующихся стрельбе в школах и другим подобным поступкам, – отвечает Мейв. – Я их уже не первый день читаю. Начинали другие, но он тут же возникал и нес страшные вещи. Ему было наплевать, даже когда тот мальчик в графстве Орандж убил столько людей. – Она все еще что-то печатает, когда Джена выбрасывает вперед руку и смыкает пальцы у нее на запястье, чуть не выбив телефон.
– Как ты это узнала? – шипит она, и до Мейв доходит, что она увлеклась и сказала слишком много.
– Отпусти ее, – говорю я.
Джена не отпускает, и я отдираю ее пальцы от руки Мейв. Они холодны как лед. Джена отталкивает стул с громким скрежетом, и когда встает, ее трясет крупной дрожью.
– Никто из вас ничего о нем не знал, – выдавливает она и решительно уходит, как только что Лея. Однако она, наверное, не собирается давать хороший материал Мигелю Пауэрсу.
Мы с Мейв переглядываемся, я барабаню пальцами по столу. Не могу понять Джену. И не понимаю, почему она сидит с нами, если мы – постоянное напоминание о Саймоне. Если только для того, чтобы слышать разговоры вроде этого?
– Мне пора, – коротко бросает Купер, будто израсходовал отведенное ему время без Джейка. Взяв поднос с почти нетронутым ланчем, он ловко пробирается к своему обычному столу.
Наша команда опять становится чисто девичьей, и уже до конца ланча. Единственный парень, кроме Купера, который сел бы с нами, никогда не появляется в кафетерии. Но, когда я прохожу мимо Нейта в коридоре и он улыбается мне на ходу, все бурлящие в мозгу вопросы о Саймоне, Лее и Джене исчезают. Потому что, видит Бог, у этого парня невероятно красивая улыбка.
Эдди
Пятница, 19 октября, 11.12
На дорожке жарко, и у меня, казалось бы, не должно быть особого желания бежать. В конце концов, это всего лишь урок физкультуры. Но руки и ноги у меня движутся с неожиданной энергией, легкие набирают и выдыхают воздух, будто езда на велосипеде, которой я занялась, дала мне резервы, требующие выхода. Пот бисеринками выступает на лбу и приклеивает футболку к спине.
Я ощущаю прилив гордости, когда обгоняю Луиса, – который, впрочем, едва старается, – и Оливию, которая входит в беговую команду. Джейк впереди, и мысль догнать его кажется смешной, потому что Джейк явно быстрее меня, и больше, и сильнее, и никак не может быть, чтобы я его настигла – но настигаю. Он уже не пятнышко, он близко, и если я сменю дорожку и буду держать тот же темп, то почти наверняка, определенно…
Ноги у меня разъезжаются, рот наполняется медным вкусом крови от прокушенной губы, ладони тяжело ударяются о землю. Камешки рвут кожу, впиваясь в плоть и оставляя десятки мелких порезов. Колени обдает жгучей болью, и я, еще не видя красных точек на земле, знаю, что кожа лопнула на обоих.
– Боже мой! – звенит фальшивой заботливостью голос Ванессы. – Она споткнулась, бедняжка!
Я не спотыкалась. Пока я смотрела на Джейка, кто-то зацепил меня ногой за лодыжку и свалил. Я отлично знаю, кто это был, но не могу ничего сказать, изо всех сил стараясь набрать воздуха в легкие.
– Эдди, что с тобой? – спрашивает Ванесса тем же фальшивым голосом и, склонившись ко мне, шепчет в ухо: – Так тебе и надо, шлюха.
Я бы и хотела ей ответить, но все еще не могу дышать.
Когда подходит учитель физкультуры, Ванесса отодвигается, а когда мне уже хватает воздуха, чтобы говорить, она исчезает. Учитель осматривает мои колени, ладони, цокает языком, глядя на раны.
– Вам нужно в медпункт. Пусть обработают порезы и смажут чем-нибудь. – Он смотрит на учеников. – Мисс Варгас! Проводите ее.
Наверное, надо радоваться, что это не Ванесса и не Джейк. Но с Дженой мы едва виделись с тех пор, как сестра Бронвин пару дней назад высказалась о Саймоне.
Я хромаю к школе, и Джена не смотрит на меня почти до самого входа.