– Что ты здесь делаешь?
– Тебя проведать приехала. Тебя не было видно, а на мои сообщения ты не отвечаешь. Ты как вообще?
– Нормально.
Джена пытается закрыть дверь, но я успеваю подставить ногу.
– Впустишь?
Она колеблется, но открывает дверь и пропускает меня внутрь. Взглянув на нее, я чуть не ахаю. Она еще больше похудела, лицо и шея у нее покрыты ярко-красными рубцами, словно от нервного расчесывания.
– Ну что тебе? Да, я неважно себя чувствую. И это видно.
Я смотрю дальше в коридор.
– Кто-нибудь еще дома есть?
– Нет. Родители уехали на ужин. Слушай, не обижайся, но зачем ты вообще пришла?
Бронвин подсказала мне, что на это отвечать и как себя вести. Я должна начать с безобидных вопросов о том, где она была всю неделю, как себя чувствует, а потом перейти к теме депрессии Саймона и вызвать у нее желание рассказать мне больше. В качестве последнего средства можно напомнить о том, как сейчас приходится Нейту и что окружной прокурор пытается отправить его в самую что ни на есть настоящую тюрьму.
Вместо этого я делаю шаг вперед, обнимаю ее, подхватываю ее тощее тело и укачиваю, как ребенка. Она и на ощупь как ребенок: тонкие косточки, хрупкие конечности. Она сперва застывает, а потом прижимается ко мне и начинает плакать.
– Боже мой! – хрипит она. – Как все стало плохо! Совсем, совсем плохо!
– Ну, ну, – успокаиваю ее я.
Я веду ее к дивану, мы садимся, и она снова начинает плакать, неуклюже тыкаясь головой мне в плечо, а я глажу ее по волосам. Они жесткие от грязи, мышиного цвета корни переходят в блестящие иссиня-черные крашеные пряди.
– Саймон ведь сам это сделал? – осторожно спрашиваю я.
Она отодвигается и закрывает лицо руками, раскачиваясь взад-вперед.
– Как ты узнала? – с трудом выговаривает она сквозь рыдания.
Господи, значит, это правда. А я так до конца и не верила.
Я не должна рассказывать ей все. На самом деле я ничего не должна ей рассказывать, но я это делаю. Не знаю, как еще можно вести этот разговор. Когда я заканчиваю, она встает и без единого слова уходит наверх. Я жду пару минут, держа одну руку на коленях, а другой тереблю сережку. Она кому-то звонит? Достает пистолет, чтобы снести мне голову? Режет вены, чтобы уйти к Саймону?
Когда я уже решаю идти за ней, Джена с топотом спускается вниз с пачкой бумаг, которые сует мне.
– Манифест Саймона, – объясняет она, черты ее лица искажены. – Его надо было отослать в полицию через год, когда ваша жизнь была бы окончательно испорчена. Чтобы все знали, что это сделал он.
Листы бумаги дрожат у меня в руках. Я читаю.
Вот первое, что вам надо знать: я ненавижу эту жизнь и каждую ее секунду.
И я решил поставить в ней точку. Но я не уйду тихо.
Я много думал, как это сделать. Можно было бы купить пистолет, как любой среднеамериканский придурок, забаррикадировать двери, убрать столько леммингов из «Бэйвью», сколько патронов бы хватило, и последнюю пулю пустить в себя – а уж пулями бы я запасся.
Но этот способ затерт до дыр и должного эффекта не произведет.
Я хочу подойти к делу творчески, нестандартно. Я хочу, чтобы о моем самоубийстве говорили годами. Я хочу, чтобы по моим следам шли самозванцы-подражатели – и терпели неудачу, потому что умение планировать, которое для этого нужно, выходит далеко за рамки возможностей унылых лузеров, желающих смерти.
Перед вами эта картина разворачивается уже год. И если все пошло так, как я надеюсь, вы понятия не имеете, что же на самом деле произошло.
Я поднимаю глаза от листков.
– Зачем? – спрашиваю я, чувствуя подступающую к горлу желчь. – Как Саймон дошел до этого?
– Он давно находился в депрессии, – объясняет Джена и мнет в руках ткань своей черной юбки. На ее запястьях постукивают шипастые браслеты. – Саймон всегда считал, что достоин большего внимания и уважения, чем получал, понимаешь? Но всерьез он разозлился именно в этом году. Стал проводить все свободное время в Сети с шайкой уродов, фантазируя на тему мести всем и каждому, из-за кого чувствовал себя несчастным. Дошло до того, что он уже даже не понимал, что реально, а что нет. Все плохое, что случалось, раздувал до невероятных размеров. – Слова льются из нее потоком. – Он стал заикаться о том, чтобы убить себя и прихватить с собой других, ну, типа, креативно. Был одержим идеей использовать свое приложение так, чтобы подставить всех, кого ненавидел. Он знал, что Бронвин сжульничала, и из-за этого страшно выходил из себя. Право произнесения прощальной речи было практически у нее в руках, и ему никак было ее не догнать. Еще он думал, что она нарочно его подставила, сообщив неверную дату конкурса «Модель ООН». Нейта он терпеть не мог из-за Кили. Саймон думал, что у него с ней что-то получится, и тут Нейт увел ее с такой легкостью, причем ему самому это было не нужно.
Сердце у меня сжимается. Бедняга Нейт! Какая дурацкая и бессмысленная причина попасть в тюрьму!
– А Купер? Саймон включил его тоже из-за Кили?
Джена едко смеется.
– Наш образцовый юноша? Купер сделал так, чтобы Саймона не пригласили на вечеринку у Ванессы после бала. Хотя он попал в королевский двор. Он был страшно унижен тем, что его не только не пригласили, а фактически не допустили туда. Он только и говорил, что там будут все.
– А разве это сделал Купер?
Для меня это новость. Купер об этом ничего не говорил, а я даже не заметила отсутствия Саймона. В этом, наверное, отчасти и состояла проблема. Джена энергично кивает.
– Ага. Не знаю почему, но он это сделал. И эти трое стали мишенями Саймона, и он начал собирать слухи. Я все еще думала, что это так, разговоры, способ выпустить пар. Может, так бы и осталось, если бы я уговорила его уйти из Сети и покончить с этой одержимостью. Но тут Джейк узнал то, что Саймон хотел бы скрыть ото всех, – и это стало последней каплей.
Только не это! Каждая секунда, когда не упоминалось имя Джейка, давала мне надежду, что он все-таки в этом не замешан.
– Что ты имеешь в виду?
Я так сильно тяну сережку, что чуть не отрываю мочку.
Джена ковыряет облупившийся лак на ногтях, рассыпая по юбке серые чешуйки.
– Саймон подделал результаты голосования, чтобы попасть в королевский двор бала.
Моя рука замирает возле уха, глаза широко раскрываются. Джена сухо и невесело смеется.
– Знаю. Глупо, да? Ну вот такой Саймон был странный. Смеялся над людьми, называя их леммингами, а сам очень хотел быть таким, как они. И хотел, чтобы они его ценили. Вот он и сделал это и злорадствовал летом в бассейне, говоря, как легко все получилось и на выпускном балу он сделает то же самое. А Джейк нас подслушал.
Я сразу же представляю себе реакцию Джейка, поэтому слова Джены не являются для меня неожиданностью.
– Он хохотал во все горло. Саймон испугался. Ему страшно было подумать, что Джейк всем расскажет и все будут знать, на какой жалкий поступок он решился, – он, который годами выдавал чужие секреты. А сейчас его размажут, выдав его собственную тайну. – Джена сжимается от ужаса. – Представляешь себе? Создатель «Про Это» мошенничает, чтобы пролезть в компанию тех, над кем издевается, и попадается на этом. Это толкнуло его к последнему шагу.
– К последнему? – эхом повторяю я.
– Ага. Саймон решил перестать трепаться о своем сумасшедшем плане и реализовать его. Он уже знал про тебя и Т. Д., но молчал, пока снова не начались занятия. Тогда он воспользовался этим, чтобы заткнуть Джейка и привлечь его в сообщники. Потому что Саймону нужен был человек, который продолжит дело, когда его не будет, а я бы не согласилась.
Я не знаю, верить ей или нет.
– Не согласилась бы?
– Нет. – Джена не смотрит мне в глаза. – Не ради вас, на всех вас мне наплевать. Ради Саймона. Но он не стал меня слушать, а тут вдруг оказалось, что я ему больше не нужна. Он знал Джейка и понимал, что, узнав о тебе и Т. Д., он сорвется. Саймон сказал Джейку, что может повесить все на тебя, чтобы ты оказалась в тюрьме. После этого Джейк был с ним целиком и полностью. Он даже предложил послать тебя в тот день в медпункт за тайленолом, чтобы ты выглядела еще подозрительнее.
У меня в мозгу бушует белый шум.
– Идеальная месть за измену идеальному бойфренду. – Я не могу понять, сказала ли это вслух, пока Джена не начинает кивать.
– Да, и никто никогда не догадался бы, потому что Саймон и Джейк даже не друзья. Для Саймона стало бы дополнительным бонусом, если бы Джейк попался. Он почти надеялся на это, потому что ненавидел Джейка не первый год. – Джена повышает голос, словно разогреваясь для спора, какие, вероятно, постоянно шли у них с Саймоном. – Потому что в девятом классе Джейк бросил Саймона. Начал общаться с Купером, будто они всегда были лучшими друзьями, а Саймона больше не существует. Будто он пустое место.
Рот заполняется слюной, меня сейчас стошнит. Или я упаду в обморок. Или и то, и другое. Но это будет все же лучше, чем сидеть и слушать такое. Все время после смерти Саймона, когда Джейк меня утешал, когда заставил поехать на пикник вместе с Т. Д., будто ничего не случилось, спал со мной, – он знал. Он знал, что я изменила ему, и выжидал момент. Чтобы наказать меня.
Что самое ужасное – он так естественно вел себя все это время.
Кое-как я смогла обрести голос:
– Но он… ведь подставили Нейта. Джейк передумал? – Мне до боли хочется, чтобы это было правдой.
Джена отвечает не сразу. В комнате висит тишина, слышно только ее частое дыхание.
– Нет, – говорит она наконец. – Дело в том… все разворачивалось почти точно так, как планировал Саймон. Они с Джейком засунули телефоны вам в рюкзаки, и мистер Эйвери нашел их и оставил вас после уроков, как и рассчитывал Саймон. Он облегчил полиции расследование, оставив открытой консоль администратора «Про Это». Написал схему дневника на «Тамблере» и сказал Джейку, чтобы тот постил обновления с общественных компьютеров, добавляя детали происходящего. Это было все равно что смотреть по телевизору вышед