– Получилось.
Глава 25. Фиби
Четверг, 26 марта
Мамы нет дома – очередное собрание в «Голден рингс» по поводу очередной свадьбы. На кухонном острове записка: Эмма опять приболела. Оуэн поужинал. Для тебя в холодильнике кое-что осталось. Проверь, чтобы Оуэн сделал уроки.
Я со вздохом откладываю записку в сторону. Уверяя друзей, что не собираюсь рассказывать маме о произошедшем в «Контиго» и в Каллахан-парке, я ничуть не кривила душой. И все же в глубине души я устала ощущать себя своим собственным родителем. Понимаю: мама не виновата в этом, она старается как может. Но я с болью вспоминаю, как в детстве забиралась к ней на колени и вываливала все свои проблемы. И мне становилось так легко!
Впрочем, в том возрасте и проблемы были другого масштаба. Сломанные игрушки, разбитые коленки… Сейчас, решись я объяснить маме, что произошло в последние полтора месяца моей жизни, даже и не сообразила бы, с чего начать. А что творится в жизни Эммы, вообще не представляю. Ясно одно: сестре тоже некому довериться.
Мы перестали быть друг для друга близкими людьми.
В квартире тишина. Слышно только негромкое гудение посудомоечной машины, да из комнаты Оуэна доносятся приглушенные звуки – брат опять погружен в видеоигру. Преимущество этой квартиры перед нашим прежним домом одно: посудомойка в исправном состоянии. Обычно мы мыли посуду вручную, а в посудомойку ставили уже чистой, и папа всегда находил это забавным. Несколько раз он пытался исправить ситуацию, но против посудомойки даже его золотые руки оказались бессильны. В последний раз все закончилось тем, что прорвало трубу в туалете цокольного этажа.
– Может, проще новую купить? – спросила я, помогая пристроить под трубу пластиковое ведро, чтобы вода не стекала на пол. Тогда я не задавалась вопросом, сколько это стоит. Мне было все равно – что новые кроссовки, что новая посудомоечная машина.
– Ни в коем случае! – с азартом воскликнул папа. – Мы с посудомойкой решили поспорить, кто сильнее. И однажды я одержу победу в этой схватке.
Теперь я понимаю – мы просто не могли себе позволить ее купить. А после папиной смерти вдруг оказалось, что мы можем позволить себе все. Мама устроила поездку в Диснейленд, хотя, за исключением Оуэна, мы уже выросли из подобных развлечений. Целый день она водила нас от одного аттракциона к другому, а ночью, в номере отеля, плакала в подушку. Мама купила нам кучу одежды и крутые телефоны, себе – новую машину, а старую отдала Эмме и мне. Все было красивым, блестящим и не очень-то и нужным… Мы и не заметили, как это время закончилось.
Я щелкаю пальцем по корпусу нашей бесшумной и экономичной посудомойки. Ненавижу ее!
Есть не хочется. Лучше сначала исполнить новый ритуал: проверить мамины запасы спиртного. Я открываю шкаф рядом с кухонной раковиной. Вчера вечером оставалась бутылка текилы, сегодня ее уже нет. Странно, мама до сих пор не замечает, что происходит с Эммой. Впрочем, мы давно привыкли к ее ответственности и правильности. Не живи я с ней в одной комнате, тоже до сих пор ничего бы не знала. А сейчас, когда я направляюсь в спальню, меня заранее тошнит от нехороших предчувствий.
Надеюсь, конец этой истории близок. Уничтожив мамины запасы алкоголя, моя сестра, интроверт и пуританка, вряд ли найдет другую возможность приобрести спиртное.
Я с толкаю дверь в комнату, и первое, что меня поражает – это звуки. Свистящие и булькающие.
– Эмма? Что с тобой?
Сестра лежит на кровати, судорожно подергиваясь. До меня доходит – она задыхается! Глаза закрыты, губы посинели. И я с ужасом вижу, как тело начинает извиваться в конвульсиях.
– Эмма! Эмма, нет! – в отчаянии выкрикиваю я и бросаюсь к сестре, едва не споткнувшись о пустую бутылку текилы. Схватив Эмму за плечи, переворачиваю ее на бок. Бульканье не утихает, теперь к нему добавляются хрипы. – Эмма!
Я в панике вновь перекатываю ее на спину. Тело сестры содрогается, и ее начинает рвать прямо на постель. Моей футболке тоже достается.
– Фиби! – Оуэн просовывает голову в дверь. – Что случилось? – Он видит Эмму и застывает с разинутым ртом. – С ней что-то не так?
Эмма еще раз извергает из себя струю блевотины и безвольно валится на постель. Я приподнимаю ей голову и подкладываю подушку, чтобы не дать захлебнуться.
– Возьми мой телефон. На кухонном острове. Набери девять один один. Назови адрес и скажи – у нас алкогольное отравление. Немедленно! – выкрикиваю я, видя, что Оуэн не двигается с места. Брат стрелой вылетает из комнаты. Я отгибаю край простыни, пытаюсь вытереть Эмме рот и только теперь чувствую кислую вонь. Моя футболка спереди вся промокла. Меня саму едва не выворачивает.
– Как ты могла дойти до такого? – шепчу я.
Грудь Эммы медленно приподнимается и вновь опадает. Губы по-прежнему синие. Я беру ее запястье и ищу пульс под липкой кожей. Он прощупывается с трудом, особенно по сравнению с моим бешено колотящимся сердцем.
В спальню возвращается Оуэн, держа трубку у уха.
– Женщина сказала, сейчас приедут, – докладывает он, с испугом разглядывая безвольно распростертое на постели тело Эммы. – А почему отравление? – спрашивает он дрожащим голосом. – Кто ее отравил?
– Никто, – цежу я сквозь зубы. Хотя это не совсем так. Пусть я представить себе не могу, кто или что отравляло ее разум в последние недели, но начинаю сомневаться в причастности Дерека. Эмма сумела не покатиться по наклонной сразу после того, как обнаружилось, что я спала с ним, так неужели она готова убить себя из-за нескольких сообщений в «Инстаграме», оставленных без ответа? Должна быть какая-то другая причина.
– Дай сюда телефон! – протягиваю я руку к Оуэну. – Алло! Помогите, я не знаю, что делать! Перевернула сестру на бок, ее стошнило, и она больше не захлебывается, однако лежит без движения. Дышит с трудом. Я не могу больше, я не знаю…
– Не волнуйся, девочка, ты все сделала правильно. Слушай внимательно. – Женский голос на другом конце линии звучит твердо, но успокаивающе: – «Скорая» уже в пути. Я задам тебе несколько вопросов, и мы решим, что предпринять, пока врачи не подъедут. Ты не одна. Все будет хорошо.
– Хорошо, – повторяю я. По щекам катятся слезы, и я делаю вдох, чтобы удержать их, пытаясь сосредоточиться на голосе женщины, а в голове продолжают циркулировать все те же два вопроса:
Как ты могла дойти до такого?
Кто ее отравил?
Глава 26. Мейв
Пятница, 27 марта
Бронвин заключает меня в объятия так крепко, что сейчас раздавит – причем раздавит максимально нежно.
Сегодня пятница, и я вернулась из школы всего полчаса назад. Бронвин, примчавшаяся из аэропорта на такси, тут же бросается обнимать меня, а я в это время прижимаю к уху телефон, пытаясь понять, что мне говорит Фиби.
– Но теперь ей ничего не угрожает?
– Наверное. – По голосу чувствуется, что Фиби сама еле жива. Когда она утром не пришла в школу, я забеспокоилась – вдруг Злыдень ее все-таки выследил? Мы с Ноксом послали ей кучу сообщений, но лишь во время ланча Фиби появилась в Сети и написала, что большую часть ночи провела в больнице с сестрой и только под утро, по настоянию матери, вернулась домой. – Эмма еще под капельницей, однако в кислородной терапии уже не нуждается. Врачи говорят, обойдется без последствий. Хотя, вероятно, после выписки потребуется дополнительное лечение. Реабилитация или что-то вроде того, точно не знаю.
– Эмма не говорит, почему так напилась?
– Нет. Она еще толком не пришла в себя. – Фиби устало вздыхает. – В нашей семье как всегда – не одно, так другое.
У меня сжимается горло. Еще до того, как стало известно об Эмме, я испытывала непреодолимое желание рассказать Фиби все, что мы узнали о Злыдне, и надавить на нее – пусть постарается вспомнить, не пересекалась ли с ним раньше. Но сейчас не время, достаточно ей одной беды.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Спасибо, не надо. Я только хотела сообщить, что Эмма будет жить.
– Если что, я на связи, – говорю я в уже замолчавшую трубку.
Я опускаю телефон. Наконец-то можно обнять Бронвин как следует! Меня окутывает знакомый аромат ее шампуня – «зеленое яблоко», – и впервые за последние дни я расслабляюсь.
– Добро пожаловать домой, – бормочу я сестре в плечо. – В Бэйвью опять творится черт знает что. Я скучала по тебе!
Наконец мы отрываемся друг от друга и садимся у окна, на свое любимое место. Как будто Бронвин никуда и не уезжала… Родители на работе, в доме тишина.
– Да уж, тут столько событий, даже не знаю, с чего начать, – говорит Бронвин, поджав под себя ногу. На сестре черные легинсы и обтягивающая футболка с символикой Йеля. Вот кто умеет правильно подобрать одежду – стильно и одновременно комфортно, для самолета что надо. – Так Эмма поправится?
– Да. Фиби сказала, ей лучше.
– Кошмар. – Бронвин качает головой. – Этому городу скоро придет конец. Но ты… – Она хватает мою руку и встряхивает. – Ты меня с ума сведешь. Я всю неделю мысленно с тобой боролась. Как можно было скрывать, что с тобой происходит? – В ее глазах одновременно читаются любовь и упрек. – Всегда считала, мы доверяем друг другу, и тут выясняется, что я понятия ни о чем не имела, пока ситуация не разрешилась.
– На деле оказалось, что волноваться не о чем, – оправдываюсь я.
Она сжимает мою руку еще крепче.
– Не о чем? Ты целый месяц была уверена, что умираешь, и это называется «не о чем»? А если бы мы упустили драгоценное время для лечения? Нельзя так поступать, Мейв! Это непорядочно по отношению ко всем нам.
– Ты права… – Я смотрю на наши сплетенные руки, подбирая слова. – Я никогда не верила, что вообще успею закончить среднюю школу. Я старалась не привязываться к людям и не хотела их привязывать к себе. Думала, так всем будет легче. Только с тобой я не могла поступить подобным образом. Ты не позволяла. Ты всегда была здесь, со мной, заставляла меня жить и чувствовать. – Бронвин сдавленно всхлипывает и вновь сжимает мою ладонь. – Просто ты уехала…