– Еще и косу расплетает, наверное. – Я кладу голову ему на плечо и вдыхаю привычный запах цитрусового мыла.
– Как же просто жилось в двадцатом веке, – вздыхает Нокс.
Я жду, когда начнется фильм, однако Нокс не спешит его запускать и долго барабанит пальцами по крышке ноутбука. Я приподнимаю голову и бросаю на него вопросительный взгляд.
– Слушай… – начинает Нокс, не отрывая глаз от застывшего экрана. – Я, конечно, рад, что ты пришла… нет, не подумай, я всегда тебе рад… не сказать, чтобы я тебя не ждал или типа того…
– Нокс, – останавливаю его я, комкая в руке краешек одеяла. – Что-то ты заговариваешься.
Недобрый знак.
– И правда. Прости. – Пальцы продолжают постукивать, а я любуюсь его профилем, удивляясь, почему не сразу разглядела такую красоту. Как я могла не замечать эти скулы? – Дело в том… Я хотел сказать тебе, что, ну… Думаю, нам не стоит больше так делать.
– Делать что? – Почувствовав себя уязвленной, я поднимаю голову с его плеча. – Смотреть кино?
– Нет, я не об этом. Кино ни в коем случае нельзя отменять. Я скорее о… – Он указывает на крохотное пустое пространство между нами, образовавшееся потому, что я села прямо. – Об этом. – Я вижу, как он сглатывает комок в горле. – Ты. В моей постели. Это… уже слишком.
– Слишком что? – уточняю я, заслоняясь одеялом, как щитом. – Я ничего такого не делаю!
– Угу. В том-то и проблема. – Нокс нервно трет шею. – Слушай, Фиби, я всецело уважаю твое желание просто дружить. Клянусь, я с этим смирился. Я никогда и не рассчитывал на большее.
Мое сердце сжимается от этой бесхитростной правды. Мы с Ноксом поцеловались в день свадьбы Эштон и Эли, и я думала – надеялась, – что нас с ним ждет нечто большее. А затем узнала про Оуэна. Ноксу я об этом рассказать не могла, но и отношения с такой огромной лжи начинать не хотелось. Поэтому, когда он позвал меня на свидание, я сказала, что, на мой взгляд, лучше нам оставаться друзьями. И хотя часть меня порадовалась, как быстро и легко он проглотил эту ложь, другая – огромная – часть пришла в отчаяние.
– Понимаешь, когда ты так близко… ты только не подумай, что я на тебе помешался или вроде того, – продолжает Нокс, загоняя мне в сердце еще один нож. – Просто в такой ситуации мне сложновато оставаться во френдзоне, вот и все.
Так не оставайся. Эти слова чуть не срываются с моих губ, и я хочу закрыть ему рот поцелуем, отшвырнуть ноутбук в сторону и наконец-то, наконец-то снять с него эту белую футболку.
Конечно, я ничего подобного не делаю. И конечно, он прав. Мой единственный источник утешения не может быть неисчерпаемым. Я поступала нечестно, а Нокс оставался человечным, так долго мирясь с этим.
– Поняла, – оцепенело говорю я, свешивая ноги с кровати. – Без проблем.
– Мы все равно можем посмотреть фильм, – говорит Нокс. – Только… ну, знаешь… внизу. Могу сделать попкорн, если хочешь.
Господи. Меньше всего на свете мне хочется сидеть с Ноксом в гостиной на противоположных концах дивана, хрустеть попкорном и смотреть фильм, на который мне трижды плевать, ведь на самом деле единственная причина, зачем я пришла, – это побыть с ним рядом. Однако он был честен со мной, и, отказавшись, я буду последней свиньей. Поэтому я выдавливаю улыбку и отвечаю:
– Отличная мысль!
Одной ложью больше, одной меньше – какая, в конце концов, разница?
Глава 3Нейт
Сколько себя помню, цифровой билборд на обочине Кларендон-стрит показывал одну и ту же рекламу – с танцующей банкой энергетика, поэтому тот факт, что картинка сменилась, сразу привлекает мое внимание, когда я останавливаю мотоцикл на красный сигнал светофора.
«НОВАЯ ИГРА НАЧИНАЕТСЯ, БЭЙВЬЮ!»
Больше на билборде ничего нет – только красная надпись на белоснежном фоне. Буквы медленно гаснут, и мне даже становится интересно, что будет дальше. Но потом вспыхивает прежняя надпись про новую игру. Вот и вся интрига. Что хотели продать – непонятно. Пять баллов, господа рекламщики!
Загорается зеленый, и мой мотоцикл с ревом мчит дальше – по знакомой дороге в загородный клуб «Бэйвью». Для многих лето в наших краях означает пляжи, барбекю и отпускные фотки без фильтров во всевозможных соцсетях. А для меня лето в Бэйвью – это две работы сразу. Днем я вкалываю в строительной фирме, вечерами разливаю напитки местным богатеям, а затем пытаюсь хотя бы немного поспать в доме с пятью соседями, которым делать больше нечего, кроме как закатывать вечеринки и зазывать на них меня.
Не жизнь, а сказка!
Я въезжаю на парковку и останавливаю байк между двумя проведенными свежей краской белыми линиями. Достав телефон, чтобы узнать время, я вижу новое сообщение с фотографией. Бронвин и Стэн – это моя бородатая ящерица – сидят рядышком на громадном камне в саду у семейства Рохас. Вернувшись на лето из Йеля, Бронвин заявила, что моему питомцу необходима, как она выразилась, «физическая и умственная нагрузка». И вуаля – теперь она то и дело забирает Стэна к себе и выгуливает его на заднем дворе. Насколько могу судить, во время прогулок Стэн двигается не больше обычного, но ему, похоже, приглянулся новый камень, на котором можно сидеть.
Я с ухмылкой разглядываю фото, настроение улучшается. В ближайшие два месяца моя девушка никуда не уедет; выходит, жизнь у меня и правда похожа на сказку. Бронвин учится на юриста и могла бы проходить летнюю практику в Нью-Хейвене или Нью-Йорке, однако ее выбор пал на Сан-Диего. Представился отличный шанс поработать в стартапе, основанном женщиной, – в одну из таких фирм Бронвин мечтает когда-нибудь устроиться главным юрисконсультом, – а значит, мне даже не стоит переживать, что из-за меня она упускает ценные возможности.
«Следи, чтобы какая-нибудь птица его не утащила», – пишу я.
«ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП», – отвечает Бронвин, прибавив вопящий от ужаса смайлик.
Конечно, она этого не допустит. В целом мире нет более надежного человека, чем Бронвин Рохас. Я прекрасно понимаю, насколько мне с ней повезло, поэтому и взвалил на себя две работы, учебу и дешевое жилье с невыносимым количеством соседей, чтобы не спускать все заработанное на аренду. Когда-нибудь я стану мужчиной, достойным такой девушки, как Бронвин, а не лузером, которого ей пришлось вытаскивать из тюрьмы.
А пока что – напитки сами себя не нальют.
Я глушу мотоцикл, прячу ключи в карман и направляюсь к гигантским колоннам, обрамляющим вход в загородный клуб. На краю парковки стоит доска объявлений, увешанная рекламными флаерами всяких садовников, репетиторов, специалистов по уборке домов и выгуливанию собак – в общем, людей, выполняющих работу, на которую богатеям не хватает времени из-за постоянных тусовок в загородных клубах. Мой взгляд выхватывает незнакомую листовку. В отличие от большинства других она отпечатана на глянцевой бумаге. Никаких картинок, лишь крупная надпись красным по белому:
«НОВАЯ ИГРА НАЧИНАЕТСЯ, БЭЙВЬЮ!»
Нахмурившись, я замедляю шаг, открепляю флаер от доски и переворачиваю. Пусто. Несомненно, эта листовка дополняет билборд на Кларендон-стрит, вот только по-прежнему непонятно, чего хотел добиться автор. Разве что…
Это рекламная провокация? Теперь, когда я держу флаер в руках, меня осеняет: какой-то придурок решил напомнить горожанам об игре «Правда или Вызов», из-за которой погиб Брэндон Уэбер. Нечто подобное творилось после смерти Саймона: то и дело всплывали клоны его сайта со сплетнями. Впрочем, этим промышляли подростки, которые никогда не накопили бы на аренду билборда. Хотя, если задуматься, в «Бэйвью-Хай» полно учеников при деньгах.
– Ищешь репетитора? – раздается голос за моей спиной.
Обернувшись, я вижу Ванессу Мерримен в легком, полупрозрачном белом сарафане, накинутом поверх полосатого бикини. Мы с ней окончили школу в один год. Она дружила с Эдди, но когда та рассталась с Джейком, Ванесса встала на его сторону. Даже теперь, когда Джейка упрятали за решетку, она, похоже, не считает нужным извиниться перед Эдди. Думаю, Ванесса вернулась на лето из колледжа. Понятия не имею, куда именно она поступила, мне на нее глубоко наплевать.
Ванесса игриво прислоняется к доске для объявлений.
– Хочешь, помогу? Я прекрасно разбираюсь во многих предметах. К примеру, в человеческой анатомии. – Я сурово гляжу на нее. – Да ладно тебе! Расслабься, я пошутила! – Она взмахивает ладонью, как будто собираясь шлепнуть меня по руке, но в последнюю секунду замирает. – Погоди. Тебя ведь едва не взорвали! А руки-ноги вроде целы.
– Репортеры слегка сгустили краски, – бормочу я.
Ванесса вытягивает шею и, рассмотрев мою левую руку, широко распахивает глаза. От неудавшегося теракта Джареда Джексона больше всего пострадал я. Мы с Бронвин гуляли по дендрарию позади ресторана, где Эштон и Эли устроили предсвадебный ужин. Нокс понятия не имел, что мы в саду, и, увидев рюкзак, оставленный Джаредом, отбросил его как можно дальше. Рюкзак приземлился в нескольких футах от меня и Бронвин. Мы рванули со всех ног, но так и не успели покинуть зону поражения. Я повалил Бронвин на землю, прикрыв своим телом, а очнулся с рукой, начиненной шрапнелью. Раны зажили, но полностью шрамы не исчезнут никогда.
– Ого, – выдыхает Ванесса, а затем треплет меня по щеке. – Могло быть и хуже, да? По крайней мере, твое симпатичное личико не пострадало.
Да уж, повадки у Ванессы не изменились. Она протягивает руку к флаеру, но, прежде чем ее пальцы смыкаются, я роняю листок в урну.
– Что за бумажка? – интересуется Ванесса, перебрасывая волосы на одно плечо. Они выглядят очень ухоженно и дорого: у корней волосы темнее, на кончиках – светлее, а поверх – тонкие пряди разных оттенков. Эдди сказала бы точно, как это называется. – Зачем ты ее выбросил?
– Потому что она странная. – Я иду ко входу в клуб.
Ванесса не отстает.
– В каком смысле странная?
У меня совсем нет желания обмениваться мнениями с Ванессой Мерримен.