По-моему, горожане выбрали второй путь. Люди мне сочувствуют и беспокоятся о будущем Оуэна. Думаю, здесь во многом помог адвокат Эммы – Мартин Маккой. Он пришел на интервью к Пауэрсу и в эфире продемонстрировал переписку Джареда с Оуэном. «Так не должно было случиться», – написал Оуэн после гибели Брэндона. Как объяснил Мартин, Джаред ни разу не сообщал напрямую, что задумал убийство. Эмма – уже выпускница – инстинктивно почувствовала, что Джаред опасен, и прекратила с ним общаться. А наш брат, на пять лет младше, еще не научился разбираться в людях.
Пресса активно обсуждает и мистера Риордана, хотя дальнейшая его судьба неясна. По словам Мартина, полиция Бэйвью ищет подтверждение, что письмо для Челси отправил именно Саймон. Но показания с чужих слов – ненадежное доказательство. С другой стороны, в письме достаточно деталей, чтобы люди поверили в его правдивость. Как все время повторяет Эдди, Саймон обладал властью над окружающими, потому что никогда, ни при каких обстоятельствах не лгал.
Челси и Гэвину удалось скрыться, их пока не нашли. В квартире Челси полиция обнаружила подробные записи – нечто вроде манифеста, оставленного Саймоном два года назад. Челси признала свою ответственность за произошедшее с Фиби, Регги и Джейком. «Я сожалею, что Регги погиб, – написала она. – Я всего лишь хотела его припугнуть. А вот Джейка мне не жаль. Он лишил меня отца, поспособствовал смерти Саймона Келлехера и едва не прикончил Эдди Прентис. Он до конца своих дней портил бы людям жизнь без всяких помех. Поэтому за дело взялась я».
Розыск Челси и Гэвина идет полным ходом, полиция интересуется любой информацией, которая поможет их выследить. Думаю, я могла бы кое-что сообщить. Челси – тогда еще Иви – однажды сказала мне, что мечтает жить в Колорадо, но… я промолчала. Мне сложно ее ненавидеть, и я в глубине души не хочу, чтобы ее поймали. В конце концов, половина моей семьи тоже планировала месть после смерти нашего отца, а ведь Брэндон не нарочно устроил аварию с погрузчиком. Не представляю, какую ярость мы испытали бы, столкни нас судьба с хладнокровным убийцей вроде Джейка.
Кроме того, даже помешавшись на мести, Челси во многом была права. Особенно насчет меня, Эммы и Оуэна.
Последние несколько дней я провела в кругу семьи. Мы долго объясняли маме, почему хранили молчание: клялись, что недоверие тут ни при чем. Мы пытались ее защитить, поскольку она и без того настрадалась. Мама уже сотню раз нам повторила, что это решение было ужасным. Мы обсудим это с психотерапевтом. Наш первый семейный прием состоится завтра, а на следующей неделе – несколько индивидуальных. Если честно, я жду этих бесед с нетерпением. Нам всем не помешает разобраться в себе.
– Может, посмотрим что-нибудь другое? – бормочет с дивана Оуэн, когда Мигель Пауэрс объявляет перерыв на рекламу.
Брат сидит между мной и Эммой, мама – на табурете в кухонной зоне. Нахмурив лоб, она что-то печатает на ноутбуке. Последнее время мы держимся как можно ближе друг к другу, расходясь по своим комнатам только на ночь.
– Сейчас на Седьмом будет спецвыпуск новостей с Лиз Розен. – Эмма тянется за пультом. – Она возьмет интервью у Маршалла Витфилда.
Я корчу кислую гримасу. Рада, конечно, что Маршалла больше не травят, но выставлять его героем – это, по-моему, чересчур. Пусть он и помог мне выбраться из дома Челси.
– Я имел в виду что-то… совсем другое, – втянув голову в плечи, произносит Оуэн. – Не могу больше слышать свое имя по телику.
Эмма ставит передачу на паузу.
– Люди тебя не осуждают, – говорит она брату.
– В том-то и проблема, – вздыхает Оуэн. – Ведь я не отличаюсь от парней, которых все ненавидят. От тех, кто поступил ужасно, а наказания избежал.
Я беру его за руку, немного удивившись, что он ее не отдернул. Пусть даже Оуэн выше меня на голову, впервые за долгое время я снова вижу в нем младшего братишку.
– Ничего ты не избежал. Ты получишь наказание в соответствии с возрастом.
Оуэн сглатывает; его кадык дергается.
– Даже родители Брэндона отнеслись ко мне по-доброму.
«Родители Брэндона, – думаю я, – до сих пор свыкаются с мыслью, что их сын по неосторожности убил нашего папу». Теперь я понимаю, почему они так долго молчали: мы делали то же самое для Оуэна. Впрочем, лучше не напоминать ему об этом.
– Они знают, что Джаред посвятил тебя не во все свои планы, – говорю я.
– Я повел себя как идиот. И не возражайте, что мне было всего двенадцать, – добавляет Оуэн прежде, чем я открываю рот. – Наверное, в глубине души я что-то подозревал… Но мне так не хватало папы, что в голове помутилось.
– Понимаю. – Эмма сжимает другую руку брата. – Мне тоже его не хватает.
– И мне. – Мысль о том, насколько обрадовался бы папа, увидев, как мы втроем держимся за руки, вызывает улыбку.
Пусть даже для этого нам пришлось многое пережить.
– Бедная Фиби, – говорит Эмма. – Ты ни в чем не виновата, а отдувалась за нас всех.
– Нейту повезло еще меньше, – замечаю я.
– О чем это вы там шепчетесь? – спрашивает мама, глядя на нас поверх ноутбука.
– О нашей общей вине, – отвечает Эмма.
Теперь у нас в семье правило: ничего друг от друга не скрывать.
– Давайте переключим канал, – говорит мама, бросив взгляд на застывшее лицо Мигеля Пауэрса.
– Я давно предлагаю, – бурчит Оуэн.
– Есть что-то новое, мам? – интересуюсь я, поскольку она уже час сидит за ноутбуком.
– Да так, обсуждали дела с Мартином. Завтра за обедом мы определим стратегию защиты. Он считает, что обвинений Оуэну не предъявят, учитывая общественный настрой и явное отсутствие умысла. Однако на всякий случай подготовимся.
Откашлявшись, Эмма замечает:
– Раз уж мы договорились не темнить, скажу честно: по-моему, Мартин пригласил тебя в кафе не по работе.
На миг воцаряется тишина. Мама краснеет:
– С чего ты взяла? Придумаешь тоже!
Оуэн со вздохом зарывается в подушки.
– И мне так кажется! – говорю я сестре, и мы с улыбкой переглядываемся.
– Снова на одной волне, – подмигивает Эмма. – Как в старые добрые времена.
– Главное – не как в старые злые, – усмехаюсь я.
– Да уж, – кивает Эмма. – Будем надеяться на лучшее.
Звонит домофон, и Оуэн первым вскакивает с места – видимо, испугавшись угодить в сестринские объятия.
– Интересно, кто там, – говорит он, подходя к двери. Я слышу чей-то голос, слов не разобрать. Затем Оуэн вновь плюхается на диван. – Это Нокс. Я его впустил.
– Ой. – Я достаю телефон: новых сообщений или пропущенных звонков нет. – Нокс не предупреждал, что придет… Ладно, я только… – Встав с дивана, я оглядываю нашу тесную квартирку и натыкаюсь на три пары любопытных глаз. Честность не отменяет приватности, верно? – Встречусь с ним внизу.
– Он уже поднимается, – замечает Оуэн.
– Тогда мы поговорим в коридоре, – бросаю я, выскальзывая из квартиры.
Лифт, должно быть, приехал быстро: как только я закрываю за собой дверь, Нокс выходит мне навстречу.
– Привет. – Он резко останавливается. – А я как раз к тебе.
– Знаю. Может, выйдем на улицу? А то в квартире полно народу.
– Да, без проблем, – отзывается Нокс. – Если хочешь, поднимемся на крышу.
– Что? – Я вскидываю брови. – Ты готов пойти на крышу?
– Привыкаю потихоньку, – слабо улыбнувшись, говорит он.
– Ты точно готов?
– Точно.
Я открываю дверь на лестницу, Нокс идет вслед за мной. С тех пор, как полиция увезла меня из дома Челси, мы с ним много переписывались, однако видимся впервые. Я по нему скучала, хотя теперь не знаю, что сказать. Наверное, он тоже, и мы шагаем по ступенькам молча.
– Прости, что застал тебя врасплох, – говорит Нокс, когда мы выходим на крышу. – Я боялся, что ты откажешься со мной встретиться.
Теперь здесь расставлены столики, и я сажусь за тот, что поближе к центру.
– Почему ты так решил?
– Из-за той ночи, когда ты рассказала мне про Оуэна. – Взъерошив чуть выгоревшие на солнце волосы, Нокс садится напротив меня. – Я повел себя не лучшим образом. Наговорил лишнего…
– Нет, ты был прав, – перебиваю я. – Насчет всего. Поговори я с мамой сразу, все быстрее узнали бы, что мой брат раскаивается, и Челси не подбросила бы шнурок Регги к нему в рюкзак. Мне не пришлось бы идти к ней домой, и меня бы не похитили. Это не отменяет остального, но, по крайней мере, в семье дела наладились бы раньше.
– И все же я напортачил. – Нокс рассеянно смотрит вокруг, затем на небо и, видимо занервничав, вновь останавливает взгляд на мне. – Представляю, с каким трудом ты мне доверилась, а я, по сути, тебя подвел…
– Вовсе нет.
– Слава богу. Потому что я скучал по нашим разговорам.
– Я тоже.
Мы улыбаемся друг другу, и мне становится намного легче.
– Прекрасно выглядишь, – вырывается у Нокса. Затем он опускает глаза, будто засомневавшись, уместны ли сейчас комплименты. – Ну, я имею в виду… после всего, что случилось.
– То есть чуть лучше, чем ужасно? – ухмыляюсь я.
– Нет. Хотя, учитывая обстоятельства, я бы не удивился, если бы твои переживания, м-м-м… ну, скажем, отразились на лице, но… – Я подавляю усмешку. Наверное, это жестоко – так наслаждаться его смущением. – В общем, я хотел сказать, что ты очень красивая, Фиби. И сейчас, и всегда.
– Ох… – От его взгляда у меня перехватывает дыхание. – Спасибо.
– Не хочешь… – Нокс озирается по сторонам. Мое сердце начинает биться чаще, и вдруг он говорит: – Не хочешь вернуться к себе?
Должно быть, вид у меня разочарованный, потому что он сразу добавляет:
– Я знаю, у вас много семейных дел…
– Ты прав, – перебиваю я, – сейчас не самое подходящее время. Но нам с тобой каждый раз что-то мешает, и мне это надоело. Поэтому… – Я беру его ладонь и сплетаюсь с ним пальцами. – Я действительно хочу спуститься, а затем – поехать к тебе и посмотреть кино. В твоей комнате. – С улыбкой я наблюдаю, как его щеки заливает румянец. Нокс такой милый и трогательный, когда стесняется. – Впрочем, если предпочтешь гостиную, я приготовлю гигантскую миску попкорна, водружу ее между нами и больше никогда не заведу этот разговор.