– Что? И тебе, брат, плохо? Ну, ведьма – хоть не страшно, а то мне на втором бочонке дракон привиделся! Вот чудище-то!
– И как ты с ним разделался? – машинально спросил Один, отцепляя повисшего пьянчужку.
– А я его в третьем бочонке медовухи утопил! – радостно захохотал парень.
Один, сняв руки юноши со своих плеч, перевесил малого через чей-то плетень. Ярость захлестывала Одина. Била по вискам.
– Ну, погодите! – грозил великий светлому Асгарду. – Вам это еще припомнится!
Но Асгард вряд ли был в состоянии помнить что-то, кроме того, что всегда любые хлопоты можно решить, не двинувшись с места. За те-то деньги, что были у асов? Да десяток бедолаг кинутся мух отгонять, найдется охотник и ведьму ловить. Так отвечали самые рассудительные из ошалелых асов.
Солнце вставало над Асгардом. Золотило купола и зубцы башен. Чисто голубой свет неба смешался с золотом. Асгард предстал перед Одином, словно в волшебной дымке. Дворцовые стены с колоннами скрыли хижины, в которых обитали простые воины и прислуга.
Это был город, которым Один гордился: его детище и слава. И этот город больше ему не повиновался. Безумие бросилось в голову асу.
– Погодите! Еще немного! – шипел Один, выдирая мох из расщелин между бревнами хижины Хейд. Чиркнул кремнем, высекая огонь. Ветер гасил слабое пламя. Один укрыл клочок мха полой плаща. Защищенный, огонек живо вскинулся язычком. Захрустели ветки. Один сунул горячий клок под кровлю. Вначале, кроме дыма, огонь не подавал признаков жизни. Потом осмелел. Глянул рыжим взором: тут я, жив! И побежал, пожирая солому.
Внутри, метаясь и припадая к окнам, рвала на себе волосы ведьма. Волшебные руны не пускали ее – спасения не было: огонь уже охватил хижину жарким объятьем. Вспыхнули кусты в палисаднике. Огонь подбирался к соседней ограде, отделенной от хижины Хейд полосой кошеной травы, когда сонный крик: «Пожар!» – разбудил близлежащие хижины.
Из захлопавших дверей, кто с ведром, кто всего лишь с ковшиком, кинулись асы и прислужники из смертных.
– Не подходи! Ведьма должна сгореть! – безумствовал Один, размахивая выдернутой из изгороди штакетиной.
Лишь дюжина рослых мужиков аса скрутила, связала. Окатили из кадки холодной водой. Пламя, словно испугавшись натиска, отползло. Но спасать на пожарище уже было нечего: хижина Хейд сгорела до чернеющих угольев.
Хижина сгорела. Как только рухнули стены, запертые волшебными рунами, ведьма хмыкнула и, сделавший на время невидимой, взмыла в воздух.
Один, после вспышки ярости, уснул в своей опочивальне. Даже не уснул – забылся тяжелыми видениями. Очнулся лишь на закате. Голова гудела. Вчерашняя девочка и поджог, который ас учинил, казались частью кошмара. Хотелось побыть одному, но у изголовья сидела пожилая валькирия, время от времени поднимавшая голову от рукоделья и пристально и сурово смотревшая на Одина.
– Ишь, что удумал, – бурчала старуха. – Город спалить. А до прочих и дела нет? О чем думал-то, великий ас?
– Отстань! – отмахнулся Один. – И без тебя тошно.
Валькирия отложила холстину, воткнув в ткань иголку с красной шерстяной ниткой. Дотянувшись, поднесла к губам Одина ковшик.
– На-ка, попей! Да я тебя понимаю: неведомые бесчинства творятся в Асгарде. На моем веку, а пожила я долго, не бывало еще такого, чтобы мужчины буйствовали дни напролет во хмелю, а девушки, всякий срам потеряв, развлекались в пьяных сборищах.
И глянула исподлобья:
– Делать что будешь, великий ас? Голова, тяжелая, гудела. Один приподнялся:
– А ты что посоветуешь, старая? – пошутил.
– Что ж теперь локти кусать? Незачем было шататься от вотчины, к чему оставил правление Асгардом на помощников? Сам не углядишь, кому другому дело?
– Но это не совет – ругать себя и сам смогу, – хмыкнул Один: старуха была занятной.
Раньше он мало внимания обращал на прислужниц-валькирий, разве что мелькнет среди них больно хорошенькая да ладная. Старуха говорила так, словно она была господином, а Один – неразумным юношей, которому только и слушать советы.
– Гулльвейг, пока до нитки не разорит, из города не уйдет, – помолчав, проговорила старуха.
– А это что за кляча? – сел Один на постели.
– Повелительница золота, – усмехнулась старуха. – Ты, что, думал, подпалил избушку – и все дела?
– А откуда тебе ведомо, что я ведьму сжег? – насторожился Один.
– Ну, велика тайна! – валькирия вернулась к вышиванию. – О том весь Асгард судачит, пока ты тут полеживаешь. Хейд в красках расписывает, как великий ас к ней собакой в услужение просился.
– Хейд жива?
Мысли о девочке Один припрятал подальше: несмотря ни на что, ему было мучительно думать, что он уничтожил красоту, пусть и наполненную черной сутью.
Пронзительный взгляд старухи заставил щеки Одина побагроветь.
– И ты в сети ведьмы попался? Разве не знаешь пророчества: «Трижды убей повелительницу золота – трижды и оживет ведьма»?
У Одина в голове не укладывалось: неужели армия воинов, мудрость богоз, достоинство Асгарда – все это не может противостоять маленькой ведьме?
А валькирия словно мысли читала:
– Только тот, кто послал Хейд, может заставить ее вернуться. К ванам иди на поклон, великий Один!
– Что, мерзкая колдунья? – Один ухватил старуху за ворот платья. – Мне идти к подданным с просьбами?
– Если не жаль Асгард, не ходи, – старуха глядела с укором. Один, стыдясь, что связался со старухой, убрал руку.
Но Один оттого и считался первым среди великих, что умел уступать, когда другого выхода не видел.
– Значит, ваны! – процедил Один. Валькирия, как ни тщилась, разгадать складку между бровей аса не сумела.
Еще больше поразились ваны, получив с гонцом пергамент – великий Один вызывал правителей ванов с дружиной для переговоров.
Фрейр, о затее приемного сына не знавший – не ведавший, и старейшие ваны посланием всполошились.
Отказать не посмели, гадая, что за причина такого внимания великих асов.
– Не иначе – к беде, – рассудительно твердили старухи.
– Он решил покончить с нами, как с курятами, – злились землепашцы, которых Фрейр спешно собирал в дружину. Определили место и время встречи. Выступили задолго до означенного срока: земля, где Один будет ждать ванов, находилась от Альфхейма в двух неделях пути.
Когда дружина ванов была в пути пятый день, их настиг новый гонец от асов. Крылатый конь вихрем слетел с облаков, встав на дыбы перед самым лицом Фрейра.
– Великий Один шлет тебе привет, могучий повелитель Альфхейма! – гонец, мальчишка лет едва ль денадцати, насмешливо прищурился, рассматривая войско ванов. – Если ты не передумал, Один готов заключить с тобой вечный мир.
Ваны, готовые к любым каверзам пресветлого Асгарда, заволновались: не может того быть, чтобы Один унизился до того, чтобы струсить заранее. Не иначе в словах посланца крылся подвох.
– Ну-ка, – Фрейр ухватил лошадь гонца за узду, – выкладывай, что еще велел тебе передать великий Один? Может, он просил нас самим себе вырыть ров, навалить туда побольше сушняка да зажарится всем сразу?
Парень попытался вырваться из цепких рук, державших наглеца со всех сторон. Пискнул:
– Передал что велено! А хотите знать большее, сами к Одину и отправляйтесь!
– Отпустите мальчишку – какой с него спрос? – Фрейр прикусил ус, задумавшись. Намек на прошлый визит ванов в Асгард, когда они потеряли лучших своих пахарей, гуртовщиков и торговцем, добра не сулил.
– А может, – встрял Альвар, которому больше других было ведомо о намерениях и заботах великих асов, – гонец и впрямь говорит правду? Может, Один струсил и предлагает перемирие, потому что боится битвы?
– Кто знает, что на уме у великих? – протянул Ньёрд. Но мысль, что дружина Одина их боится, так понравилась, что ваны ухватились за зацепку, словно утопающий за канат.
К слову сказать, ваны мало представляли, что было бы, решись асы на открытый выпад. Куда приятнее победить, не сражаясь.
Ваны, взбодренные и почти уверившие себя, что лишь трусость понуждает Одина и его дружину просить мира через посланца, тут же воспылали боевым духом.
– Это он легко решил отделаться! – потрясали вилами скотоводы. – Ишь, видно, только сейчас разглядел, что куда его ребятам против нас, в случае стычки!
– Да трус и есть, этот Один! – подхватывали другие, лихо потрясая копьями. Некоторые из воинов держали оружие в руках чуть не первый раз, но слабость противника всегда порождает тщеславные мысли у другой стороны. Теперь уже ваны требовали у своих военачальников сражения с асами – трусливыми зайцами.
– Нет, – презрительно бросил гонцу Фрейр, – передай Одину, что лишь на поле брани я стану слушать его предложения!
Гонец вернулся через час. Протянул пергамент. На словах добавил:
– Великий Один сказал: «Встретимся – договоримся!»
Теперь лишь битва могла если не вернуть асам самоуважение, то хотя бы реабилитировать их в глазах ванов.
Поле предстоящей битвы – бесконечное пространство среди миров, чернело по краю армией ванов. Не пришли лишь старики и женщины.
Асы с выступлением своей дружины не торопились. То ли великим асам было все равно, что о них подумают остальные миры. То ли ваны неправильно поняли ультиматум:
«Когда придет час исполнения желаний, лишь тогда асы потребуют с ванов выкуп», – мудрено светились руны богов.
– Выкуп – за что? – сердились ваны. – За то, что Один предательством убил наших сородичей?
И в свою очередь условием доброго соседства выставили десять повозок с золотом и серебром, которые, если асы не хотят кровопролития, следовало доставить на край пространства.
Асы, как видно, и думать не думали о соглашении.
Час проходил за часом. Солнце начинало прогревать воздух, асы же не показывались.
Ньёрд, спешившись, хлестал себя плетью по голенищу сапога. Фрейр нервничал не меньше, но всем своим видом старался показать, что уверен: не посмеют асы нанести столь откровенное оскорбление.