Один на один — страница 10 из 61

При этих словах Купер гладит мои бедра. Он так близко, что я чувствую его дыхание на коже, и у меня в животе все сжимается от желания. Я вцепляюсь ему в волосы и тяну. Мне бы хотелось, чтобы он прижался прямо к моим складкам и стал сосать клитор, пока по бедрам не заструится влага.

Доверяю ли я ему? Свою жизнь — нет, но здесь, вот так? Возможно, не стоило бы, возможно, это глупо, но я доверяю. Он даже не знает, насколько я ему сейчас доверяю. Я на краю утеса, балансирую изо всех сил, пока под ногами крошится камень.

Купер целует меня в пупок.

— И здесь веснушки, — бормочет он. — Очаровательно.

— Купер.

— Да?

— Я хочу… — Мой голос замирает, и я не успеваю выдавить из себя слова.

— Продолжай, — подталкивает меня Купер. — Скажи, что хочешь быть моей хорошей девочкой. Позволь дать тебе то, о чем ты просила.

Мое лицо пылает так же, как мои волосы. Я годами фантазировала, чтобы кто-нибудь назвал меня своей хорошей девочкой, и теперь это наконец-то происходит. Купер понятия не имеет, что сейчас мне дает. Как для меня важен этот момент.

Я сильнее тяну его за волосы.

— Да. Я хочу… хочу быть твоей хорошей девочкой.

Он раздвигает мне ноги, ладони гладят внутреннюю поверхность бедер, где кожа нежнее всего.

— Умничка.

Он начинает сверху вниз, осыпая мою кожу легкими поцелуями, проводя по ней бородой. Я издаю тихие стоны — даже эти относительно невинные прикосновения меня заводят. Он ведет губы ниже, исследует, то целует, то коротко лижет. А потом обхватывает мои ноги руками и раздвигает еще шире, облизывая мою дырочку, и я только ахаю в ответ. Потом он находит клитор, вбирает в рот и втягивает, и по моему телу проходит волна удовольствия. Он точно знает, что делает, дразня мой бугорок, пока я ерзаю, отчаянно желая больше прикосновений. Купер со смехом отстраняется и целует мое бедро.

— Ты такая вкусная, — говорит он. — Твою мать. Я бы так часами мог делать.

Наверное, он говорит это каждой девушке, но фраза срабатывает. Я трусь об него, отчаянно жаждая большего.

— Не останавливайся, — шепчу я.

— Конечно, нет, — говорит он. — Я же сказал, что позабочусь о тебе, верно?

Он трахает меня языком, без сомнения пачкая рот и бороду влагой, а пальцем ласкает клитор, заставляя меня вскидывать бедра, надеясь на большее. Другой рукой он крепко сжимает мою задницу, и из моей груди вырывается стон, когда я откидываю голову назад. Каждое прикосновение его языка и пальцев приближает меня к пику наслаждения, но, даже двигаясь сама, я не могу его достичь. Мне нужно больше. Я хватаю его за волосы — наверняка это больно — и прижимаю его лицо к моим складкам.

— Вот так, — говорит он прямо в меня. Я ахаю от вибраций его голоса. — Езди на моем лице, жадная девчонка.

«Жадная девчонка».

Это я? В этот момент — да. Я не позволяла себе подобного с шестнадцати лет, когда надеялась на более тесную связь, а вместо этого разрушила себе жизнь. Из-за Купера наружу вышла та моя сторона, которую я крепко заперла внутри. Может, перемены были нужны мне больше, чем я понимала. Я жажду внимания сильнее, чем я думала.

Одна эта мысль заставляет меня крепче прижаться к Куперу и потянуть его за волосы, чтобы подвести его голову туда, куда мне нужно. Он повинуется — лижет и сосет везде, куда может дотянуться. Мой желудок сжимается, как будто его взяли в тиски. Я издаю громкий стон, звуки так и льются из меня, когда Купер снова уделяет внимание моему клитору. Его ногти так впиваются в мои ягодицы, что мне больно, и я ахаю, чуть не теряя равновесие. Купер проводит ладонью вниз по моей ноге — и закидывает ее себе на плечо, разводя мои бедра так широко, что киску обдает сквозняком. Г­де-то полсекунды я чувствую себя нелепо, потому что мои легинсы так растянуты, что могут порваться, но потом я вижу выражение лица Купера.

Может, у него стоит на худых, как щепка, девчонок с волосами цвета морковки. Может, ему просто нравится отлизывать. Может, он на любую девушку смотрел бы с таким же благоговением, почти с нежностью моргая глазами цвета грозового неба.

— Купер, — скулю я, сжимая и разжимая пальцы ног.

Я упираюсь ботинком в его плечо. Он удерживает меня крепкими руками, поглаживая мои бока.

— Ты уже почти, — говорит Купер. У него влажный рот из-за моей смазки, борода промокла. Он обли­зывает губы. — Будь лапочкой, дай мне закончить трапезу.

Он не останавливается, не дразнит и даже не поднимает лицо, чтобы вдохнуть, — он дышит прямо мне в киску, касаясь носом клитора, пока лижет мне.

Когда в меня проникает его палец, мучительно медленно, ярким контрастом по сравнению с тем, как он ласкает мой клитор, я не выдерживаю. Я заглушаю крик о его плечо, сжимаясь в комок, и чуть не падаю, когда сдергиваю ногу с его плеча. У меня влажные бед­ра — сводя ноги, я чувствую, какая я липкая. Купер поднимается на ноги и притягивает меня к себе, даря сокрушительный поцелуй. Я чувствую соль на его губах и без раздумий облизываю ему рот.

Когда мы наконец отрываемся друг от друга, Купер прижимается лбом к моему лбу.

И пусть это у меня перед глазами плавают звезды, он благодарит меня.

9

Купер







Эта девчонка — богиня.

Я полюбил секс с первого же раза — с неловкого пере­пиха в кладовке, похожей на эту. Я чувствовал себя охерительно зрелым, слушая стоны Эммы Котэм, когда я двигался внутри нее. Я уже очень давно ни с кем не мутил нормально, но не был готов к тому, какое удовлетворение мне это принесет. Когда я целую Рыжую, то чувствую почти болезненный стояк в джинсах, но не могу перестать улыбаться. Она издавала самые милые звуки. Знаю, я почти с ней не знаком, но по крайней мере прямо сейчас она кажется мне самой лучшей женщиной — очаровательной, впечатлительной, но страстной и полной куража. Как только она предложила замутить вот так напрямую, у меня было чувство, что это приведет к чему-то хорошему.

— Спасибо, — бормочу я.

Я даже не знаю, поверила ли она, что у меня был период воздержания. Даже если и поверила, она не вполне представляет, насколько мне было это нужно. В любом случае я благодарен. Это было лучше, чем силовая тренировка или медитация или если бы я кончил под любимое порно. Она гладит меня по волосам — гораздо нежнее, чем раньше, когда она тянула меня к себе, показывая, как ей хочется, — когда мы прижимаемся лбами. Я прикусываю щеку, когда она проводит ладонью по моему боку, останавливаясь на поясе.

— Это я должна тебя благодарить, — говорит она. И прикусывает нижнюю губу, когда смотрит на меня. — Это было…

— Пипец как горячо?

Ее губы изгибаются в улыбке — перед тем, как она накрывает ладонью развилку моих джинсов.

— Да.

Я наклоняюсь за еще одним поцелуем.

— У меня нет презерватива.

Она гладит меня через джинсы.

— Я могу придумать другой способ тебя отблагодарить.

Я издаю стон, когда она расстегивает ширинку и стягивает джинсы достаточно низко, чтобы освободить член. Она держит его почти нежно, поглаживая большим пальцем головку, растирая капельки естественной смазки. Я снова целую Рыжую, с удовольствием слушая ее прерывистый вдох.

Она целует меня в ответ, но затем отстраняется. Она слегка проводит ладонью по моему члену, как бы пробуя, отчего мой желудок сжимается, но потом останавливается.

— Я должна признаться, — внезапно говорит она. — Я… не делала этого… довольно долго.

— Ты не обязана, — говорю я, хотя и очень хочу, чтобы она продолжала. — Я сам могу быстро о себе позаботиться.

Рыжая качает головой.

— Нет, я хочу.

Она склоняет голову набок и еще раз слегка двигает рукой.

Я решаю сжалиться над ней и обхватываю ее руку своей. Наклоняюсь и целую ее в лоб. Я двигаю нашими руками вместе, проводя пальцем по головке члена, слегка сжимая, что всегда заставляет меня сбиваться с дыхания. Она повторяет за мной, второй ладонью накрыв мои яйца. Они уже болят, и ее прикосновение разжигает новый, глубинный уровень желания. Мы молчим, только тяжело дышим, прижавшись к стене крохотной кладовки. Я никогда не боялся запачкаться во имя секса, особенно если это несет в себе частичку запретного. Несмотря на пыльную тесноту, я бы не хотел быть нигде больше. Вкус Рыжей на моем языке, морщинка между ее бровей, когда она изучает, какие движения заставляют меня постанывать. Ко­гда я уже близок и чувствую знакомое подергивание внутри, я наклоняюсь к ее плечу и бормочу предупреж­дение.

Мы доводим меня до оргазма вместе. У меня со стоном вырывается ее имя. Не Рыжая, а настоящее имя — Пенни. Наши руки липкие от моей спермы, и прежде, чем я успеваю предложить вытереться моей рубашкой, она подносит ладонь ко рту и облизывает ее.

Мне кажется, что у меня замыкает мозг, пока я смотрю, как ее милый розовый язычок работает над нежными пальцами. А потом он окончательно сгорает, когда она тянется к моей руке, берет каждый из моих пальцев в рот и слизывает все оставшееся. Заканчивает она поцелуем — как и я, когда поднялся с колен. Когда она отстраняется, я продолжаю смотреть на нее, даже подтягивая штаны и заправляя рубашку. Она натягивает легинсы, потом проводит обеими руками по волосам, перекидывая их через плечо.

— Ты знаешь, как меня зовут, — дразнится она. — Я начинала волноваться.

Я ухмыляюсь.

— Дашь мне свой номер? У тебя есть «Снэпчат»?

Я вытаскиваю телефон и создаю новый контакт, вбиваю имя «Пенни» и передаю ей, чтобы она ввела фамилию и номер.

Не стоило так делать, но я не могу удержаться. Я не врал, когда говорил, что не люблю повторяться с девушками; я делал так всего пару раз за годы, и каждый раз все становилось слишком сложно, пока я не рвал отношения. Один раз я чуть не разбил сердце бедолаге Себби. Но если мы собираемся вместе преподавать в этом классе, мне не помешает ее контактная информация.

Она почему-то хмурится и берет мой телефон.

— Значит, так мы будем это делать?

— Что делать?

Она вводит свой номер, но не отдает мой телефон.