Когда мы выходим обратно в тоннель, тренер Райдер стоит сбоку — вместе с дочерью. Я замираю на месте и чуть не сталкиваюсь с Ремми. Тренер обнимает Пенни, у которой на голове вязаная фиолетовая шапочка МакКи с помпоном. У меня во рту внезапно пересыхает. Королевский пурпур идет к ее волосам, а помпон добавляет почти невыразимый уровень милоты. До сих пор я пытался выкинуть ее из головы, но сейчас все до последней секунды прошлой ночи накрывают меня с головой.
— Спасибо, папа, — говорит Пенни. — Прости, я не смогла дождаться конца матча.
— Я просто рад, что ты наконец здесь, — отвечает он. Он жестом подзывает меня. — Каллахан, смотри, кто пришел к нам на матч.
— Привет, — говорю я. — Э-э, это круто.
— Пенни уверена, что мы отыграемся, — говорит тренер. — Верно, Жучок?
Она пытается мне подмигнуть, но это скорее утрированное моргание в мою сторону. Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Понятия не имею, почему это так обаятельно, но мое расстройство из-за игры мигом улетучивается.
— Забей для меня гол, Каллахан, — говорит она. Потом наклоняется и целует отца в щеку, а потом обнимает меня, прежде чем уйти на трибуны.
Наверняка тренер не заметил, что я замер, как медведь с транквилизатором в заднице, потому что он хлопает меня по плечу и говорит:
— Ты ее слышал.
Я умудряюсь улыбнуться и надеюсь, что это хотя бы наполовину нормально. Объятие. Какого хера это значит?
— Неважно, кто забьет, если у нас все получится.
* * *
Период пролетает в мгновение ока, и скоро остается всего пять минут.
Мы собрались как команда, но все равно еще отстаем.
Но лично я собран пипец как.
Энергия, с которой я играл вчера, снова хлынула в меня, как только начался период. Я как скакун с шорами на глазах. Толпа сделалась фоновым шумом, я обращаю на нее не больше внимания, чем на мотор машины. Я заставляю бостонцев делать ошибки и играть небрежно, а не наоборот. Мы с Эваном — как пара магнитов, кружащих друг возле друга, в идеальной синхронизации, и бостонцы с трудом добираются даже до нейтральной зоны, не говоря о том, чтобы побеспокоить Ремми броском. Я не забиваю, но пас Брэндону помогает нам забить вторую шайбу, и когда мы ликуем вместе, его благодарность мне за передачу звучит даже не фальшиво.
И все это время я думаю только об одном.
Пенни.
Даже не знаю, как я не заметил ее раньше, потому что теперь, когда я знаю, что она здесь, я вижу на трибунах только ее. Она кричит, и аплодирует, и вскакивает на ноги при каждом свистке. Если и были какие-то сомнения в том, что она дочь тренера Райдера — и разбирается в хоккее, — о них можно было забыть через пять минут после начала периода. Она сидит с парой друзей напротив наших скамеек, так что каждый раз, когда я отдыхаю, мой взгляд притягивает к ней.
В последней смене матча я выкладываюсь на полную, снова заставляя противника терять шайбу, но мы не можем превратить это в гол. Матч заканчивается со счетом 3:2, но почему-то я чувствую себя лучше, чем после вчерашней победы.
Закончив переодеваться, я закидываю сумку на плечо и тороплюсь в коридор.
Пенни ждет, как я и надеялся, — руки в карманах, прислонившись к стене. Я оглядываюсь, проверяя, нет ли рядом ее отца, прежде чем затащить ее в ближайшую нишу. Когда она снова обнимает меня, я чувствую запах лаванды. Она делает шаг назад, поправляет шапку и улыбается мне.
— Два объятья, Рыжая? Мне начинает казаться, что я тебе нравлюсь.
У нее в глазах какой-то решительный блеск. Как будто сейчас снова вчерашняя ночь, и, как и вчера ночью, мое тело не может не реагировать. В ее наряде нет ничего особо сексуального, и я ужасно избит после матча, и мне стоит лечь в ванну со льдом, но мой член дергается с интересом.
Еще раз, почему я отказался от ее предложения? Очевидно, что прошлый я знатный идиот.
— Слушай, нам надо поговорить, — произносит она. — Это твоя территория — знаешь, где найти еще одну уютную кладовку?
17
Пенни
Купер не ведет меня в кладовку. Вместо этого мы выскальзываем через черный ход и устраиваемся у него в машине. Увидев, как я дрожу, он включает печку, откидывается на водительском сиденье и пронзает меня таким взглядом, что мне становится ясно: надо начать говорить, а то его терпение на исходе.
Я скрещиваю пальцы.
— Мне не нужно, чтобы ты меня защищал.
Купер моргает.
— Это что еще значит?
— Особенно от тебя самого. Ты не разобьешь мне сердце, Каллахан.
Я наклоняюсь вперед. В кабине его старой машины становится еще очевиднее, насколько он здоровый: даже под толстовкой у него почти такие же широкие плечи, как в хоккейной форме со щитками, а темные джинсы подчеркивают мускулистые бедра. Его шею так и хочется лизнуть. Если он снова меня отвергнет, я буду не только жить с этим позором, но и очень много времени пытаться — и скорее всего, безуспешно — изгнать его из моих фантазий.
— Я знаю, чего хочу.
Купер поднимает брови.
— Не знаю, Рыжая. Мне кажется, ты недооцениваешь мое обаяние.
— Ну или ты его переоцениваешь, — парирую я. — Слушай, если ты меня не хочешь, так и скажи. Я переживу. Но если ты отказал мне вчера только потому, что намерен меня защитить от того, что должно, по-твоему, произойти, — то ты меня не слушаешь. Мне сейчас не нужны отношения. Я просто хочу кое-что поисследовать.
— И это нормально, но не меняет того, что твой отец — мой тренер. — Купер снимает бейсболку, надетую козырьком назад, кладет ее на приборную панель и проводит рукой по волосам.
Я облизываю губы. У него такие большие ладони… Понятия не имею, когда я успела так отчаяться, что меня заводит пара красивых рук.
— Он не узнает. — Я издаю короткий смешок. — А если и узнает, то, поверь мне, без труда поверит, что это все моя идея, а ты мне просто подыграл.
— Почему?
Я сухо улыбаюсь.
— Не важно. Ну так что? Перепих со мной и правда был таким скверным?
От взрыва лающего смеха я вздрагиваю.
— Милая, ничего скверного там не было — кроме того, как все закончилось, — говорит Купер. От низкой нотки в его голосе у меня сосет под ложечкой. — Я бы провел вечность с тобой в этой кладовке, среди комков пыли и всего такого.
Я с большим трудом не обращаю внимания на бабочек в животе.
— Тогда проведи меня по Списку. — Я наклоняюсь ближе, кладу руку ему на бедро. Его взгляд быстро бросается вниз, впитывая эту картину. Я сглатываю нервозность и прижимаюсь губами к его подбородку. Рядом с губами, но не настолько, чтобы это считалось за нормальный поцелуй. — Расслабляйся с моей помощью, чтобы хорошо играть. Позволь мне быть хорошей для тебя.
Купер запускает руку мне в волосы, вовлекая меня в поцелуй — от которого у меня перехватывает дыхание и сжимаются пальцы ног. Он прикусывает мою нижнюю губу и слегка тянет, прежде чем отстраниться.
— Ты — мне, я — тебе?
— Друзья. — Я снова его целую. Купер нащупывает рычаг и отодвигает водительское кресло, чтобы я могла спокойно сесть к нему на колени. — Друзья, которые трахаются.
— Опасно, — бормочет он. — Ты играешь с огнем, Рыжая.
— Тебе нравится, верно?
— Отрицать не могу.
Купер берет мою руку и прижимает к выпуклости на джинсах, чтобы подчеркнуть свой ответ. Он твердый как камень. Я усмехаюсь, прижимаюсь к его губам снова и массирую член сквозь ткань. У Купера прерывается дыхание, и у меня внутри что-то сжимается. Так приятно знать, что я тоже на него влияю. Пусть даже он такой весь из себя опытный, у меня тоже есть своя власть.
— Что скажешь?
Купер проводит большим пальцем по моей щеке.
— Хорошо. Друзья с привилегиями.
— Друзья с личной заинтересованностью.
— А у тебя все схвачено.
Я нарочно закусываю губу, продолжая двигать ладонью поверх его штанов.
— Ты знаешь, что дальше.
Он проводит пальцем по моей нижней губе. Я открываю рот и прикусываю. Сначала — кладовка, теперь — салон машины. Это не идеальный момент, как на картинке, но я хочу именно так.
— Здесь? — переспрашивает он.
Я играю с пуговицей на его джинсах. Кто-то может пройти мимо и увидеть, но мы находимся в тихом углу парковки.
— Почему нет?
Купер перехватывает мое запястье, останавливая. Его голос становится грубее. Я едва не дрожу от пылкости его взгляда. Пусть я еще и полностью одета, я чувствую себя голой, будто он с меня уже все сорвал.
— Заднее сиденье. Я хочу посмотреть на твои сиськи.
Я забираюсь назад и снимаю шапку и свитер, отбрасывая в сторону, потом стаскиваю ботинки. Я надела один из моих самых красивых лифчиков без подкладок — голубой, как те трусики, которые он похвалил в тот раз. Теперь я дрожу по-настоящему. Даже с включенной печкой здесь не то чтобы жарко. Купер тоже лезет на заднее сиденье, уже без футболки, и останавливает меня, когда я начинаю расстегивать лифчик.
— Твою мать, — выдыхает он. И щиплет мои затвердевшие соски сквозь кружево, вызывая у меня стон. — Такие красивые и маленькие. Я так их себе и представлял, Рыжая.
Я придвигаюсь к нему, вытягивая руку, чтобы провести вниз по груди. У него есть пара татушек: подробно выполненный меч, который я заметила раньше, и искусный узор кельтского узла над сердцем. Я хочу обвести толстые черные линии языком. Купер какой-то миг продолжает дразнить меня через ткань, а потом освобождает мои груди от лифчика, не снимая его. Я издаю стон, когда его большие и грубые руки накрывают их и сжимают. Купер целует меня, проводя языком по языку.
— Трусики в тон? — спрашивает он, отстраняясь. — Мне кажется, ты из таких девушек.
Я расстегиваю джинсы и стаскиваю с бедер. Купер помогает избавиться от них целиком, так что я сижу на кожаном сиденье в крошечном мокром лоскутке ткани. На этот раз темно-синем. Купер проводит костяшками пальцев по моим трусикам.
— Красиво.
Я только ахаю, пытаясь изобразить флиртующую улыбку.
— Ты сказал, что синий мне идет.