Я резко останавливаюсь, хотя на улице моросит и я уже дрожу. Когда Купер предлагает мне свою куртку, я беру ее без возражений и накидываю на плечи. Надо было надеть зимний пуховик, пусть в нем я и похожа на бугристую тучку.
— Это клевета, и я не собираюсь это терпеть. У «Аннабель» корочка как у причастной облатки.
— А это не клевета, значит? У «Энни» соус такой, как будто его достали из старой пыльной банки.
Я гримасничаю.
— Как грубо. Мы закажем у «Энни», чтобы было много овощей, и еще — салат «Цезарь».
— Веганская пицца? Да брось, ты меня разыгрываешь. Тефтельки и колбаса — или ничего.
Я бросаюсь его обгонять.
— Если ты такой мясоед, закажи две пиццы, но не забудь чесночные узелки5.
21
Пенни
Когда мы приходим к Куперу, тут же становится ясно, что мы не зря взяли две пиццы. Иззи исчезает наверху, забрав пару кусков овощной и бокал вина, бормоча что-то про доклад по английскому, а Купер и Себастьян делят надвое мясную. Я пощипываю свой кусочек, глядя, как они поглощают пиццу. Видимо, я сейчас тусуюсь с изголодавшимися дикими зверьми, а не с парнями. Мы сидим на удивительно современной кухне: позолоченные ручки шкафчиков — похоже, дело рук Иззи. За то короткое время, что мы знакомы, я поняла, что гламур — ее второе имя. Кухня такая большая, что там помещается стол, за которым мы сидим. Планировка такая же, как в доме моего папы в паре кварталов отсюда, но на его кухонном столе вечно валяется всякая всячина, связанная с его работой, а стол Купера украшает ваза с поникшими цветами и раскрашенный бонг — по словам Себастьяна, он прилагался к дому.
Я знаю, что сначала по плану у нас домашка и ее надо сделать, но не могу перестать думать о том, как бы мне хотелось сейчас скользнуть Куперу на колени и поцеловать, несмотря на запах пиццы изо рта. Мы не продвинулись дальше по Списку, хотя мутим направо и налево, но мне бы очень хотелось. Я не буду волшебным образом чувствовать себя в безопасности во время вагинального секса, если сначала не попробую что-нибудь еще.
— Просто к сведению, — говорит Себастьян, отставляя опустевшую бутылку из-под пива. Пока я глазела на них, парни болтали про футбол. — Если они обойдут Даллас, все будет в шоколаде.
Купер фыркает.
— Ты говоришь так, будто это просто. Им до «Ковбойс» еще прыгать и прыгать, и Джеймс об этом знает, пусть он и быстро растет. — Он берет еще один кусок пиццы и переводит взгляд на меня. — Ты смотришь футбол, Рыжая?
— Не особо. Но мы с папой убежденные фанаты «Лайтнинг».
Купер корчит рожу.
— Не «Койотс»? Я думал, вы из Аризоны.
— Папа работал в команде «Лайтнинг» до того, как ушел в студенческий хоккей.
— Или вам просто нравится, как лихо они получают Кубки Стэнли.
— Может, мне просто игроки нравятся. У Пэта Маруна шикарная борода.
Купер роняет челюсть:
— А у меня нет?
Я только улыбаюсь, притворяясь глубоко задумавшейся и постукивая ногтем по подбородку.
— Давай посмотрим. Ты болеешь за «Айлендерс» или «Рейнджерс»? Ты с Лонг-Айленда, так что точно не за «Сейбрз».
— Делай мудрый выбор, Рыжая. От этого зависит наш следующий перепих.
— Да ну? — Я перегибаюсь через стол так, чтобы мы могли поцеловаться, но останавливаюсь, не дотягиваясь до его губ. Так забавно флиртовать, когда это ничего не значит, — никакого давления, ведь я знаю, что мы просто друзья. В любом случае, это хорошая практика в соблазнении. — И что ты будешь делать?
— Подумай о своем Списке, — бормочет Купер мне на ухо. Я содрогаюсь, чувствуя на коже его теплое дыхание. — Дразни меня дальше, и придется тебя наказать. Я знаю два вида наказания за клевету.
Себастьян прокашливается.
— Вообще-то я тут, мать вашу.
Купер быстро целует меня в губы и откидывается назад. Его глаза потемнели, как будто он бы и правда сейчас не прочь перегнуть меня через колено и отшлепать прямо здесь, на кухне. Я сжимаю бедра, пытаясь не чувствовать укол желания внизу живота, но у меня ничего не получается. Купер смотрит на брата.
— Прости, Себби. У нас тут назревает серьезный секс-тренинг.
— Ведь это такая умная идея, — сухо говорит Себастьян.
— Не волнуйся, она уже пообещала в меня не влюбляться.
Я закатываю глаза и выдаю ему тычок в плечо.
— Уж можно подумать!
— Все равно не могу себе представить. — Себастьян берет еще одну бутылку пива из холодильника. — Развлекайтесь, детки. Предохраняйтесь.
Он уходит, и Купер кричит ему в спину:
— Радуйся, что я такой, а не бешусь, как сука! Я исцелился!
— Это он про тебя такое сказал?
— Типа того. — Купер снова откидывается на стуле и облокачивается на спинку. — Ну, каков же ответ?
— «Айлендерс», — говорю я. — Правда же, Мэт Барзал — просто мечта?
Я знаю, что не права: я заметила наклейку «Рейнджерс» на его машине. Но его слишком забавно дразнить, особенно когда он затаскивает меня к себе на колени, а потом перекидывает через плечо, будто мешок с мукой.
— Купер! — вскрикиваю я и начинаю пинаться.
Он накрывает ладонью мою задницу и щипает меня, отчего я взвизгиваю. Смех рокочет в его груди, когда Купер несет меня наверх. Я краснею, и причин этому — с полдесятка, но прежде всего — потому что дома его брат и сестра, и пусть я видела Иззи всего пять секунд, Себастьян знает, чем мы собираемся заняться. Купер явно далек от раскаяния и кричит брату, чтобы тот оставил ему пиццу. Кажется, Себастьян кричит что-то в ответ, но я не слышу: слишком меня это все отвлекает.
Купер толкает одну из дверей на втором этаже и щелкает выключателем. Я вытягиваю шею и верчу головой, пытаясь увидеть его спальню. Но он не ставит меня на ноги, как нормальный человек, чтобы я огляделась, а шагает к постели и швыряет меня на нее. Я подскакиваю, смеясь, и он присоединяется ко мне, а потом мы целуемся. И может быть, мне должно быть странно или неловко, но я ничего такого не чувствую, кроме сладкого покалывания между ног и веса тела Купера, накрывшего мое.
В конце концов он отстраняется. У него блуждающий взгляд, на губах играет ухмылка.
— Ты заметила наклейку на моей тачке.
— Разумеется.
— Ах ты мелкая паршивка.
— Так накажи меня, — говорю я. Я расплетаю косу и встряхиваю головой, чтобы длинные волосы рассыпались по плечам. — Ты обещал преподать мне урок. Я готова к новому заданию.
— Я впечатлен, Рыжая, — говорит Купер, притягивая меня ближе. Он проводит ладонью по спине и сжимает мой зад. — Ты смелая.
Я ахаю, когда его ногти впиваются в мои ягодицы сквозь ткань легинсов. Я уже представляла себе, как меня порют, и меня это всегда возбуждало. Надеюсь, так будет и в реальной жизни. Купер оттягивает вырез моего свитера и ставит засос настолько низко, чтобы об этом никто не знал, кроме нас. В ответ я трусь о его пах и радуюсь, что это заставляет его застонать и снова поцеловать меня в губы. Мы продолжаем, пока нам не приходится набрать воздуха. Он тянет меня за распущенные волосы и прижимается к губам в еще одном жестком поцелуе, а затем отстраняется. Он смотрит мне в глаза, и, похоже, ему нравится то, что он видит. Он стягивает с меня свитер. Я снимаю лифчик через голову и швыряю на пол, и Купер на миг зарывается лицом в мою грудь, пока стаскивает с меня легинсы и трусики. Его грубые пальцы пощипывают мой сосок, а рот почти полностью накрывает мою вторую грудь, и я просто теряю голову. Но это все бледнеет по сравнению с тем жаром, что проносится по моему телу, когда он кладет меня себе на колени задницей вверх.
Я хнычу, зарываясь лицом в его бедро — все еще не обнаженное. Купер полностью одет, даже ремень не снял, а я совсем голая, разложилась для него, как шведский стол. Он проводит ладонью вдоль по моей обнаженной спине и сжимает ягодицу.
— И тут веснушки, — довольно говорит он.
Я кусаю его в бедро в отместку. Он даже не делает мне одолжения и не притворяется, что ему больно.
— Может, десяток, Пенни? Этого должно хватить. Не хочу, чтобы было чересчур.
Он так редко называет меня по имени, что я отвлекаюсь на миг, и он тут же впивается пальцами мне в зад.
— Милая?
— Да. Купер… — Я сглатываю комок в горле. Я тоже нечасто зову его по имени.
— Я о тебе позабочусь, — говорит он, как-то улавливая незаданный вопрос. Я так возбудилась, что наверняка оставляю пятна на его джинсах, но мне плевать. Я дрожу от предвкушения. — Посчитай для меня. Если будет слишком — скажи, и я тут же остановлюсь.
Его голос стал ниже, в нем звучат успокаивающие нотки. Он еще секунду поглаживает меня, а потом наносит первый удар. Не настолько сильный, чтобы мне было больно по-настоящему, но чуть-чуть все же больно. Я ахаю, слегка взбрыкивая ногами, — Купер удерживает меня на месте, придавливая спину сильной рукой.
— Считай, — напоминает он.
Мой голос дрожит от неожиданных эмоций.
— Один.
— Хорошая девочка.
Он снова меня шлепает, на этот раз по другой ягодице. Теперь я веду отсчет быстрее, и он возвращается к первой. Так продолжается до семи, и он всякий раз бормочет похвалы.
Я знала, что меня это заведет: и острые цветы вспыхивающей боли, и поза, и то, что он поймал меня и выставил напоказ — но только для себя. Я тоже качусь на приливной волне эмоций, и мне жжет глаза, пока я стараюсь дышать ровнее. Купер шлепает меня ниже, у сгиба бедра, и я вскрикиваю, не успев прикусить язык.
— Ты такая красивая и розовая, — говорит Купер и нагибается, чтобы поцеловать меня у основания позвоночника, пока я, заикаясь, выдаю новое число. — Отдайся мне, будь, черт возьми, моей хорошей девочкой.
— Купер, — говорю я придушенно. Или так — или я назову его как-то иначе, что полностью разрушит настрой, а я от этого в ужасе.
Он раздвигает мне ягодицы — без сомнения, чтобы взглянуть на мою дырочку, — и шлепает прямо поверх нее. Кончики его пальцев задевают мою вульву, и я издаю стон, снова утыкаясь в его бедро. Он прижимает ко мне ладонь, пачкая пальцы, и так и завершает последние три шлепка — мокрой рукой, помечая мне кожу далеко не в одном месте. Отчасти