Пенни рассказала мне о своей матери; у меня в руках ее любимая книга, и я вижу почерк ее тринадцатилетней в заметках на полях. Разве то, что она предложила ее мне, ничего не значит? Когда она будет читать «Братство кольца», то увидит, где я загибал уголки страниц, где перегнул корешок, где задумчиво чиркал карандашом, когда перечитывал места, которые казались особенно волшебными. Я знаю, что не должен чувствовать к ней подобного, и может быть, я неверно оцениваю всю ситуацию, но она ведь не может ничего не чувствовать.
Это застряло у меня в груди как нечто дышащее и осязаемое. Не дружба. Нечто глубже. В конечном итоге я не смогу это сдерживать, и я в ужасе от того, что в этот момент потеряю Пенни навсегда.
36
Купер
— Разве не чудесно, что неделя отдыха у Джеймса совпала с этим? — спрашивает мама, обнимая.
Я уже несколько часов провел в центре Маркли, готовлюсь к матчу, но смог улизнуть, когда услышал, что приехала моя семья. Я еще не в снаряге, просто в тренировочной форме, но после приветствий мне пора переодеваться.
— Определенно.
Я крепко сжимаю маму в объятиях: я не видел родителей с начала семестра и особенно соскучился по ней. Когда мама отходит в сторону, папа делает шаг вперед и в свою очередь обнимает меня. На краткую долю секунды я расслабляюсь, потому что пусть даже я теперь выше него, это совсем не ощущается, и я редко получаю объятия от Ричарда Каллахана. Надеюсь, заработаю их еще раз после матча. Я велел родне сохранить новости о том, что я стал капитаном, в тайне, чтобы лично поделиться с ним.
— Очень жаль, что мы не сможем остаться на все выходные, — говорит Джеймс, пока мы хлопаем друг друга по спине. — Тренер хочет, чтобы мы пораньше приехали в Техас.
— И я все еще не могу поверить, что тебя не будет здесь на День благодарения, — говорит мама со вздохом.
— Кто-то должен играть с Далласом, — говорит папа. — И это игра дивизиона.
— Да, да, — говорит мама и машет рукой. — У нас хотя бы есть Бекс. И кошка, да? Я очень хочу познакомиться с кошкой.
— Кошка такая милая, — говорит Иззи. — Мам, ты просто обалдеешь.
Бекс улыбается, когда тоже подходит, чтобы меня обнять.
— Я ради такого дела вытащила свою шапку МакКи, — говорит она, целуя меня в щеку. — Так странно возвращаться к фиолетовому.
— Я нашел вам места в первом ряду, — говорю я, указывая им путь через парковку.
Матч дневной, и хоккейные фанаты МакКи ждали его весь сезон — первый домашний матч против Массачусетского университета. Давным-давно кто-то обозвал этот матч Замороженной Индейкой, и название прижилось, учитывая, что он проводится как раз перед каникулами на День благодарения. Есть даже трофей — бронзовая индейка в полной хоккейной снаряге, которую мы передаем туда-сюда в зависимости от того, кто победит. Это один из крупнейших регулярных сезонных матчей, которые проводятся в Восточной ассоциации. CBS будет вести трансляцию, и тренер уже сказал мне, что, скорее всего, в какой-то момент у меня возьмут интервью, так что мне стоит подумать о том, как я хочу себя проявить. Весь сезон у меня были хорошие показатели, а отличная игра в этом матче докажет, что я могу сосредоточиться даже в серьезные моменты. Я в первый раз с прошлого сезона увижу Николая у нас дома на льду, но меня он больше не волнует. Я собран, а это значит — не обращать на него внимания, что бы он ни чирикал в мою сторону и какие бы грязные приемчики ни попробовал провести.
— Прямо напротив скамеек.
— Фантастика, — говорит мама. — Сгораем от нетерпения увидеть твою игру, милый.
— Вы погодите, пока не увидите его в полной форме, — лукаво говорит Иззи. Я тыкаю ее в ребра. Она пищит и делает па, отскакивая от меня подальше. — Купер!
— Ни слова, — предупреждаю я.
— Что? — спрашивает папа.
— Ничего, — выпаливаю я. — Мне уже пора в раздевалку, но я оставил билеты на кассе. Рядом с вами будут сидеть отец и младшая сестра Эвана, а еще моя подруга Пенни.
Джеймс смотрит на меня, что я старательно игнорирую. Побоку все несвоевременные осознания: мало что изменилось с тех пор, как мы обедали с ним и Бекс. Пенни все еще просто моя подруга, и если на то пошло, между нами все довольно напряженно с того вечера, как ее отец чуть было не застукал нас у нее в комнате. Когда я попытался заговорить о том, что случилось тогда, она посмотрела на меня так, будто я наступил на хвост Мандаринке. Больше я не пытался.
В раздевалке воздух так и звенит от энергии. Я всегда пытался подбадривать парней перед матчами — отчасти я вообще и хотел быть капитаном потому, что это выходит у меня естественно, — но сейчас, с буквой К на груди, я чувствую давление намного острее. Тренер Райдер выглядит сегодня особенно свежим, в светло-фиолетовой рубашке и темно-синем костюме. Он кивает мне, пока я наматываю свежую ленту на клюшку.
Знает ли он, как на самом деле давит на свою дочь? Знает ли, насколько ей все еще больно? Что-то подсказывает мне, что он даже не в курсе, что она пишет книгу.
— Уже виделся с родителями? — спрашивает Эван, шнуруя коньки.
Я стараюсь сменить ход своих размышлений. Сейчас неважно ничего, кроме матча, пусть даже каждый раз, как я смотрю на тренера Райдера, я думаю о его дочери. На ней будет пурпур МакКи, но это будет не моя кофта.
— Да, только что проводил их. Они будут сидеть рядом с твоим отцом и сестрой.
— Славно. Может, потом поужинаем вместе.
— Каллахан, — зовет меня тренер. — Я бы хотел, чтобы ты сказал несколько слов, прежде чем мы выйдем туда.
Я киваю ему. Этого я и ожидал. Через всю раздевалку на меня волком смотрит Брэндон. Когда тренер объявил меня капитаном, я ждал, что он подложит мне свинью, но он ведет себя тихо, держится своей компании, как я держусь своей. Отчасти я чувствую, что надо беречь спину на случай, если он решит как-то в нее ударить, но это просто моя паранойя. Пока его чувства не влияют на его игру на льду, мне плевать, какие они. Пусть ненавидит меня сколько хочет, но я заслужил свое звание.
Одевшись, мы собираемся в центре помещения. В углу стоит оператор — до этого момента я его не замечал. Скорее всего, ведет прямую трансляцию из раздевалки. Я сглатываю комок нервов и бью клюшкой об пол, чтобы все замолчали.
— Парни, — говорю я. — Я знаю, когда мы ездили в Массачусетс пару недель назад, то проиграли. Это было жестко.
Согласное бормотание. Тот проигрыш был отстоем. 1:0 — слишком горькая пилюля, особенно от Массачусетса. Николай скалился в мою сторону, когда время вышло и студенческий оркестр завел победную песню. Мне пришлось сделать глубокий вдох и уехать со льда прежде, чем я смог бы завести ситуацию совсем не в то русло. Что-то в роже этого ублюдка так и просит кулака.
— Но сейчас их команда здесь, и с тех пор у нас идет серия побед. Матч с Мерримаком был охерительной жемчужиной. — Я оглядываю парней. Эван смотрит в пол, покачиваясь взад-вперед. Ремми выглядит пипец каким собранным, что очень приятно. Джин кивает мне, и Микки тоже. Даже Брэндон слушает. — Мы знаем нашу силу. Мы быстрее, чем они. Мы сильнее играем в пас. У нас есть Ремми, сраный волшебник у сетки. Мы вернемся сюда через три тяжких периода с победой.
— Мать его, МакКи! — кричит Джин.
Все смеются и стучат клюшками по полу, повторяя его слова. Надеюсь, у трансляции есть задержка, чтобы они успели прикрыть наши ругательства. Я жду у двери и хлопаю всех проходящих по шлемам — жест «на удачу», как делал наш капитан в прошлом году перед каждой игрой.
Мы выкатываемся на представление команд. Кто-то из школьного хора поет национальный гимн под аккомпанемент студенческого оркестра. Честно, мне немного неловко. Я не привык ко всей этой помпе и пышности. Джеймс это любит, я уверен: в прошлом сезоне он ездил на матч национального чемпионата со студенческой футбольной командой. Я закидываю клюшку на плечо и склоняю голову, пока парни из Массачусетса выезжают на лед.
Когда я поднимаю голову, у меня чуть не вырывается неуместное ругательство. Николай стоит прямо напротив меня… с такой же буквой К на кофте. На Хэллоуин ее там еще не было.
Да вы, мать вашу, издеваетесь.
Его губы расплываются в улыбке.
— Кажется, мы оба получили повышение, Каллахан.
— Возвращайся в КХЛ, Волков.
Он просто прикусывает капу. Надеюсь, он и ее улучшил, если не хочет проглотить зуб.
Нет. Я тут же встряхиваю головой. Мне надо собраться, как бы он ни пытался дергать за ниточки. Я бросаю взгляд туда, где сидит моя семья — и Пенни, — и расслабляюсь, когда вижу ее рыжие волосы, свободно разметавшиеся по плечам. Это как пламя маяка, мешающего мне сесть на мель. Мой отец поставил локти на колени, пальцы сцеплены в замок. Он не эксперт в хоккее, но он бывший спортсмен, и ему будет что покритиковать в конце матча. Я ищу тень гордости в выражении его лица, что-то, что покажет мне: он заметил изменение в моей форме. Но нет.
Пенни встречает мой взгляд. Она улыбается, и это на хер вышибает мне воздух из легких. Она — чертово совершенство. Единственное, что сделало бы эту картину лучше, — если бы на ней была моя кофта. Я хочу, чтобы все в зале — включая ее отца — знали, что она моя.
Я могу только надеяться, что однажды она позволит мне обладать ею. Не только в постели, не только как друзья. Я хочу ее всю, до последнего — и так, как я уже знаю, и так, как еще нет, но однажды надеюсь узнать. Я заслуживаю ее доверие по маленькому кусочку зараз, и пусть пока у меня нет полной картины, я знаю, что когда увижу ее, то мне понравится.
Пока спортивный директор МакКи выходит к микрофону, чтобы объявить матч, ко мне подъезжает Николай.
— Где ты прятал свою сестру, Каллахан? Ты должен нас познакомить.
Я ставлю на место капу.
— Отсоси.
Он ухмыляется, его взгляд темнеет. У него шрам на скуле, как будто он действительно пытается быть злодеем из советской эры фильмов про Бонда, и бледнеющий синяк на челюсти, который ему хотел бы оставить я.