Один на один — страница 39 из 61

Я сглатываю еще один наплыв эмоций. Я хочу увидеть ее лицо даже больше, чем тело. Может, ее голубые глаза наполнены слезами? А лоб нахмурен? Может, на ней тот медальон с бабочкой, который я люблю посасывать, пока обрабатываю ее пальцами?

— Бери игрушку, Пен. Любую. Давай еще.

— Я слишком чувствительная.

— Ты сможешь, — бормочу я. И дрочу быстрее, нарабатывая ритм. Игрушка после оргазма заставит ее кончить быстро, и я тоже хочу кончить, слыша ее сладкие крики. — Ты просила чего-то большего, детка, так что вот.

Я слышу шорох, а потом жужжание включенной игрушки.

— Я взяла Марка Антония, — говорит Пенни.

Я не могу сдержать смех.

— О, детка, а я-то думал, что ты одна.

— Заткнись, — ахает она, как будто ей врезали кулаком в живот. Спорю на что угодно, что она только вставила дилдо в истекающую соками вагину. — Сука, как хорошо-то…

— Трахни себя им.

— Чертов угол. — Снова шорох, а потом Пенни говорит: — Все, я на четвереньках. Так проще.

Я издаю стон.

— Теперь ты меня просто мучаешь.

— Я вставила его по полной, — шепчет она. — Я чувствую, как он пульсирует во мне, так глубоко. Но мне не нужны вибрации, когда я знаю, что могу получить тебя. Однажды ты раскроешь меня, и мне будет тепло внутри от твоего толстого члена. Ты заставишь меня принять себя до последнего сантиметра. Я не хочу использовать презерватив. Я сяду на таблетки, чтобы ты смог кончить в меня без резинки.

Я поворачиваю голову и кусаю подушку, чтобы заглушить крик, когда кончаю в кулак. Она тоже кричит, без сомнения, снова доводя себя до оргазма. Картинка, которую она нарисовала, не выходит у меня из головы. Я никогда не трахал девушек без защиты, никогда не хотел рисковать, но с Пенни все по-другому. Когда мы дойдем до этого шага, я сделаю все так, как она хочет, — и если она хочет, чтобы я насадил ее на член и кончил в нее, то так мы и поступим. Я удачливый ублюдок, черт возьми.

— И я буду смотреть, как из тебя капает, — шепчу я в ответ. — Я вылижу твою промокшую киску и поцелую, чтобы ты почувствовала во рту нашу смесь. Я буду так охерительно хорош для тебя, Рыжая.

— Я знаю, детка. — От эмоций в ее голосе у меня разбухает сердце.

Мы еще несколько минут остаемся на связи, тяжело дыша, и я медленно выплываю из тумана оргазма. Рука заляпана, так что я беру салфетку с тумбочки, чтобы все вытереть. Когда пульс возвращается в норму, я сажусь и опираюсь спиной о подушки.

— Обязательно сходи в туалет.

— Уже иду. Вернусь через секунду.

— Моя девочка.

В это время я беру подарок, который Пенни прислала мне домой, — подарок все еще небрежно замотан в оберточную бумагу с маленькими пингвинчиками на коньках — и отношу его в кровать. Мы решили обменяться подарками на Рождество, а не заранее, и я не хотел первым делом с утра отрывать ее от отца, так что мы запланировали открыть их днем наедине. В первую очередь именно поэтому я и прятался в комнате — секс по телефону просто отвлек нас. Ни о чем не жалею.

Когда она снова берет трубку, я говорю:

— Перейдем в «Фейстайм», пока будем распаковывать подарки?

— О да. Постой, дай мне секунду. У меня для тебя сюрприз.

Через несколько секунд она перезванивает. Когда я отвечаю, она сидит на кровати, волосы свободно разбросаны по плечам. На ней кулон-бабочка, но я замечаю это всего на полсекунды: меня отвлекает хоккейная кофта, которая на ней надета.

Моя.

Меня накрывает гребаным цунами желания. Я представлял, как она будет выглядеть в моей кофте, но это даже лучше: она выглядит так хорошо, что ее хочется съесть. Пенни смотрит на свою грудь, улыбается и дергает за шнуровку.

— Папа нашел для меня. Завернул, положил под елку и все такое.

— Серьезно?

Она смотрит на меня. Ее улыбка завораживает меня даже с маленького экрана телефона.

— Ему правда нравится, что мы вместе. Поверить не могу, что так боялась его реакции.

— Я знаю, что не в курсе всей истории, но уверен, у тебя была веская причина.

— Да, что ж.

Она поворачивается ко мне спиной: над номером 24 вышито мое имя. Это наша домашняя форма, глубокий пурпур с белыми буквами. Кофта выглядит на ней потрясающе, но я уже жду момента, когда мы снова будем вместе и я смогу ее снять. Эту я не порву, даже если до смерти буду хотеть взглянуть на ее грудь. Тренер, должно быть, подарил кофту, чтобы выразить свою поддержку, но уверен, когда он ее заказывал, то не думал, что я буду фантазировать про Пенни в кофте, сидящую у меня на бедрах.

— Просто чтобы ты знал: на мне сейчас больше ничего нет.

Я издаю стон. Пусть даже оргазм выжал меня, я чувствую горячий укол внизу живота.

— Ну вот опять. Пытаешь меня. На Рождество.

— Знаю, знаю. — Она ухмыляется. — Просто это так легко, детка.

— Пенни, такое ощущение, будто твой подарок запаковывал детсадовец.

— Я хотела спросить: ты что, обращался к профессионалам? — Она поднимает мой подарок. Края ровненькие, красный бант все еще идеально прилеплен сверху на серебристую оберточную бумагу.

— Просто я лучше всех упаковываю подарки.

— Никогда бы не догадалась.

— Я упаковывал подарки для родни еще со средней школы. — Я встряхиваю подарок Пенни, но он не гремит и вообще не издает звуков. Форма предполагала бы книгу, но я не припоминаю, чтобы говорил перед каникулами, будто хочу почитать нечто особенное. — Это мой самый бесполезный навык.

— Да ладно, это не бесполезно. Ты будешь отлично проводить время, играя Санту для своих детей.

Я вскидываю голову. Пенни все еще смотрит в камеру, но румянец растекается по ее лицу, как лесной пожар.

— Я про твоих будущих детей, — бормочет она. — Если ты вообще хочешь детей. Боже, то есть… да.

— Черт, да, я хочу детей. — Я облизываю верхнюю губу: теперь я не могу выкинуть из головы образ Пенни с маленьким рыжим ребенком на руках. Я не особо думал о детях, только знаю, что однажды хотел бы завести семью, но это не значит, будто эта фантазия мне не нравится. Я не планирую отказываться от Пенни, если меня только физически не заставят, так что, может быть, это и есть в нашем будущем. — Но не слишком скоро.

— Точно нет. Кинки с кормлением — это классно, но беременность? Ужасно.

Я фыркаю от смеха.

— Хочешь, откроем подарки одновременно?

— Разумеется. — Она разматывает ленточку на своем, пока я разрываю оберточную бумагу. — Надеюсь, тебе понравится. Но если нет — я не обижусь.

— Аналогично. — Я почесываю свежеподстриженную бороду: мама настояла — для семейного рождественского фото. — И если ты это уже читала, скажи мне, и я отведу тебя в книжный магазин, когда вернусь в Мурбридж. Черт, да я и так тебя отведу. Считай, свидание.

Она улыбается, срывая остатки упаковочной бумаги.

— С удовольствием. — Потом ахает, когда берет в руки книгу. — Купер! Я обожаю эту серию!

— Вот блин, ты уже читала?

— Нет, это потрясающе! Я еще не видела такого издания. — Она пролистывает страницы. — И с автографом? С мерчем? Твою мать.

Она осторожно откладывает первую книгу в сторону и берет следующую. Когда я увидел обложки подарочного издания этой серии ромфанта, я понял, что это для нее. Она не любит твердые обложки, так что я умудрился добыть все четыре книжки в мягкой. Когда автор услышала, что я покупаю их для своей девушки, она добавила наклеек и положила свечу, судя по всему, с запахом любовного интереса героини — какого-то демона-принца.

— Купер, я обожаю подарочные издания. — Она прижимает книги к груди и втягивает запах. — И это такая классная серия. У меня не было ее в мягкой обложке, так что это идеально! Я перечитаю их все. Может быть, поможет с писательским ступором.

Я улыбаюсь. Обожаю угадывать с подарками.

— Хорошо, я рад. Надо будет почитать самому.

— Думаю, тебе понравится. Там в этой серии целая вой­на, плюс куча магических существ. — Она подпрыгивает на кровати. — Ты еще не открыл свой.

Я разрываю остатки упаковочной бумаги. Неоднородность подарка обретает смысл, когда я вижу две книги и несколько рулонов ленты для моей клюшки.

— О, ого.

— Я уточнила у папы, чтобы лента точно была хорошей марки, — говорит она. — Но я подумала, что это круто.

Лента красная, с черным отпечатанным гербом дома Таргариенов.

— Это шикарно. Спасибо, Рыжая. — Я откладываю ее в сторону и смотрю на книги. Первая — это «Сильмариллион», который я еще не читал, и роман Брэндона Сандерсона, который читал, но еще в старших классах школы. — И это просто шикарно. Ты полностью угадала. Мне надо было почитать что-то новенькое: я закончил все книги, которые ты рекомендовала.

— Это, наверное, самое сексуальное, что ты мне говорил.

— Очевидно, мне надо потренироваться, — сухо произношу я.

Она сворачивается клубочком на подушках, держа телефон так, что я вижу только половину ее лица.

— Расскажи, как у тебя проходит Рождество. Ты выиграл в «Монополию»?

Я хмурюсь.

— Себастьян жульничал. Пока не знаю как, но ко­гда узнаю — он труп.

Раздается стук в дверь, как будто я призвал его заклятьем.

— Братец, — говорит Себ, — мы начинаем смотреть «Рождественские каникулы». Я решил, ты не захочешь пропустить.

— О-о, это я люблю, — говорит Пенни. — Молодой Чеви Чейз был хорош.

— Я это проигнорирую, — говорю я. — Заходи, чувак. Поздоровайся с Пенни.

Себастьян заходит в комнату. Он все еще в пижаме — мама подарила нам одинаковые рождественские пижамы и настояла, чтобы мы все сфотографировались в них у елки, чему Бекс была только рада помочь, — и его волосы растрепаны, как будто он только что проснулся. Он зевает, почесываясь под рубашкой.

— Вы уже закончили с грязными штучками?

— Мы открывали рождественские подарки, мудила.

— После перепиха на расстоянии, я уверен. — Он запрыгивает ко мне на кровать и машет Пенни. — Привет, Пен! Эта форма отлично на тебе смотрится.

— Это кофта, — ворчу я.

— Спасибо, — говорит она и машет в ответ. — Купер думает, что ты сжульничал в «Монополию».