Он поднимает бровь.
— Если кто и жульничал, то это Бекс.
У меня отвисает челюсть.
— Да ладно.
— Джеймс и Бекс точно были в одной команде, чтобы нас подставить.
— Что? Джеймс не признаёт команд, когда дело касается игр.
— Она его охмурила целиком и полностью. — Себастьян качает головой. — А теперь и ты туда же. Когда Иззи найдет себе парня, мне крышка.
— О, кто-нибудь рано или поздно сможет выносить твою гнусную рожу.
Себ показывает мне средний палец и снова зевает.
— Господи, какое у меня похмелье. Вторая бутылка «Бейлиса» была плохой идеей. Иззи все еще лежит, растекшись по дивану.
— Соберется в кучку, когда начнется фильм. — Я подавляю зевок. У меня не такое уж и сильное похмелье, но подремать немного не помешало бы. — Я спущусь через пару минут.
— Неплохо звучит. С Рождеством, Пенни.
— С Рождеством, Себ. Передай от меня привет Иззи.
Когда он уходит, я поворачиваюсь к телефону:
— Что планируешь на оставшийся день? Хочешь посмотреть с нами «Рождественские каникулы»? Будем делиться друг с другом впечатлениями по эсэмэс. Я плачу каждый раз, когда он на чердаке смотрит домашние записи, и не стесняюсь этого признать.
Ее улыбка становится шире.
— Звучит идеально. Давай я возьму горячего шоколада и спрошу, может, папа тоже захочет посмотреть.
44
Купер
По пути вниз я встречаю отца. Это мелочно, но на каникулах я его практически избегал. Он не потрудился объяснить, почему рано уехал с игры с Массачусетсом — потому что он так и не вернулся после того звонка, и мама просто сказала, что у него были срочные дела, — а я и не спрашивал. Я понял, что, раз на День благодарения он вел себя так, будто ничего не произошло, вряд ли я получу больше ответов на Рождество.
Я настороженно смотрю на него, когда он хлопает меня по плечу.
— Вот ты где, — говорит он. — Зайди-ка ко мне в кабинет на пару минут.
— Мы собирались посмотреть кино.
— Я знаю. Это всего на мгновение.
Я прошу Пенни не включать фильм без меня и иду за отцом в его кабинет. На этой комнате лежит отчетливое клеймо гнетущей атмосферы: связанная с футболом символика — особенно запертый шкаф с кольцами за Супербоул — господствует повсюду. Я наполовину ожидаю, что папа сядет за свой стол из красного дерева, но он продолжает стоять, хмуро изучая взглядом свою библиотеку. Даже в спортивных штанах и в свитере с рождественской елкой он выглядит внушительно. Я стою по стойке смирно и сопротивляюсь желанию сбежать в безопасную гостиную, где — я уверен — Иззи жалуется на то, что ее разбудили, а Джеймс занимается чем-нибудь милым с Бекс, например кормит ее сахарным печеньем. Уж лучше так, чем эта неловкость.
Отец смотрит на меня.
— Доволен своими оценками?
Я просто киваю. Я просидел много ночей напролет, чтобы закончить последние эссе, но я смог. Пенни — не особо. Я сдерживаю дрожь при мысли об этом. Она наконец поговорила с отцом насчет смены профиля, и пусть она сказала, что он ее поддерживает, это не значит, что ей приятно завалить половину предметов.
— Хорошо, хорошо. — Он потирает подбородок. — Что-нибудь происходило?
— О чем ты?
— Я не… про девушку, — говорит он. — Хотя и удивительно было узнать об этом от твоей сестры.
— Ее зовут Пенни. Ты видел ее на матче. Если обратил внимание.
— Да, Купер, я помню ее, — говорит он сухо. — Дочь Райдера, да?
— Он знает.
Он кивает и молчит какое-то время, очевидно, переваривая тот факт, что я с кем-то встречаюсь. Новости удивили и маму, но она быстро привыкла и завалила меня миллионом вопросов о Пенни. Она уже заставила меня пообещать привезти Пенни как свою пару к ним с отцом на фондовый раут в марте. Папа же выглядит так, будто я сказал ему, что тайно женился на девчонке, которую встретил пять секунд назад.
— Твой дядя не выходил с тобой на связь, так? — спрашивает он.
Дядя Блейк. Мое сердце подскакивает к горлу.
— А должен был?
— Нет. — Отец вздыхает и подходит к столу. Берет оттуда одну из фотографий — я точно знаю какую: еще дети, они с дядей Блейком находятся на «Роберт Мозес», пляже на южном побережье Лонг-Айленда, — и качает головой. — Но он не связывался с тобой?
— Нет.
Он глубоко вздыхает.
— Это хорошо. Если свяжется, скажи мне, Куп, ладно?
— Он вернулся в город?
— Возможно. — Он возвращает фотографию на место и поднимает на меня взгляд. — Я знаю, ты скучаешь по нему, но ситуация сложная.
— Сложная — это как?
— Я пока не знаю всех подробностей. Но не хочу, чтобы ты пострадал.
Я делаю шаг назад. Не секрет, что отец никогда особо хорошо не принимал проблемы дяди Блейка, но мысль о том, что он может навредить мне, смешна. Проблемы с трезвостью не означают, что он жесток — или что там отец себе придумал.
— Он бы так не поступил.
— Сын…
— Нет, ну к черту. — Я делаю шаг к двери. — Не знаю, почему ты просто не можешь принять то, что у него есть проблемы. Он ведь не убийца с топором.
— Я никогда так и не говорил.
— Но ты это подразумеваешь. Ты отказываешься ему помогать…
— Ты не знаешь, что я сделал для своего брата. — Он делает шаг ко мне. — Ты не знаешь всей истории.
— Я знаю достаточно. Это из-за тебя он уехал в Калифорнию. Ты не хочешь, чтобы он вернулся?
— Хочу, — резко отвечает он. — Я хочу, чтобы брат вернулся в мою жизнь. Но ты мой сын и моя ответственность, и, пока я все не проясню, если он попытается выйти с тобой на связь, ты скажешь мне немедленно.
Я с трудом удерживаюсь от резких слов, которые хочу высказать в его адрес, и рывком открываю дверь, чтобы она точно хлопнула за моей спиной. Я столько раз хлопал этой дверью, что кажется, мне снова семнадцать и на меня накричали за то, что я куда-то уходил ночью, за то, что купил машину без разрешения отца, за отстранение от уроков из-за драки, за десяток других причин. До сегодняшнего дня я в последний раз хлопал этой дверью, когда мы закончили ругаться на тему драфта. Я всегда заканчивал разговор первым и хлопал этой дверью. Он всегда делает по-своему. Он всегда побеждает.
Я вытаскиваю телефон, но не для того, чтобы написать Пенни — хотя у меня есть пропущенное сообщение от нее, — а чтобы позвонить дяде.
Я взрослый. Если он вернулся в город, папа не может мне запретить увидеться с ним. И после этого я уж точно не скажу, что мы общаемся. Будь его воля, папа бы отослал его на другой континент — и после этого мы бы уже не встретились никогда.
Звонок идет на голосовую почту. Я справляюсь с разочарованием и начинаю говорить, как только звучит кнопка записи:
— Привет, дядя Блейк. Это Купер. Я слышал, ты вернулся в город. Я еще учусь в МакКи. Если хочешь встретиться, перезвони. Спасибо.
45
Пенни
— Ну все, мисс Райдер. Все готово.
Я улыбаюсь Николь, одной из женщин, работающих в секретариате МакКи. Она в том возрасте, в каком могла бы сейчас быть моя мать; ее осветленные волосы затянуты в узел на затылке. Она носит очень яркую розовую блузку и лак на ногтях в тон. Точно не знаю, как она печатает с такими длинными ногтями, но успевает быстрее, чем я на ноуте.
— Большое спасибо.
— Поздравляю. Заявление о профильной дисциплине — это серьезное дело. Вам хватит времени на все, что нужно, даже без баллов последнего семестра, но если нет — то мы всегда можем обсудить условия. Всегда проще работать по профилю, который выбираешь с самого начала, чем потом его менять.
Я киваю, прижимая к груди листок бумаги — официальное одобрение профильного английского языка.
— Любите хоккей? — Николь указывает на мою кофту и улыбается.
Хорошо, что сейчас январь, потому что я хочу носить только хоккейную кофту Купера. В последнее время, когда я надеваю ее хоть для похода в «Лавандовый чайник», хоть в другие общественные места на кампусе, одна девушка, явно запавшая на Купера, смотрит на меня недобрым взглядом. А лучше всего, когда мы с ним вместе и он меня целует; не могу отрицать, мне очень нравится расставлять точки над «и». Пусть Купер один из ярчайших игроков в кампусе, но он мой.
— Это моего парня. — Мое сердце пропускает удар при этих словах. Кажется, я никогда не устану называть так Купера. — Он в команде.
— Следовало обратить внимание на фамилию, — говорит Николь. — Вы дочь тренера Райдера.
Я заправляю волосы за ухо.
— Ага.
— Мой муж обожает хоккей. Играет в пивной лиге6 в Пайн-Ридж. — Она коротко смеется, перегибаясь через стол. — И играет ужасно, но я все равно хожу на него смотреть. Удачи во всех делах, милочка. И скажите, если понадобится помощь.
На выходе из здания в лицо впивается морозный воздух, но мне все равно. Я складываю лист бумаги, осторожно запихиваю его в сумку и пишу папе, что я все уладила. Признаваться ему, что я провалила два курса — несмотря на все старания, что особенно угнетает, — было ужасно, но в итоге он меня поддержал. Может, просто почувствовал облегчение оттого, что я очень стараюсь не скрывать от него ничего важного, но его даже восхитило (хоть и ошеломило), что я типа пытаюсь писать роман. Кроме него, знают только Купер и Мия, и я не собираюсь больше никому говорить, пока не закончу.
Куперу я тоже отправляю сообщение. Он весь день сидит на семинаре по публицистике, но, судя по его резюме по поводу первой встречи на той неделе, это скучно до такой степени, что можно уснуть за партой. Так что я уверена, что он время от времени проверяет телефон. Я оказываюсь права: не успеваю я добраться до корпуса на занятие по американской литературе, как он отправляет мне ряд восклицательных знаков.
КУПЕР
!!!!!!!!!!!!!!!!
Я очень рада
В смысле, я понятия не имею, что делать с этим профилем после выпуска
Но сейчас мне плевать
Я знаю, что ты будешь делать. Ты станешь офигенной писательницей