— Э-э, конечно. — Она указывает на ближайший стул. Он золотой, вокруг спинки повязан синий шелковый бант. — Это правда… правда шикарно, Купер. Ты уверен…
Я легко касаюсь ее губ своими.
— Ты здесь самая красивая девушка. Идем, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Но мы не успеваем уйти далеко: нас замечает моя мать. Она в темно-синем платье с шелковой шалью на плечах. Волосы убраны в какой-то сложный узел, который удерживает на макушке украшенная алмазами заколка. Морщинки в уголках ее глаз становятся глубже от улыбки, когда она сначала обнимает меня, а потом и Пенни.
— Дорогой, — говорит она, — Иззи все еще готовится, но твои братья уже где-то здесь. Вы оба так прекрасно выглядите. Спасибо, что пришла, Пенни.
— Спасибо за приглашение, — отвечает Пенни. — Это просто невероятно, миссис Каллахан.
— О, зови меня Сандра. — Она пожимает Пенни руку и обменивается со мной взглядами. У меня теплеет на сердце. — Я так рада тому, что вы встречаетесь, ты не представляешь.
Потом она подается вперед, и улыбка сходит с ее лица.
— Милый, тебе надо попросить твоего дядю уйти.
Я качаю головой еще до того, как она заканчивает предложение.
— Нет.
— Твой отец не хочет, чтобы он был здесь. — Она бросает взгляд в сторону бара, где дядя Блейк смеется с барменом. — И, честно говоря, я тоже этого не хочу.
Я делаю шаг назад. Я ожидал этого от отца, но и мама тоже?
— Но… мам, он наша родня.
Она пристально смотрит на меня и накрывает ладонью мою щеку.
— И иногда родню лучше любить на расстоянии.
— Нет. Это нечестно. — Я уклоняюсь от ее прикосновения. — Он в завязке. Он трезв. Он переехал в Нью-Йорк, чтобы снова быть с нами.
Мама вздыхает.
— О Купер. Он говорил так, когда тебе было семь. Потом он пытался, когда тебе было десять, и снова, когда тебе было семнадцать.
— И вместо того, чтобы помочь ему, вы его отталкивали.
— Нет, — резко говорит она. Ее губа чуть дрожит, на лице возникает выражение глубокой печали. Черт возьми. Я думал, если папа не поймет, то она должна, и то, что она даже не злится, а просто расстроена — расстроена тем, что я сделал, — как будто бьет меня под дых. — Мы пытались очень долго, но некоторые вещи простить нельзя. Мы бы с твоим отцом не пережили, если бы ты пострадал еще раз. Пусть он уйдет, Купер, пожалуйста. Мы можем поговорить об этом позже.
— «Еще раз»? — переспрашивает Пенни. — В каком смысле «еще раз»?
— Это был просто несчастный случай, — медленно говорю я. — Мам, он был не виноват.
— Какой несчастный случай? — Пенни дергает меня за руку. — Купер?
Мама крепко сжимает губы.
— Я попрошу его уйти, и, если он этого не сделает, придется вызвать охрану, чтобы его вывели. — Она быстро вытирает глаза и дважды моргает, а затем выпрямляет спину. На ее лицо возвращается улыбка. — Ты должен мне доверять, дорогой.
— Он ведь не какой-то преступник! — Я повышаю голос, хоть и не хочу этого делать: пара человек уже смотрит в нашу сторону. Мама стремительным шагом пересекает зал, и я следую за ней, но Пенни упирается, пытаясь меня остановить.
— Купер, — говорит она. — Думаю, тебе стоит ее послушать. И твоего отца. Что-то неправильно.
— И ты тоже? — выдавливаю я. — Пенни, серьезно?
— Просто странно, что он попросил у тебя столько денег. — Она пытается заглянуть мне в глаза. — Сам подумай, Купер. Какой взрослый человек попросит у своего племянника столько денег?
— Это чтобы расплатиться за его реабилитацию.
Она качает головой. Ее голос очень мягок.
— Ни один центр реабилитации не стоит четверть миллиона долларов.
— А ты что, эксперт в этой области? — Я не могу сдержать яд в голосе. Стряхиваю ее руку и спешу за матерью.
Отец опережает нас обоих.
Если я думал, что знаю, как выглядит мой отец в гневе, то выясняется, что раньше я наблюдал всего лишь легкое раздражение. Ярость практически сочится из всех его черт: губы стиснуты так, что рот напоминает порез, во взгляде столько тьмы, что это поражает даже меня. Он вырывает стакан из руки дяди Блейка, нюхает его и со стуком ставит на барную стойку.
— Джин, — рычит он. — Всегда был твоим любимым напитком, не так ли?
— Ричард, дорогой, — говорит мама, оглядываясь. Ее улыбка снова дрожит. — Прошу, не устраивай скандал.
— О, я устрою сраный скандал. — Он на полсекунды бросает на меня взгляд, прежде чем схватить дядю за плечо и практически поволочь его к ближайшей двери. — Ты всегда отлично, как червяк, пробирался туда, где тебе не место, Блейк. Отдаю тебе должное.
— Папа! — кричу я. Мой голос расходится по залу, и я знаю, что привлекаю слишком много внимания, но прямо сейчас мне глубоко похер. Я делаю шаг вперед, но кто-то останавливает меня, удерживая за пояс.
— Не надо, — говорит Джеймс мне на ухо. — Пусть он сам разберется.
Я с силой бью его локтем и, кажется, как следует, потому что он отшатывается с проклятьем.
— Купер.
— Иди на хер, — говорю я. — Ты не понимаешь.
Джеймс хватает меня за локоть и отталкивает к стене. Я вижу, как застыла Пенни — ее ладонь лежит на руке моей матери. Оркестр все еще играет, и я сомневаюсь, что толпящиеся вокруг гости нас слышат, но наверняка видят.
— Послушай меня, — говорит брат. — Дядя Блейк тебя использует.
Я смеюсь.
— Ты совсем как отец. Он говорит: «Прыгай» — и ты спрашиваешь, насколько высоко, мать его. Я думал, может, когда ты сражался за Бекс, то наконец отрастил себе хребет, но я ошибался.
Он поджимает губы.
— Не говори херни, когда это не всерьез.
Я дотягиваюсь до двери, в которую ушли папа и дядя Блейк, и распахиваю ее. Мы в какой-то гримерке: судя по трюмо в углу, здесь готовятся невесты, прежде чем пойти к алтарю. Мой дядя стоит с поднятыми руками, прерванный на середине какой-то фразы. Как только он видит меня, он замолкает.
— Купер, — говорит он. — Возвращайся на вечеринку. Мы тут разберемся.
— Не слушай его, — говорю я, зло глядя на отца. — Что бы он ни сказал, знай: я в это не верю.
У отца в руках листок бумаги. Он протягивает его мне.
— Ладно. Если не веришь мне, посмотри на доказательства.
Это бронь авиабилета. Рейс из аэропорта Кеннеди до Лос-Анджелеса. Имя пассажира — Блейк Каллахан. Я смотрю на листок, затем комкаю и отбрасываю.
— И что это должно доказывать? Ну, он съездит в Калифорнию, что дальше?
— Он не трезв. Не в завязке. В его сраной руке был джин-тоник, и я уверен, где-то при нем есть кокс. — Голос моего отца — чистый лед. — Он использовал тебя все это время, сын. Хочешь знать, почему я держал на расстоянии собственного брата? Не потому, что я ненавидел его за зависимость. А потому, что он чуть не убил тебя!
Пока слова отца эхом отдаются в воздухе, хлопает дверь.
Пенни стоит, опустив руки, с удивленным, но решительным выражением лица.
— Купер, — говорит она. — Твоя мама только что рассказала мне: когда тебе было семь, вы попали в автокатастрофу.
— Я тебе рассказывал. Тогда я получил свой шрам рядом с ухом. — Я оглядываюсь на дядю, который стоит, прикусив нижнюю губу. — Кто-то врезался в нас по пути на тренировку.
— Он был пьян и под кайфом. — Она пытается подавить всхлип, но не справляется. — У тебя было сотрясение, и ты сломал руку.
— Я помню. Но он не был… Это не было… — Я снова смотрю на дядю. Он встречает мой взгляд, но у него в глазах тоска. Мой желудок сжимается. — Это был просто несчастный случай.
— Вместо того чтобы выдвинуть обвинения, я заплатил за его клинику, — говорит папа. — Вот только он забрал деньги и сбежал в Калифорнию. — Он снова поворачивается к дяде. — Ты мог убить моего сына, мать твою, и вместо того, чтобы отправить тебя в тюрьму, где тебе и место…
— Хватит, — перебиваю я. Он пытается продолжать, так что я кричу на него: — Просто… хватит! Хватит, на хер. — Я подхожу к дяде. Меня трясет так сильно, что я практически слышу стук собственных зубов. — Мне плевать на прошлое.
— Это не прошлое, — говорит папа. — Он манипулировал нами тогда и пытался еще раз, когда ты был подростком, но я держал его подальше от нас. Пытался и в этот раз, но он знал, за какие ниточки потянуть, сын. Он знал, как настроить тебя против меня. Против семьи.
— Он и есть наша гребаная семья!
Отец качает головой.
— Сколько ты ему дал, Купер?
— Я не…
— Сколько, чтоб его?
Я сдерживаю ругательство.
— Только… то, о чем он попросил. Так, дядя Блейк? На клинику?
Отец коротко смеется.
— Ну конечно. Сыграл карту клиники. Это деньги на долги, Купер. Карточные долги. Долги его дилерам. Ему похер на все, кроме того, чтобы получить желаемое.
— Хватит врать!
— Он не врет, — говорит Джеймс. — Сначала дядя пришел ко мне, прошлой осенью. Пытался убедить дать ему денег. Полагаю, когда я отказался, он переключился на тебя.
— Он знал, что в этом году ты получишь доступ к трастовому фонду, — говорит отец. Он больше даже не кажется злым. Просто вымотанным. — А теперь, когда у него есть деньги, он не вернется, пока ему не понадобится еще.
Я трясу головой.
— Нет. Он бы так не поступил со мной. Верно, дядя Блейк? — Он смотрит на меня, но ничего не говорит. Я сглатываю: у меня в горле комок размером с хоккейную шайбу. — У тебя есть квартира и работа, мы скоро пойдем на матч «Рейнджерс», и даже если ты снова сорвался, мы поможем тебе вернуться. Я помогу.
Он потирает подбородок.
— Прости, парень.
Я не хочу, чтобы это было правдой. Я отчаянно мечтаю, чтобы все вокруг врали — все, кроме него. И все же я вижу это в его глазах. Он получил то, чего желал, и он не вернется.
Я смеюсь. Какой-то жестяной звук. Как будто я воспроизвел запись смеха вместо настоящего звука. У меня холодеют руки, и когда я пытаюсь сжать и разжать кулаки, то не могу сделать это до конца. Углы этой дерьмовой комнатки начинают размываться. Я делаю шаг назад и чуть не спотыкаюсь о стул. Там ес