ой квартиры.
Пинкевич стоял ко мне спиной, готовя нам на газовой плите ужин. Его жена уехала на их родину в Белоруссию для встречи с родственниками, которые, к счастью, остались живы во время оккупации, а их двадцать лет считали погибшими. Дочь после окончания института получила распределение в Ленинград, там и осталась, выйдя замуж. Уже год, как мой друг стал дедушкой.
– Это ты насчет соучастия в изнасиловании? – ухмыльнулся Пинкевич, поворачиваясь ко мне. – Хлеб порежь бородинский, – сказал Саня, ставя на стол шипящую сковороду с яичницей, пожаренной с колбасой, – и вилки из стола не забудь достать. Насчет этого дела нечего беспокоиться. Насколько я помню, у этой дамы агентурный псевдоним Мимоза. Работала она, если можно так выразиться, по иностранцам в Столешниковом переулке. Ну и завербована была нашей контрразведкой почти сразу, как этим делом на хлеб с маслом и черной икрой стала зарабатывать. Сейчас постарела, правда, но, насколько я знаю, ее до сих пор в постель кому нужно подкладывают. Парочку серьезных иностранцев таким макаром вербанули. Ей уже тоже объяснили популярно, что на суде нужно сказать.
– Саня, а что там такое в Столешниковом переулке? – спросил я, пережевывая кусок жареной колбасы вместе с куском душистого, пахнущего тмином куском бородинского хлеба.
– Эх ты! А еще в Москве пять лет учился, а такого не знаешь, – хмыкнул Пинкевич, с хрустом надкусив половинку луковицы. – Там остался осколок настоящего капитализма с его дорогими коммерческими магазинами. В том числе и самый крупный в Москве ювелирный. Возле этих магазинов на тротуарах всегда крутилась и крутится сомнительная публика, ну и, конечно же, иностранцы. Там покупают и продают старинные картины, драгоценности, меха и антиквариат. В ближайших ресторанах «Арагви», «Астории» и «Авроре» спекулянты, или, как их еще величают, «теневые дельцы», заключают крупные и мелкие сделки. Ну, и без дам тут, естественно, не обходится – красивых, ухоженных, хорошо одетых и весьма дорогих. Мимоза как раз из их числа и будет. Увидишь ее через неделю на суде…
Заседание суда по пересмотру моего дела прошло рутинно-буднично, если не сказать скучно. Сначала председатель суда монотонным голосом зачитал справку, составленную еще подчиненными Генерального прокурора Руденко. В ней говорилось, что летом сорок первого года Лаврентий Берия поручил другому государственному преступнику, Павлу Судоплатову, создать Особую группу НКВД, позже названную Отдельной бригадой особого назначения. Данное формирование создавалось для проведения террористических акций против личных врагов главы НКВД.
При этих словах я еле сдержался, чтобы не вскочить и не ответить резкостью. Но сидящий в первом ряду зала для заседаний Пинкевич сделал мне запрещающий жест рукой – молчи и не лезь поперед батьки в пекло.
Потом председатель так же монотонно зачитал очередную бумагу, в которой говорилось, что хотя я и служил под руководством врагов партии и государства, но в их темных делах не участвовал, поскольку воевал на фронтах Великой Отечественной войны и выполнял специальные задания в тылу противника, за что имел государственные награды. Затем были зачитаны характеристики, написанные командирами флотских разведывательных отрядов времен Великой Отечественной.
Под конец заседания, в качестве вишенки на торте, появилась Мимоза. Несмотря на прошедшие четырнадцать лет, она была так же ухоженна и красива. Но одета была на этот раз подчеркнуто скромно. С дрожью в голосе она сообщила, что все это время ее мучила совесть. Она так страдала, оговорив невинного человека, попавшего из-за этого в тюрьму. Но тогда ее заставили это сделать, угрожая убийством. Но она все же решилась сообщить правду… При этих словах она, достав из сумочки платок, приложила его к повлажневшим глазам.
«Да, играет она здорово», – с трудом сдержав усмешку, отметил я.
Ну и после того, как платок был убран в сумочку, Мимоза твердо заявила, что больше не могла жить с таким грузом на душе и поэтому написала заявление в прокуратуру. После этого суд в полном составе удалился на совещание.
Совещались судьи около часа, как я понял, пока машинистка печатала протокол заседания, они попили чай с бутербродами и печеньем в буфете. Потом таким же буднично монотонным голосом председатель суда, поправив галстук, зачитал документ. С меня были сняты все обвинения и отменили приговор суда, вынесенный четырнадцать лет назад. По ушам резанула фраза «в связи с отсутствием состава преступления». Таким же монотонно бубнящим голосом было зачитано, что мне возвращено воинское звание и боевые награды.
Я вышел на улицу из здания Верховного суда, пребывая в каком-то тумане. Рядом, придерживая меня за локоть, шел Пинкевич. Саня хорошо понимал, в каком я сейчас нахожусь состоянии. Но в этот день меня ожидал еще один сюрприз. Мы стояли вдвоем на улице Воровского, и я довольно глупо улыбался, когда справа услышал до боли знакомый голос:
– Витек, ты чего, своих уже не узнаешь?
Повернувшись, я в первый миг не поверил своим глазам. В трех шагах от нас стоял улыбающийся Луис – мой старый боевой товарищ.
– А ты откуда здесь взялся? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Да я вчера только в Москву прилетел, а сегодня утром про тебя узнал, – широко улыбаясь, ответил Луис.
– Откуда прилетел-то?
– А вот об этом, Витя, не следует на улице говорить, – чуть посерьезнев, ответил Луис.
– Все, братцы, давайте в мою машину, – указал рукой Пинкевич на подъехавшую «Победу». – Сейчас отвезем вас к Луису домой, а я вечером подъеду. Я-то ведь на службе, это ты у нас в отпуске, – улыбнувшись, он хлопнул Луиса по плечу.
Как мне казалось, все в этот день происходило невероятно быстро, как будто в сказке. Жил Луис с семьей в районе Казанского вокзала.
– Познакомься, Витя, это моя дражайшая супруга Сильвия, – представил мне Луис красивую женщину с иссиня-черными волосами и матово-смуглой кожей, одетую в домашний халат. – Сильвия, мы с Витей вместе служили, он моим командиром группы был, – обратился к жене Луис.
– Очень приятно, здравствуйте, – произнес я, глядя на хозяйку.
– Да не стесняйся ты, Витек. Сильвия тоже в ОМСБОН служила на бригадном узле связи… Хотя и в немецком тылу ей тоже довелось бывать…
– Ну, если быть точным, то в испанском, – мягко улыбнулась Сильвия, а потом пояснила: – Летом сорок второго года под Новгородом испанская дивизия была расквартирована, а штаб находился в самом городе. Вот наша группа из отряда «Гвадалахара» и занималась сбором информации об испанских частях на Восточном фронте. А мне Луис о вас много рассказывал… Да вы разувайтесь, мойте руки и проходите в гостиную. А я сейчас на кухне что-нибудь по-быстрому приготовлю. Вот тапочки, пожалуйста, обувайте… – протянула Сильвия домашние шлепанцы.
Еще через несколько минут мы сидели за столом, заставленным большим блюдом с пирожками, вазочками с разным вареньем. Перед нами стояли чашки с горячим чаем.
– Жена вчера вечером пирожки с разной начинкой напекла к моему приезду. Видишь, как вовремя все оказалось, – посмотрев на стол, произнес Луис.
– Да откуда ты вчера приехал или прилетел, можешь толком объяснить? – спросил я, раскусывая пирожок с картошкой.
– Из Вьетнама, я сейчас там в резидентуре первого главка [94] служу, – чуть помедлив, ответил Луис.
– Слушай, Луис, я ведь, насколько помню, тебя для нелегальной работы за рубежом готовили. Если это государственная тайна, то не отвечай, я все понимаю. Поэтому и Сашка мне про тебя ничего не говорил…
– Была эта тайна, да сплыла, – горько усмехнулся Луис. – Я хотя за решетку, как ты, не попал, но помыкаться нам с женой тоже пришлось. В сорок восьмом мы с ней поженились. Дело было перед окончанием РАШ. Разведывательной агентурной школы, – пояснил Луис. – Работали мы как семейная пара нелегалов. Сам понимаешь, что к одинокому человеку рано или поздно появятся вопросы. Почему он не женат или она не замужем… В общем, через Испанию мы добрались до Аргентины и сумели легализоваться. Стали гражданами этой страны. Года два на все это ушло. Там у нас и сын родился, Рамон. Он сейчас в «вышке» [95] первый курс оканчивает. Так вот, мое главное задание было – оперативное наблюдение за Борисом Смысловским и его компанией. Знаешь, кто это? – спросил Луис.
– Знаю, – кивнул я в ответ.
– Смысловский был, да и остается весьма опасной фигурой. Янки до сих пор используют в нашей стране его спящую агентуру. Кстати, американцы сразу после войны начали создавать в Европе целую сеть своих нелегальных резидентур. Кодовое наименование «Гладио» – меч по-латыни. Основное внимание было обращено к Франции и Италии. Там коммунисты вполне могли прийти к власти легальным путем, победив на выборах. Вот америкосы и подсуетились, чтобы этого не произошло. В качестве агентуры для выполнения «мокрых дел» они использовали итальянскую мафию. Вот такие пироги, Витек. Крови там людской много пролилось, особенно в Италии. Ну и наши тоже у моря погоды не ждали. Когда поступила первая информация о сети «Гладио», наши тоже стали создавать на случай большой войны спящие диверсионные резидентуры. В странах Восточной Европы этим занимался полковник Чернявский. Насколько я знаю, там было очень много наших из бывших омсбоновцев.
Ну, а дальше, сам понимаешь, что было, когда этот гад Хрущев пришел к власти. Всю нашу нелегальную агентурную сеть по всему миру на ноль помножили. Нас с Сильвией тоже в Союз отозвали. А ведь нелегалу вернуться не так уж просто. Ну, в общем, вышли мы на моей прогулочной яхте всей семьей в море и попали в сильный шторм. Яхта и перевернулась, а спастись никому не удалось. Это официальная версия для аргентинских властей.
В общем, прибыли мы через три месяца в Москву. Прихожу в большой дом на площади Дзержинского и узнаю, что меня уволили по сокращению штатов. Мне в отделе кадров говорят: «Поезжайте в Иваново, где до сорок первого работали на заводе. А я им тогда чуть ли не матом ответил, – улыбнулся Луис. – «Хрен вам, а не Иваново. Я уже и забыл, с какой стороны к станку подходить. Если я защищал Москву, служил здесь и учился, то дайте мне жилплощадь в Москве!» В итоге поругался я с кадровиками, вышел на улицу и думаю, как кормить жену и сына, которые меня ждут в гостинице. И тут встречаю одного из своих бывших преподавателей по разведывательной школе. Его тоже уволили по сокращению штатов или как сослуживца Судоплатова. Он и подсказал, куда и к кому обратиться. Как раз в это время в ресторане «Прага» подбирали контингент со знанием иностранных языков. В конце концов меня взяли администратором-переводчиком. Мой испанский и английский пришлись очень даже к месту. Месяца два, наверное, меня обучали, как встречать гостей, как провожать… Денежная, кстати, была работа, – улыбнулся Луис. – Нашим из второго главка я тоже помогал. Нужных иностранцев усаживал за нужный столик, где была записывающая аппаратура. Ну, ребята и похлопотали за меня, когда начался Карибский кризис. Обратились, к кому нужно. В общем, вызвали меня на Лубянку и предложили вернуться в разведку. Потом была командировка на Кубу, провел там три года… Помогали кубинцам с нуля свою разведку создавать. Я за это досрочно получил звание майора. Кстати, по службе приходилось с Иоси