— Итак… Значит, моя свобода зависит от тебя.
Она отвела взгляд, прикидывая что-то в уме, затем сказала:
— Если очень упростить, то, наверное, да.
— И что теперь? Ты так медлишь, будто хочешь что-то выторговать.
— О, нет, — она покачала головой, — это лишнее. Просто я обдумывала варианты.
— И к чему пришла?
— Расклад следующий. Я какое-то время за тобой понаблюдаю. Если в самом деле окажется, что ты не поедаешь людей, — будем сотрудничать. В противном случае — тебя ждёт клетка, опыты и, вероятнее всего, скорая смерть.
— Какая интересная вилка… Про сотрудничество — это конкретно с тобой или с твоим начальством?
— Конкретно со мной. Если начальство о тебе узнает, тебя при любых раскладах ждёт клетка.
Я недоверчиво приподнял бровь:
— То есть ты мне помогаешь?
— Нет, не так. Я действую в своих интересах, ты — в своих. И возможное сотрудничество рассматриваю только в таком формате.
— Звучит-то неплохо. Но хотелось бы уточнить один момент. Предположим, ты удостоверишься, что у меня нет склонности к людоедству, и предложишь сотрудничество. А я, например, откажусь. Что тогда? Клетка, опыты, смерть?
— Возможно, я неточно выразилась. Нет, я не собираюсь тебя этим шантажировать. Просто будешь жить как жил. Но, думаю, нам в любом случае лучше оставаться на связи.
Я улыбнулся:
— Ты даже не представляешь, как мне нравится твой ответ. И почему мы вот так не поговорили неделю назад? Насколько всё было бы проще…
Лена безразлично развела руками:
— Тогда я решила, что ты обычный человек с редкой мутацией.
— Мутацией? Это какой ещё?
— Если не вдаваться в подробности: существует очень маленький процент людей, способных видеть те аномалии и взаимодействовать с ними.
— А я, получается, кто? Как ты там говорила… «Адаптант»?
— По всей видимости, да. Если не считать интерфейса и отсутствия присущих адаптантам повадок. Но обо всём по порядку.
После этих слов Лена наконец взялась за объяснение происходящего. И начала она очень издалека.
Как оказалось, пространственные аномалии стали появляться на страницах истории уже достаточно давно. Первые упоминания относятся ещё к датам полуторавековой давности. Естественно, объективных данных, подтверждающих их существование, не было. Аномалии на протяжении века оставались в разряде баек, историй о переживании разными людьми похожего мистического опыта. Но около сорока лет назад паранормальные зоны стали возникать намного чаще, а вместе с ними и монстры, терроризирующие города. Тогда-то государством и были инициированы исследования, которые длятся по сей день.
— Постой-ка, — сказал я. — Получается, ты из госорганов?
— Вроде того, — пожала плечами Лена. — Секретное научное подразделение под руководством одной небезызвестной службы.
— То есть государство в курсе. Но почему не предпринимает никаких мер? Как насчёт проинформировать население и всякое такое?
— Меры предпринимаются. Но насчёт информирования — только панику сеять. Нет смысла.
— Да это в любом случае скоро станет достоянием общественности. Я только за эту неделю столько хрени повидал… Взять, к примеру, ту массовую аварию в центре. Чёрта с два она останется незамеченной.
Лена закивала:
— Тут ты прав. Эта неделя была, прямо скажем, из ряда вон. И нам ещё предстоит это всё разгребать. Но до неё столько проблем не было. И я не о своём мироощущении, а о голой статистике. Ты бы скорее попал в обыкновенную аварию или словил сердечный приступ, чем стал жертвой аномалии или монстра вне неё.
— Окей, принято. Так и что в итоге? Что-нибудь выяснили за всё время исследований?
— Да. Во-первых, аномальные зоны — это места соприкосновения с параллельным многомерным миром. Мы зовём его измерение «М».
— Многомерным… — задумчиво произнёс я. — Что-то не припомню там «многомерности».
— Ты там и не был. Зоны — это межмирье. Оно образуется в небольшой области вокруг прорыва в измерение «М».
— Так… Прорыв — это типа дырка в «стенке» между двумя мирами? А межмирье — вроде расплескавшегося пространства другого измерения?
— Ну… Наверное, можно и так сказать.
— И какого чёрта это происходит?
— По вине существ, которые «роют» к нам ходы.
Я некоторое время молчал, переваривая услышанное.
— Ага… Кажется, понял. Мы можем копать только в трёх направлениях нашего трёхмерного пространства. А они фигачат в каком-то четвёртом и потому могут добраться до наших задниц.
— Это очень упрощённая версия, но суть ты уловил.
— А существа — разумные?
— Пока они сами по себе — нет. Но когда они становятся адаптантами — есть некоторая вариативность.
Лена рассказала, что на данный момент известны три основных вида иномирных созданий. Первые из них, собственно, «копатели» — огромные существа, проделывающие дыры в пространстве. Они очень редко прорываются в межмирье. Сама Лена их ни разу не видела, лишь знает, что в таких случаях аномальная зона занимает намного большую область, чем обычно.
Вторые — «охотники». Это монстры меньших размеров, но куда подвижнее, а потому для случайных «попаданцев» в межмирье они гораздо опаснее. Как раз один из таких и вымотал вчера Лену, перед тем как её похитили.
И последний вид — «паразиты». Та бесформенная чёрная жижа, что слилась со мной, судя по всему, была одной из них.
Попадая в межмирье, все эти монстры претерпевают трансформации, из-за которых их структура становится нестабильной. Чтобы выжить, им необходимо в очень короткие сроки получить «адаптационный» материал — плоть существа, принадлежащего другому миру. И по какой-то причине самыми жизнеспособными особями становятся те, что отведали именно человеческой плоти.
Охотники получают её при непосредственном поедании людей, после чего меняют свой облик в соответствии с поглощённым генотипом. Паразиты, наоборот, запускают изменения в организме-хозяине, чтобы тот помог им адаптироваться к окружающей среде. Таким образом и те, и другие становятся так называемыми адаптантами. Случаи подобного перевоплощения «копателей» до сих не были зафиксированы.
Обретя человеческие тела, монстры проникают в нашу реальность, которая для них ещё губительнее, чем межмирье. Многие почти сразу погибают, среди охотников так вообще почти все. Паразитам же везёт чаще. Но и для них это только начало пути. Чтобы продержаться в условиях нашей реальности, им нужно постоянно снабжать себя новым «адаптационным» материалом. Если по-простому: паразиты превращают людей в каннибалов.
Как правило, чем больше плоти съедают монстры, тем устойчивее их структура и тем дольше они могут прожить без убийств. Но в действительности дело не столько в количестве, сколько в качестве. Они ищут удачные комбинации генов. Бывает, такие находятся быстро. А бывает, даже после десятков убийств монстры всё равно умирают.
Если же им всё-таки везёт, то со временем они и как люди становятся лучше. У них появляются социальные навыки, разные умения и что-то вроде случайной компиляции некоторых знаний их жертв.
— Вот в этом месте хотелось бы уточнить, — сказал я. — Изначально все адаптанты тупые?
— Охотники — поголовно, — ответила Лена. — А адаптанты с паразитами — когда как. В зависимости от того, как прошло слияние. Обычно полмозга приходит в непригодное состояние, и адаптант медленно восстанавливает его функции, как человек после инсульта. Но, само собой, от старой личности остаются лишь какие-то отголоски.
— Но бывают и другие варианты, так?
— Да. Если слияние не удаётся, и организм-хозяин отвергает паразита. Тогда паразит ищет нового носителя. И благодаря опыту следующее слияние проходит лучше, аккуратнее. При таком раскладе, бывает, человек даже общается с близкими, и те какое-то время не замечают изменений. Но это всего лишь иллюзия. Потому что в момент слияния настоящая личность человека погибает. Паразит подменяет собой практически всю нервную систему.
От её слов у меня внутри всё похолодело.
— И ты думаешь, что я?..
Она вяло улыбнулась:
— Как знать. Может, ты — чудесное исключение. Но теряться в догадках по этому поводу — моя проблема, а не твоя. Паразиты пользуются памятью организма-хозяина, но совершенно точно не путают себя с их личностью. А знаешь почему?
— Почему? — тихо произнёс я.
— У них есть чёткая цель: привести сюда побольше своих.
— И для этого надо заранее собрать кучу людей в месте, где возникнет очередное межмирье…
Выгнув бровь, Лена пристально посмотрела на меня каким-то недобрым взглядом.
Я виновато улыбнулся:
— Прости. Просто мысли вслух.
— В общем, я что хотела сказать… Если ты меня не дуришь, то у тебя этой цели нет.
Я с облегчением вздохнул.
— Прямо гора с плеч, спасибо… Значит, те парни похитили нас по той же причине? Ну, в смысле, чтобы в итоге достичь этой своей цели.
— Возможно.
— Хотя там был как минимум один не одержимый человек. Пётр. Интересно, что им двигало…
— Думаю, я скоро это выясню. Кстати, мы же на его машине приехали?
— Да.
Лена поднялась из-за стола и зашагала через зал.
— Проводишь до неё?
— Без проблем, — ответил я, вставая.
Мы вышли из дома и проследовали в соседний район, где ночью я бросил угнанное авто.
— Так а что насчёт громилы, который гнался за нами? — спросил я по пути. — Ну, его ещё фура сбила.
— Вряд ли он получил серьёзные травмы.
— В этом я и не сомневался… Я о том, что ты, вроде как, догадывалась о его прибытии.
— Предположительно, это один из немногих адаптировавшихся охотников. Впервые был замечен ещё в другом городе. С тех пор сменил несколько личин, периодически всплывает под разными именами. Мы зовём его Волком.
— Пафосное прозвище. Наверняка придумывали, держа в голове «волк в овечьей шкуре».
— Не помню, как оно было. Но да не суть… Совсем недавно появилась информация о его возможной связи с местной преступной группировкой. Мельком видела дело нашего знакомого Петра — за ним только-только хотели установить наблюдение. Поэтому, когда увидела его вживую, поняла, что Во