– Ты ведь скоро вернешься и погостишь у бабушки? – Она посмотрела на Джесс. – Вы ее привезете? Прошло столько времени.
Ее безмолвная мольба, признание собственной двуличности действовали на нервы сильнее, чем все, что Мария сделала за годы их отношений.
Джесс повела Танзи к машине.
Мистер Николс поднял взгляд и ничего не сказал.
– Вот, – протянула ему листок Джесс. – Нам сюда.
Он молча начал вводить адрес в навигатор. Ее сердце бешено колотилось.
Она посмотрела в зеркало заднего вида.
– Ты знал, – сказала она, когда Танзи наконец надела наушники.
Никки потянул себя за челку, глядя на бабушкин дом.
– Понял, когда мы говорили по «Скайпу». Бабушка никогда бы не поклеила такие обои.
Джесс не спросила его, где Марти. Даже тогда она думала, что примерно представляет.
Около часа они ехали в тишине. Джесс хотелось всех успокоить, но она не могла говорить. У нее в голове промелькнул миллион вариантов. Время от времени она смотрела в зеркало, наблюдая за Никки. Его лицо было замкнутым, он старательно глядел на обочину. Постепенно она начала видеть в новом свете его нежелание приезжать сюда и даже разговаривать с отцом в последние несколько месяцев.
Они проехали через тусклую сельскую местность и оказались на окраине нового города. Дома с иголочки были расставлены аккуратными широкими рядами. Новенькие машины сверкали на дорожках, словно заявления о намерениях. Мистер Николс затормозил на Касл-Корт. Четыре вишни охраняли узкую мостовую, по которой никто никогда не ходил. Дом был только что построен; окна в стиле эпохи Регентства сверкали, шиферная крыша блестела под мелким дождем.
Джесс смотрела на дом через окно.
– Все в порядке? – Единственная фраза, которую мистер Николс произнес за поездку.
– Подождите минутку, дети. – Джесс вылезла из машины.
Она подошла к двери, перепроверила адрес на листке бумаги и постучала в латунный дверной молоток. Из дома доносился гул телевизора, неясная тень двигалась в ярком свете.
Она постучала еще раз, почти не замечая дождя.
Шаги в прихожей. Дверь открылась, и перед Джесс предстала светловолосая женщина. На ней было темно-красное шерстяное платье и туфли-лодочки. Судя по стрижке, незнакомка работала в банке или магазине, но в душе оставалась рок-звездой.
– Марти дома? – спросила Джесс.
Женщина собиралась что-то сказать, но осмотрела Джесс с головы до ног, оценила ее шлепанцы, помятые белые брюки, и на ее лицо появилось напряженное выражение. Джесс поняла, что она знает. Она знает о ней.
– Подождите здесь, – сказала блондинка.
Дверь наполовину закрылась, и Джесс услышала, как хозяйка крикнула в узкий коридор:
– Март? Март?
Март.
Джесс услышала его приглушенный голос. Он засмеялся и что-то сказал про телевизор, а блондинка заговорила тише. Джесс видела их тени за матовыми стеклянными панелями. А затем дверь отворилась, и на пороге возник Марти.
Он отрастил волосы. У него была длинная, болтающаяся челка, аккуратно зачесанная набок, как у подростка. На нем были незнакомые джинсы темно-синего цвета, и он похудел. Он казался незнакомцем. И еще он побледнел, смертельно побледнел.
– Джесс.
Джесс онемела.
Они смотрели друг на друга. Марти сглотнул:
– Я собирался тебе рассказать.
До сего момента Джесс по-настоящему в это не верила. До сего момента считала, что это какая-то ужасная ошибка, что Марти гостит у друга или снова заболел, а Мария Костанза, с ее неуместной гордостью, не в силах этого признать. Но ошибки быть не могло – Джесс видела его своими глазами.
Дар речи вернулся к ней не сразу.
– Здесь? Это здесь… ты живешь?
Она попятилась, спотыкаясь, и наконец разглядела безупречный палисадник, новенький комплект из дивана и двух кресел, смутно виднеющийся за окном. Она ударилась бедром о машину на дорожке и оперлась о нее рукой, чтобы не упасть, но тут же отдернула руку, словно обжегшись, когда поняла, что это такое.
– Все это время? Мы скребем по сусекам последние два года, чтобы не умереть от голода и холода, а ты живешь здесь, в роскошном доме и с… новенькой «тойотой»?
Марти неловко оглянулся:
– Нам надо поговорить, Джесс.
И тогда она увидела обои в его столовой. В широкую полоску. И все встало на свои места. Его настоятельное требование разговаривать только в отведенное время. Отсутствие номера стационарного телефона. Заверения Марии Костанзы, будто он спит, всякий раз, когда Джесс звонила в неурочное время. Старания свекрови поскорее положить трубку.
– Нам надо поговорить? – Джесс почти рассмеялась. – Да, давай поговорим, Марти. Мне есть что сказать. Два года я ничего у тебя не просила – ни денег, ни времени, ни заботы о детях, ни какой-либо помощи. Потому что думала, что ты болен. Думала, у тебя депрессия. Я думала, ты живешь со своей МАТЕРЬЮ.
– Я действительно жил с мамой.
– Как долго? – (Он поджал губы.) – Как долго, Марти? – пронзительно спросила она.
– Пятнадцать месяцев.
– Ты жил со своей мамой пятнадцать месяцев? – (Он посмотрел себе под ноги.) – Ты живешь здесь уже пятнадцать месяцев? Живешь здесь больше года?
– Я хотел тебе рассказать. Но я знал, что ты…
– Что я распсихуюсь? Из-за того, что ты живешь в роскоши, пока твоя жена и дети барахтаются в дерьме, которое ты оставил дома?
– Джесс…
Она на мгновение замолчала, когда дверь резко открылась. За спиной Марти возникла маленькая девочка с гладкими светлыми волосами; на ней была толстовка «Холлистер» и кеды «Конверс». Она потянула его за рукав.
– Твоя программа, Марти, – начала она, но увидела Джесс и замолчала.
– Иди к своей маме, детка, – тихо произнес он, покосившись в сторону. Он ласково положил руку девочке на плечо. – Я скоро вернусь.
Она настороженно посмотрела на Джесс, вероятно, уловив странное напряжение в воздухе. Они с Танзи были ровесницами.
– Иди. – Марти закрыл дверь.
И в этот миг сердце Джесс окончательно разбилось.
– У нее… у нее есть дети?
Он сглотнул:
– Двое.
Джесс закрыла руками лицо, провела ими по волосам. Развернулась и пошла обратно по дорожке, ничего не видя. Она толком не понимала, куда идет.
– О боже! О боже!
– Джесс… я вовсе не собирался…
Она развернулась и набросилась на него. Ей хотелось его избить. Хотелось попортить его дурацкое лицо и дорогую стрижку. Хотелось, чтобы он на своей шкуре испытал, какую боль причинил своим детям. Хотелось, чтобы он за все заплатил. Марти спрятался за машиной, и Джесс начала пинать ее, не сознавая, что делает, – огромные колеса, блестящие дверцы, дурацкую яркую белую блестящую дурацкую безупречную дурацкую машину.
– Ты врал! Ты нам врал! А я-то пыталась тебя защитить! Поверить не могу… Не могу… – Она пинала машину и чувствовала слабое удовлетворение оттого, что металл поддавался, и неважно, что стопу пронзила боль. Джесс пинала машину снова и снова, молотила кулаками по окну.
– Джесс! Машина! Совсем рехнулась?
Она осыпала чертову машину ударами, потому что не могла осыпать ударами Марти. Била руками и ногами, ни на что не обращая внимания, всхлипывая от ярости; натужное дыхание громко отдавалось в ушах. А когда Марти оттащил ее от машины и крепко схватил за руки, Джесс на мгновение испугалась, что мир сошел с ума, что ее жизнь окончательно вышла из-под контроля, и заглянула в глаза Марти, глаза труса, и в ее голове раздался оглушительный гул. Ей хотелось размазать…
– Джесс! – Мистер Николс обхватил ее за талию и потащил прочь.
– Уберите руки!
– Дети смотрят. Идемте. – Он положил руку ей на плечо.
Она не могла дышать. Из груди рвался стон. Она позволила оттащить себя на несколько шагов. Марти что-то кричал, но она не слышала из-за шума в голове.
– Идемте… Идемте.
Дети. Она посмотрела на машину и увидела лицо Танзи с широко распахнутыми от потрясения глазами и неподвижный черный силуэт Никки за ее спиной. Она посмотрела в другую сторону, на роскошный дом, из окна гостиной которого выглядывали два маленьких бледных личика, за которыми стояла их мать. Увидев, что Джесс смотрит, она опустила штору.
– Ты рехнулась! – вопил Марти, глядя на помятые бока машины. – Совсем рехнулась, твою мать!
Джесс начала дрожать. Мистер Николс обнял ее и повлек к машине.
– Забирайтесь. – Он закрыл дверцу, как только Джесс села на пассажирское место. Марти медленно шел к ним по дорожке, его прежняя развязность внезапно стала заметна, когда Джесс оказалась не права. Она думала, что Марти собирается устроить драку, но в пятнадцати футах он всмотрелся в машину, слегка наклонился, словно чтобы проверить, и Джесс услышала, как за спиной открывается дверца, Танзи выскакивает и бежит к отцу.
– Папа! – завопила она, и он подхватил ее на руки, и Джесс окончательно перестала понимать свои чувства.
Она не знала, как долго сидела и смотрела себе под ноги. Она не могла думать. Не могла чувствовать. Она слышала гул голосов на дорожке, и в какой-то момент Никки коснулся ее плеча.
– Мне очень жаль. – Его голос надломился.
Джесс потянулась назад и крепко сжала его руку.
– Это. Не. Твоя. Вина, – прошептала она.
Дверца наконец открылась, и мистер Николс сунул голову в машину. Его лицо было мокрым, с воротника стекали капли дождя.
– Все в порядке. Танзи останется здесь на пару часов.
Джесс уставилась на него, внезапно встревожившись.
– Ну нет, – начала она. – Он ее не получит. Только не после того, что он…
– Джесс, это не ваше с ним личное дело.
Джесс повернулась к дому. Передняя дверь была приоткрыта. Танзи уже была внутри.
– Но она не может остаться здесь. Только не с ними…
Мистер Николс забрался на водительское сиденье, наклонился и взял Джесс за руку. Его ладонь была ледяной и мокрой.
– Танзи нужно повидаться со своим папой. – Он говорил с ней, как с трудным ребенком. – У нее был тяжелый день, и она попросила разрешения немного побыть с ним. Джесс, если это и правда его новая жизнь, Танзи обязательно должна быть ее частью.