– С тобой все в порядке?
Она заморгала и прижала руку ко лбу, как будто проверяя температуру.
– Гмм. Никки. Мне нужно… Мне нужно прилечь. Ты не мог бы… Ты не мог бы сам о себе позаботиться? Там что-то оставалось. Еда. В холодильнике.
За все годы их совместной жизни Джесс ни разу не просила Никки самого о себе позаботиться. Даже когда слегла с гриппом на две недели. Прежде чем он успел что-либо ответить, она повернулась и, хромая, побрела наверх, очень медленно, оставив его разбираться со всем самостоятельно.
Поначалу, когда она не спустилась, Никки решил, что дело лишь в том, что они с мистером Николсом поссорились и Джесс из-за этого переживает. Они с Танзи ошивались около ее комнаты, шепотом обсуждая сложившееся положение. Затем отнесли Джесс чай и тост, но она только смотрела на стену, хотя окно было до сих пор открыто, а на улице холодало. Джесс словно не замечала. Никки закрыл окно и убрал лестницу и дрель в гараж, который казался непривычно огромным без «роллса». А когда вернулся через пару часов забрать посуду, чай и тост оказались нетронуты – так и стыли на прикроватном столике.
– Наверное, она выбилась из сил за время поездки, – предположила Танзи, словно пожилая особа.
Но и на следующий день мать осталась в постели. Когда Никки вошел, покрывало почти не было смято, и на Джесс была та же одежда, в которой она легла.
– Ты заболела? – спросил он, раздергивая занавески. – Вызвать врача?
– Никки, мне просто нужно полежать денек в постели, – прошептала она.
– Натали заходила. Я сказал ей, что ты позвонишь. Что-то насчет уборки.
– Скажи ей, что я заболела.
– Но ты не заболела. И еще звонили полицейские, спрашивали, когда ты заберешь машину. И мистер Цвангараи звонил, но я не знал, что ему сказать, так что просто переключил на автоответчик.
– Никки. Пожалуйста.
Ее лицо было таким печальным, что он пожалел, что вообще что-то сказал. Джесс мгновение подождала, натянула одеяло до подбородка и отвернулась.
Никки приготовил Танзи завтрак. По утрам он чувствовал себя непривычно полезным. Даже не скучал по своей нычке. Он выгулял Нормана в саду и прибрался за ним. Мистер Николс оставил систему освещения у окна. Она так и лежала в коробке, отсыревшей после дождя, но ее никто не стащил. Никки поднял ее, отнес в дом, сел и уставился на коробку.
Он подумывал позвонить мистеру Николсу, но не знал, что сказать. И ему было довольно неловко снова просить мистера Николса вернуться. В конце концов, если кто-то хочет с тобой быть, его ничто не остановит. Что бы ни произошло между мистером Николсом и мамой, по-видимому, это достаточно серьезно, и стоит ли вмешиваться? Это настолько серьезно, что мистер Николс даже не вернулся за своим ноутбуком.
Никки убрался у себя в комнате. Ненадолго вышел в Сеть, но игры ему надоели. Он смотрел в окно на крыши главной улицы и далекий оранжевый кирпич досугового центра и знал, что больше не хочет быть роботом в доспехах и расстреливать инопланетян, спускающихся с неба. Не хочет торчать в комнате. Никки вспомнил, как впереди стелилась дорога и машина мистера Николса мчалась вдаль, как долго тянулось время, когда они не знали даже, куда направятся дальше, и понял, что больше всего на свете ему хочется выбраться из этого маленького городка.
Ему хочется найти свое племя.
Никки хорошенько поразмыслил и решил, что к середине второго дня вправе немного рассердиться. После выходных должна начаться учеба, и он не сможет заботиться одновременно о Джесс, малявке, собаке и всем остальном. Никки пропылесосил дом и постирал кучу сырого белья, которое нашел в стиральной машине – оно уже начинало попахивать. Танзи помогла ему развесить постиранное белье. Он сходил с ней в магазин за хлебом, молоком и собачьим кормом. Никки испытал немалое облегчение, оттого что никто не ошивался у магазина и не называл его «гомосеком», «придурком» и так далее, но постарался скрыть это от Танзи. И он подумал: вдруг (всего лишь вдруг) Джесс права и все изменилось? И наконец начался новый этап его жизни?
Немного позже, когда он просматривал почту, в кухню вошла Танзи:
– Давай еще раз сходим в магазин?
Он даже не посмотрел на нее. Он пытался решить, вскрывать официальное письмо, адресованное миссис Д. Томас, или нет.
– Мы только что ходили в магазин.
– Тогда можно я схожу сама?
Он поднял взгляд и несколько удивился. Танзи что-то навертела на голове – приподняла волосы сбоку кучей блестящих заколок. Она была сама на себя не похожа.
– Я хочу купить маме открытку, – пояснила она. – Чтобы немного ее подбодрить.
Никки был совершенно уверен, что открытка не поможет.
– Нарисуй открытку сама, малявка. Сэкономишь.
– Я всегда рисую открытки сама. Иногда приятно получить магазинную.
Никки изучал ее лицо:
– Ты что, накрасилась?
– Всего лишь немного помады.
– Джесс не позволила бы тебе красить губы. Сотри.
– Сюзи красит губы.
– Для Джесс это не аргумент. Вот что, малявка, сотри помаду, а я научу тебя краситься как следует, когда ты вернешься.
Танзи сняла куртку с крючка и ушла. Мама с девяти лет отпускала ее одну в магазин.
– Я сотру по дороге! – крикнула она через плечо.
– Возьми с собой Нормана! – крикнул Никки.
Затем он приготовил чашку кофе и отнес наверх. Пора позаботиться о Джесс. Мысленно повторяя эти слова, Никки чувствовал себя непривычно взрослым. Пора позаботиться о Джесс.
В комнате было темно. И хотя было почти три часа дня, Джесс даже не удосужилась раздвинуть занавески.
– Поставь рядом, – пробормотала она.
В комнате пахло немытым телом и затхлостью.
– Дождь прекратился.
– Хорошо.
– Джесс, хватит лежать. – (Она ничего не сказала.) – Правда. Тебе надо встать. Здесь начинает вонять.
– Я устала, Никки. Мне просто нужно… отдохнуть.
– Тебе не нужно отдыхать. Ты… ты наш домашний заяц-энерджайзер.
– Пожалуйста, милый.
– Я не понимаю, Джесс. Что происходит?
Она медленно повернулась и оперлась на локоть. Пес внизу начал лаять, настойчиво, взахлеб. Джесс потерла глаза:
– Где Танзи?
– В магазине.
– Она поела?
– Да. Но в основном хлопья. Я не умею готовить ничего сложнее рыбных палочек, а ее от них тошнит.
Джесс посмотрела на Никки, затем на окно, как бы что-то взвешивая. И сказала:
– Он не вернется.
Ее лицо сморщилось.
Пес оглушительно лаял – вот кретин! Никки пытался сосредоточиться на словах Джесс.
– Правда? Никогда?
По ее щеке скатилась большая слеза. Она смахнула ее ладонью и покачала головой:
– Знаешь, что самое смешное, Никки? Я правда забыла. Совсем забыла, что натворила. Я была так счастлива во время поездки, как будто все, что было прежде, случилось с кем-то другим. Чертов пес!
Она несла какую-то пургу. Может, она и правда больна?
– Позвони ему.
– Я пыталась. Он не берет трубку.
– Сходить за ним?
Он сразу пожалел о своем предложении. Конечно, мистер Николс ему нравился, но кому, как не Никки, знать, что нельзя заставить человека остаться с тобой. Нет смысла цепляться за того, кто тебя не хочет.
Возможно, Джесс призналась ему, потому что больше некому было признаться.
– Я люблю его, Никки. Я знаю, это звучит глупо после такого короткого знакомства, но я люблю его.
Ее слова стали для Никки настоящим потрясением. Столько чувств в одной вспышке! Но впервые в жизни ему не захотелось сбежать. Никки сел на кровать, наклонился и обнял Джесс, хотя все еще испытывал неловкость при физическом контакте. И она показалась ему совсем маленькой, хотя он привык считать ее больше себя. Джесс положила голову ему на плечо, и Никки стало очень, очень грустно, потому что впервые в жизни ему хотелось что-то сказать, но он не знал что.
И в этот миг лай Нормана стал истеричным. Как в тот раз, когда он увидел коров в Шотландии. Никки растерянно отстранился.
– Похоже, он сходит с ума.
– Чертов пес. Это наверняка чихуахуа из пятьдесят шестого. – Джесс хлюпнула носом и вытерла глаза. – Уверена, она специально его дразнит.
Никки встал с кровати и подошел к окну. Норман истерично лаял в саду, просунув голову в щель в заборе, где дерево прогнило и две доски наполовину оторвались. Через пару секунд Никки понял, что Норман сам не свой. Пес, ощетинившись, приплясывал на задних лапах. Никки раздвинул занавески пошире и увидел на другой стороне дороги Танзи. Два Фишера и незнакомый парень прижимали ее к стене. Пока Никки наблюдал, один из них схватил ее за куртку, и она попыталась стряхнуть его руку.
– Эй! Эй! – крикнул Никки, но они не услышали. С бешено колотящимся сердцем Никки сражался с подъемным окном, но оно даже не шелохнулось. Он заколотил по стеклу, пытаясь заставить их прекратить. – Эй! Вот дерьмо! ЭЙ!
– Что? – Джесс повернулась в постели.
– Фишеры.
Они услышали пронзительный визг Танзи. Когда Джесс вскочила с кровати, Норман замер на долю секунды и бросился всем телом на самый слабый участок забора. Он проломил его, словно живой таран, взметнув в воздух деревянные щепки. И помчался на голос Танзи. Никки увидел, как Фишеры повернулись и у них отвисли челюсти при виде несущейся на них огромной черной ракеты. Раздался скрежет тормозов, неожиданно громкий глухой стук, причитания Джесс: «О боже, о боже», и наступила тишина, которая, казалось, никогда не закончится.
29. Танзи
Танзи просидела в своей комнате почти час, пытаясь нарисовать маме открытку. Она не знала, что нарисовать. Похоже, мама больна, но Никки сказал, что на самом деле она не больна, не так, как был болен мистер Николс, так что пожелание скорейшего выздоровления не годится. Написать «Не переживай»? Но это похоже на приказ. Или даже упрек. Танзи собралась написать просто «Я люблю тебя», но это нужно писать красными буквами, а у нее кончились все красные фломастеры. И тогда она решила купить открытку, потому что мама всегда говорила, что папа не купил ей ни единой открытки, не считая совершенно убогой плюшевой валентинки, когда за ней ухаживал. Слово «ухаживал» вызывало у мамы приступ смеха.