Вечному пути Мацуо Басе
I. Терция
Здравствуй.
Как жизнь?
Прощай.
Мощу пути словами.
Идите.
Я за вами.
Небыль?
Вечер?
Небо на плечи.
Ветер о шиповник
ночью —
в клочья.
Сколько стоишь ты,
душа?
Отблеск медного гроша.
Умирающего спасение —
в невозможности
воскресения.
Мне назначены судьбой
бой
и боль.
Я такого не хотела —
чтобы тело
улетело.
В руку пригоршню дерьма —
Вот вам
жизни кутерьма.
Дрожь
рук —
а вдруг?!
Дети,
солнце светит где-то.
Помните это.
Нерожденные слова горло теребят.
Я училась убивать —
начала с себя.
Небо
требует мзды
с каждой шлюхи-звезды.
Крики, лица, толкотня.
Застрелитесь
без меня.
Не кричите,
это я —
на изломе острия.
Отвечаю палачу:
— Я не плáчу.
Я плачý.
Можно сказать смело:
— Смерть, не сметь!..
Посмела.
Телами
гасили
пламя.
Ухожу.
Махните мне рукой.
По ножу — в покой.
Месть
Творцу
не к лицу.
К чему мне эти минуты,
Продлившие осенний дождь?..
Еще одна цикада в хоре.
Кажется: лишь миг — и я пойму,
почему
так трудно одному.
На том, последнем рубеже,
где мы — еще,
а не уже…
Хоть одной ногой —
но в огонь.
В огонь.
Шепчут листья
на ветру:
«Я умру…»
В клеточку плаха, в елочку дыба.
Сдохнуть бы от страха! —
видно, не судьба
Рубежи — стеной.
Пришли.
За мной.
Орган вскипает
Токкатой Баха.
Мечты о пиве.
Великое Дао,
Скажи, пожалуйста:
Какого хрена?!
Бурак в тарелке
Натерт на терке.
Душа в смятеньи.
Сосна над обрывом.
Думая о вечном,
Беру топор.
Мимо берега
Плывет лебедь,
Воняя тиной.
Рыбак одинокий
В челне надувном
Идет ко дну.
Несу свой дзен
С горы в долину.
Тяжелый, сволочь!
Лес осенью становится прозрачным.
И черепки октябрьских кувшинов
Хрустят под каблуком.
В толпе легко быть одиноким.
Жетон метро — ключ к просветленью.
Спускаюсь вниз.
Осень в лесу.
Косые лучи солнца,
Клены над оврагом.
…И, лентой траурной,
Заря
Течет к подножью алтаря.
Одолели вирусы.
Опустив в кефир усы,
Ночь провел у монитора.
Да, друзей бывает много.
Трое были у меня.
Третий — лишний.
Тихо умирает детство.
Неуменье
Оглядеться.
Пусть буфетчице приснится
Безразмерный
Чудо-шницель…
Для фанатика все — ересь.
Для упрямца все неправы.
Для слепца все — ночь.
У обнаженного меча
Из всех времен одно —
Сейчас.
Рама окна
На решетку похожа.
Случайность?
Задолго до созданья пистолета:
Контрольный выстрел —
Поцелуй Иуды.
Старею.
Учусь
Вспоминать.
Тили-бом!
Тили-бом!
Не талантом, а горбом!
Каково в аду?
Посмотреть
Иду.
Великий дар
Небесного Отца —
Уменье что-то сделать до конца.
Терпкий вкус вина на языке.
Мысли разбегаются,
Пьяны.
Тяжкие капли
Дробят отражение
В глади озерной.
На осине
Последние листья —
Дрожь Иуд ноября.
Есть некий высший смысл,
Невыразимый словом,
У чтения в сортире.
Треск сучьев.
Летят искры
В ночное небо…
Журавлиный клин
В вышине.
Возвращайтесь!
Река вскипает
Серебром форели.
Увидеть бы хоть раз!
Душа пастуха Онана
Себе доставляет радость,
Зажав синицу в руке.
У тернового венца —
Ни начала,
Ни конца.
Не в пещере горной
Постигаю дзен —
У дантиста в кресле.
Мне бы
Глоток неба,
И быль — как небыль…
Клен
Роняет семена:
Вниз…
Постигни дзен!
Ударь эстета
Ногой по яйцам.
Закончились money у Мони —
И
Гаплык всей вселенской гармонии.
Один малыш, ровесника заставший
За чтеньем «Колобка», спросил, напыжась:
Попсу грызешь?»
День рожденья.
Дали по жопе,
Чтоб закричал.
Сняв штаны, на площадь вышел.
Наклонился для удобства.
Нет, не пнули. Очень странно.
Лес в историю вошел
Знаменитой парой:
Шаолинь и Голливуд.
Аскет в тоске
Спешит к доске,
Лежащей на песке…
Козлы!
С рогами!
Уйду от мира.
Солнце всходит.
Свет и тень
Играют в жмурки.
У быдла есть особенность: оно —
Всегда не ты.
И это восхищает.
Чужое вдали пью пиво,
Красавиц чужих прельщаю
В мечтах о милой супруге.
Стал мнителен:
Все время кажется,
Что буду вечно жить.
Последний ветер
толкает в спину.
Иду к обрыву.
Шутят лучи солнца,
Смеются, косые.
Радуга на кончиках ресниц.
Гром хрипит
За холмом:
Жалуется…
Я уходил —
и я вернулся.
Какой пустяк!
С полувздоха, полувзгляда,
С полузвука, полусмеха —
В полумрак…
Циник в вольном переводе
С языка Эсхила и Софокла
Есть банальный сукин сын.
Грязь чавкает
Под колесом телеги.
Смеется ливень.
Тихо ползи, алкоголик,
По лестницы грязным ступеням
До самой своей квартиры.
Чем дальше,
Тем спокойнее
Люблю.
Кто же такой
Графоман?
Это Творец-импотент.
Ветер шумит
В кронах дубов.
Иду, спокойный.
Одним прекрасным утром
Понимаешь,
Что сердце — это тоже потроха.
Первой кровью
На снегу —
Лепестки тюльпана.
Когда нам изменяет
Чувство меры,
Мы — Гомеры.
Гром копыт —
Табун несется
Над рекой.
Монетка
на дне.
Мне?
Задворки Вселенной.
Звезда устала.
Коллапс.
Ночь холодна.
Венчик замерзшей антенны
Смотрит на спутник.
Я до сих пор не понимаю,
Как люди складывают звуки
В слова.
Первый снег
Исповедал
Землю.
Кельты в кильтах в клятой клети
Колют киллера в колете.
Фэнтези?
Рифма как рана —
Сквозная.
Слово навылет.
Сжал оставшиеся зубы,
Словно пальцы
В кулаки.
Очень часто Крибле с Крабле
Наступать могли на грабли.
Бумс!
В броне и шишаке, с мечом в деснице…
А если с ревматизмом в пояснице?
Романтика, останемся «на вы».
Вдоль русла высохшей реки
Навстречу западному ветру
Иду, смеясь.
Гуляй, душа! —
Подтекст
У панихиды.
Идите, дорогие!
Я останусь.
В веках.
Я в жизни ничего не понимаю
И не пойму. Вот в этом-то вся прелесть
Уменья жить.
Тихий, печальный
Снег.
Саван?
На детях гениев природа отдыхает.
Природа — тоже гений.
Наша мать.
Снег не остался без ответа.
Какая фраза, черт возьми!
А дальше — что?
Какое неожиданное счастье —
Внезапно стать
Предметом воровства!
Постигла страшная беда:
Постыла вкусная еда.
Мой бог! Ужели навсегда?!
В который раз уже за жизнь мою
Часы убили полночь?
Горе! горе!
Бесстрастный свет луны
Сочится
Сквозь туман.
Трагик косматый
Смеется украдкой за сценой,
Чтобы никто не заметил.
На старом фото, где еще все живы,
Один из всех, смеется крайний слева.
Он, верно, что-то знал.
Тихий пруд.
Прыгнула лягушка.
Знать, она сильна?
Горечь осенних листьев.
Хочется плакать
От счастья.
Самозабвенный хор лягушек.
Внимаю ночью
У пруда.
Скрип пера.
Летящие росчерки.
Птицы?
И вот живу,
Как старый анекдот —
Унылый, несмешной и с бородой…
Бродяжка-ночь.
О, лунный грош
В разрывах туч!
Зима достала на излете.
Простуда
В марте.
Мы, поэты,
Голы,
Как глаголы.
Роман, как кровяная колбаса,
С неделю пролежавшая на солнце:
И несъедобно, и с души воротит.
В лихом бою
Я, как в раю —
Ложусь и больше не встаю…
Если с утра голова не на месте,
Значит, вчера, выпив первые двести,
Ты за вторыми пошел…
А в Австралии евреи
И милее, и добрее —
Утконосей, кенгурее…
То не шум за стеной,
То не тень за спиной —
То удача идет стороной.
В порту смотрю
На клипера —
Ни пуха, ни пера!
Вот бы взять человечка
За любое местечко —
И начать выяснять, что к чему…
Былого тень
Я в памяти храню —
Хочу пришить к сегодняшнему дню.
Меж деревьев бродят тени,
И смущенные растенья
Шевелят корнями: «Как же так?»
Ты скажи, чародей:
Что ж так много людей,
Что ж так мало хороших идей?
Бред и бренд.
Одна буква разницы.
А какой эффект!
Развели мосты на тыщу баксов,
Беспредел царит над водной гладью,
С набережной фраера ликуют.
Иду на вы.
На выпад?
На выход?
В метро у людей глаза
Похожи на блюдца без чая.
Каждый — вещь в себе.
А осел Апулея
Буриданова злее.
Мне приятней ишак Насреддина…
Вызов себе-вчерашнему,
Глупому сопляку…
Семейные трусы.
Блоги, блоги, блоги…
В шерсти Интернета
Скачут не боги — блохи.
Прости им, Господи,
Ибо ведают
и не творят.
Поэт — не выборная должность.
Поэт — не папин капитал.
Поэтов назначают сверху.
Унылое говно
Сидит и плачет.
За что его?
Толпа на площади
Учит клоуна
Кувыркаться.
Будда жил в кипении страстей.
Это видно по его улыбке.
Просто вам те страсти незнакомы.
Мало радуюсь.
Очень мало.
Может, жизнь стерженек сломала?
Мимоходом был в аду.
Дудки,
Больше не пойду.
Любуясь цветущей вишней,
Не унижай сосну.
Она растет на вершине.
Сейчас и здесь:
Бог есть?
Бог весть.
Ветер севера
Борей —
Древнегреческий еврей.
Важно в поиске Пути
Каждый божий день
Идти.
Ох, и дырка
От верлибра
Сорок пятого калибра!
II. Кварта
Судьба ни при чем,
И беда ни при чем,
И тот ни при чем,
кто за левым плечом…
Прядет, не спит
Седая пряха:
Прах к праху,
Страх к страху…
Два конца — премудрым эльфам,
Два кольца — пещерным гномам,
Посредине гвоздик — людям…
Вот загадка Саурона!
Будет осень в Болдино
И для сэра Олди, но
Трудно, блин, кормить семью
Болдинскою осенью…
Иду, нагой.
В руках огонь.
Подставляй ладонь.
Поделюсь бедой.
Мы будущего даль и неизвестность
Вложить сумели в семь десятков лет.
Рассвет вставал, нам уступая место,
Закат краснел, садясь за наш рассвет.
В ожидании борща
Я, душою трепеща,
Мажу по сусалам
Чесноком и салом…
Луна
Больна.
В паутине окна
Истошно кричит тишина…
Богема-то в генах!
Чума в буйстве пира!
…вкус гематогена
Постыл для вампира.
Ну-ка, лягу на кровать,
Стану время убивать
И постигну, я-не-я,
Сущность недеяния!
И заклятому врагу не
Пожелаю сулугуни,
Потому что этот сыр
Набивается в усы!
Пройдя весь мир с Востока и до Запада,
Не все я видел и не всех любил,
Но не убил — я чтил благую заповедь.
…мне жалко до сих пор, что не убил.
Нет, в адрес деканата
Стихов писать не надо,
Ведь могут снять за это
Стипендию с поэта…
О мудрости спросите мудреца,
Чьи зрелым опытом убелены седины.
Он скажет: «Нет начала и конца
Ей, как и глупости. И в том они едины».
Путь пилигрима —
К вершинам, вдаль,
Где струйкой дыма
Течет печаль…
Все на свете прах и тлен,
Кроме мамы-лени —
Если лень вставать с колен
Уйме поколений.
Боги смеются нечасто, но смех их невесел для смертных,
Смертные плачут годами, но слезы смешны Олимпийцам,
Если земля засмеется, то может быть, небо заплачет,
Вот и смеюсь, весь в надежде, что люди поддержат — но тщетно…
Явилась как-то Золушка на бал,
А принц-красавец ей и говорит:
«Офелия! Ступайте в монастырь!..»
Мораль: ошиблась принцем.
Играй словами, сукин сын,
Мечи в зенит! —
Но ближе, ближе псы-часы,
И — извини…
Эх, кровь с молоком!
А пройдусь кулаком —
Молоко с кровью,
Пейте на здоровье!
В моем Отечестве
Дела честь по чести:
То гладят по шерсти,
То ладят к нечисти…
Гореть завистникам в аду! —
Где даже по ночам
Щекочут огоньком в заду
Шкодливым сволочам…
О, где бы денег накопить
На день вчерашний!
Когда друзья бросают пить —
Поверьте, страшно.
От Вифлеемских яслей до креста
Дорога удивительно проста,
За годом год из этой простоты
Растут дороги, боги и кресты.
Душе ни холодно, ни жарко,
Душа молчит —
И лишь роман на стыках жанра
Стучит в ночи…
Просто, деловито, без затей
Убивают нелюди детей.
И объяли ненависти воды
До души. До мозга. До костей.
…лентой похоронною,
вечною судьбой —
горький крест иронии
Над самим собой.
«КамАЗ» ударил колесом,
И мне досталось.
Из раны сыплется песок.
Наверно, старость.
Наш мир — надменен и суров
Зимой и летом,
Но это лучший из миров.
Узнай об этом.
Смотришь в книгу, видишь фигу,
Фига — смоква иль инжир,
Фрукт приятней и полезней,
Чем противный рыбий жир.
«Поэт в России больше, чем поэт» —
Вот закавыка!
Я б возразил, я б дал другой ответ,
Но — Дима Быков…
Приравнял перо к штыку,
Карандаш — к базуке,
К бомбе ядерной — строку…
Ну, держитесь, суки!
Первый порыв — злость,
Первый порыв — бой,
В стену каленым лбом…
Стукнул — не удалось.
Самсону иудейскому Далила
Все волосы однажды удалила.
Одни считают — поступила низменно,
Другие говорят, что феминизменно…
Художники, философы, поэты —
Мы инопланетяне, господа! —
Однажды прилетев сюда с иной планеты
И навсегда.
Прожигаю жизни половину,
Прожигаю целиком, насквозь,
Чтобы сунуть-вынуть, сунуть-вынуть
В эту дырку жизненную ось!
Мои нелепые стихи
Смешны, как детские грехи.
Когда приду на Страшный суд,
Мои стихи меня спасут.
Патологоанатом,
Хотя и был фанатом,
Но из любви к пенатам
Не брал работы на дом…
Ты бываешь к нам добра,
Наша матушка-хандра,
Если зла к нам та зараза,
Что из нашего ребра!
И без брачного венца,
И без мамки, без отца,
Без кроватки и без свечек
У нас вышел человечек…
Для чего стоять на крыше?
Для того, чтоб быть всех выше —
И точить, точить слезу
По оставшимся внизу.
За пядью пядь, за пястью пясть,
Всю жизнь прожил, не торопясь,
И вдаль по утренней росе
Не тороплюсь уйти совсем.
В крови гремит набатом залп мортир,
А пуля милосердия дешевле.
Мы веруем в тебя, великий тир!
Мы — бедные фанатики-мишени.
Они бились день,
Они бились два —
В головах трава,
По степи молва…
Берегись, пескарь —
На хвосте сыскарь,
Лихо под мостом
Повилять хвостом…
Все мы маги на бумаге,
Чародеи по идее,
А в кармане —
Вошь на мане!
Говорит ворожея,
Что не вышел рожей я —
Ах, фортуна ты, фортуна,
Подколодная змея!
Я люблю красавиц с пышной грудью,
Ибо спьяну есть за что держаться!
Волосат и грозен ствол у пальмы —
Ствол мой волосатей и грознее!
Закат стекает в море, как кровь моих врагов,
Смешались соль и сладость в багряной глубине,
Вчера я пил из чаши, сегодня — из ладоней,
А завтра выпью море, где плещется закат!
Снится хора дирижерам каждой ночью в каждом сне,
Будто людям пенье хором — свет единственный в окне,
Даже волки ночью воют, лапой угодив в капкан,
Про искусство хоровое, недоступное волкам!
Летят из имперьи
Им-пух и им-перья.
Пропала имперья —
И где же теперь я?..
Ах ты кукиш, ты мой кукиш,
Не продашь тебя, не купишь —
Разве только палачу
На дыбе тебя скручу?
Попал, как кур в ощип,
Но не желаю в щи —
Тащи меня в борщи,
Не то ищи-свищи…
Этим — больше, этим — меньше,
Эти — вовсе в пустоте,
Казанова любит женщин,
Каназава — карате.
На ковре из желтых листьев, вдоль обрыва, по Арбату,
Чуя с гибельным восторгом, что осядут на мели,
Пилигримы в шкурах лисьих, колченоги и горбаты,
Подают манто путанам вместо китайчонка Ли…
Замочи кирпичом буржуинскую тварь!
Бизнесмена — ножом! Фирмача — на фонарь!
Ты завел скомороха? Паяца? Шута?!
Вот рассудка цирроз и души нищета!
Развелось непризнанных талантов,
Словно дистрофических атлантов,
Вместо мышц — слезящийся бекон…
Нет бы подпереть плечом балкон!
Ах, зачем же ты, козел,
Выбрал меньшее из зол?
Вот и пей теперь, скотина,
Седалгин и фталазол…
Вы уходите, мы остаемся,
Мы на ваших поминках напьемся,
Вас проводим, помянем — увы…
Мы уйдем и останетесь вы.
Мишура,
конфетти…
Да, вчера.
Да, прости.
Когда познаешь смысл бытия,
Планета станет маленькой, как шарик.
И все, что вознесению мешает,
Уйдет навеки, словно «ты» и «я».
Могу ли я попасть во власть —
Так, чтобы всласть и много красть?
И эхом на закате дня —
А сможет власть попасть в меня?
Ходит мальчик с девочкой,
Ходит бабка с дедушкой,
А по улице зигзагом
Ходит пьяный с белочкой.
Ах, не вышло у меня
Стих сложить на злобу дня,
Как ту злобу ни рифмую —
Получается фигня!
В надежде копится усталость,
В буране — дым замерзших сел,
Исчезнет все, а я останусь,
Исчезну я — исчезнет все.
III. Квинта
Жалко
палку —
бьет по псу.
Палка,
я тебя спасу.
В решетке окна —
Весна.
Снаружи заточена.
Уйди, удались, сравненье!
Осколок дурного сна.
Прорастают семена из пепла,
вскормлены углями и золой.
Это я, наверное,
ослепла,
стала злой.
Добра много?
Зла мало?!
Держись —
ногу сломала
жизнь.
Из гнилья
слова —
если я права.
Или век гнилья,
или я — не я.
Палый
лист,
не злись —
это жизнь.
Ложись.
Догорает свеча,
что-то тихо шепча
молчаливой
громаде
меча.
Вен небесных просинь
вторглась в мои сны.
Это просто осень
поперек
весны.
Ненавистны ты и я
мерзкой твари Бытия.
Потому что наши души
вне
ее разбухшей туши.
Я — зритель.
Сплю в объятьях зала
И вижу сон,
Как жизнь убитому сказала:
«Прости за все».
Разбито яйцо.
Опустела скрижаль.
Ржавеет под кленом обломок ножа.
И тайное жало терзает безумца:
«О, жаль…»
Зима скатилась к февралю
И, напоследок огрызаясь,
Вчерашний волк,
Сегодня — заяц,
Готовится почить в раю.
— Три кольца — премудрым эльфам,
Семь колец — пещерным гномам…
«Саурон», имперский крейсер,
У Сатурна на орбите
Вышел вдруг в эфир.
Ангел с огненным мечом
Подрядился палачом:
Этих — в ад,
Этих — в рай,
Кого хочешь выбирай!
На одного Вольтера — двадцать «вальтеров»,
На одного Рабле — полета рублей,
На «эго» сыщется полтыщи «альтеров»,
Как и на Граббе — дюжина граблей.
Статистика, будь проклята навеки!
Ем халву,
Пишу главу,
Не намерен брать Москву,—
Господи, как мало надо,
Чтоб держаться на плаву!
Осенняя пора!
Очей очарованье!
Гляжу
На Фудзияму —
Какая красота!
Тропа скупа.
Щедра дорога.
Зато дорога — недотрога.
Топчите, ноги! —
Пройти немногим.
Рука сжимает горло
Отраженья:
Одно неосторожное
Движенье —
И в зеркале оскалится не-я…
Утром проснулся
Живой.
Разве не повод для счастья?
Пусть выпадает не часто —
Хватит с лихвой.
Толпа слепа,
Не зная полумер
В забвенье диком.
Но слеп был и Гомер
С Эдипом.
Воспой метро, пиит!
Людская суета
Рекой течет в стеклянные врата,
И грош цена метафорам твоим
Пред гением безумного крота.
И нынче, и вчера, и завтра
Страшнее зверя нет,
Чем кроль,
Вошедший в роль
Тираннозавра.
Три звонка — пожарным храбрым для огнетушения,
Два звонка — ментам премудрым против покушения,
Девять — «крыше» с исполкомом, чтоб не стал мишенью я,
А один — всесильный — адвокату личному!
Как с ним созвонюся, сразу жизнь отличная!
О, Тяжмашмонтаж! Сокол, беркут наш!
Рухнет горный кряж, коль войдешь ты в раж,
Конь твой лучше ста,
Меч твой рубит сталь,
О, Тяжмашмонтаж, даль твоя чиста…