Обманутой виселице твоей, школяр Франсуа Вийон
Баллада ночного всадника
Изгибом клинка полыхая в ночи,
Затравленный месяц кричит.
Во тьме — ни звезды, и в домах — ни свечи,
И в скважины вбиты ключи.
В домах — ни свечи, и в душе — ни луча,
И сердце забыло науку прощать,
И врезана в руку ножом палача
Браслетов последних печать.
Забывшие меру добра или зла,
Мы больше не пишем баллад.
Покрыла и души, и мозг, и тела
Костров отгоревших зола.
В золе — ни угля, и в душе — ни луча,
И сердце забыло науку прощать,
И совесть шипит на углях, как моча,
Струясь между крыльев плаща.
Подставить скулу под удар сапогом,
Прощать закадычных врагов.
Смиренье, как море, в нем нет берегов —
Мы вышли на берег другой.
В душе — темнота, и в конце — темнота,
И больше не надо прощать ни черта,
И истина эта мудра и проста,
Как вспышка ножа у хребта.
Баллада призраков
Я — призрак забытого замка.
Хранитель закрытого зала.
На мраморе плит, испещренном запекшейся кровью,
Храню я остатки былого,
Останки былого.
Когда-то я пел в этом замке.
И зал в изумлении замер.
А там, у парадных ковровых — проклятых! — покоев
Стояла хозяйка,
Стояло в глазах беспокойство.
Я — призрак забытого замка.
Но память мне не отказала.
И дрожь Ваших губ, и дрожание шелка на пяльцах
Врезались звенящей струною
В подушечки пальцев.
Вы помните, леди, хоть что-то?
Задернута жизнь, словно штора.
Я адом отвергнут, мне райские кущи не светят,
Я — призрак, я — тень,
Наважденье,
За все я в ответе.
В прошедшем не призраку рыться.
Ваш муж — да, конечно, он рыцарь.
Разрублены свечи, на плитах вино ли, роса ли…
Над телом барона
Убийцу казнили вассалы.
Теперь с Вашим мужем мы — ровня.
Встречаясь под этою кровлей,
Былые враги, мы немало друг другу сказали,
Но Вас, моя леди,
Давно уже нет в этом зале.
Мы — двое мужчин Вашей жизни.
Мы были, а Вы еще живы.
Мы только пред Вами когда-то склоняли колени,
И в ночь нашей встречи
Вас мучит бессонница, леди!
Вокруг Вашей смятой постели
Поют и сражаются тени,
И струны звенят, и доспехи звенят под мечами…
Пусть Бог Вас простит,
Наша леди,
А мы Вас прощаем.
Баллада о кулаке
Шел монах за подаяньем,
Нес в руках горшок с геранью,
В сумке сутру махаянью
И на шее пять прыщей.
Повстречался с пьяной дрянью,
Тот облил монаха бранью,
Отобрал горшок с геранью
И оставил без вещей.
И стоит монах весь драный,
И болят на сердце раны,
И щемит от горя прана,
И в желудке — ничего.
И теперь в одежде рваной
Не добраться до нирваны
Из-за пьяного болвана,
Хинаяна мать его!
И монах решил покамест
Обратиться к Бодхидхарме,
Чтоб пожалиться пахану
На злосчастную судьбу,
И сказать, что если Дхарма
Не спасет его от хама,
То видал он эту карму
В черном поясе в гробу!
И сказал Дамо:
— Монахи!
Ни к чему нам охи-ахи,
А нужны руками махи
Тем, кто с ними не знаком.
Пусть дрожат злодеи в страхе,
Мажут сопли по рубахе,
Кончат жизнь они на плахе
Под буддистским кулаком!
Патриархи в потных рясах —
Хватит дрыхнуть на матрасах,
Эй, бритоголовых массы,
Все вставайте, от и до!
Тот, чья морда станет красной,
Станет красным не напрасно,
Не от водки и от мяса,
А от праведных трудов!
Лупит палкой тощий старец,
Восемь тигров, девять пьяниц,
Эй, засранец-иностранец,
Приезжай в наш монастырь!
Выкинь свой дорожный ранец,
Подключайся в общий танец,
Треснись, варвар, лбом о сланец,
Выйди в стойку и застынь!
Коль монаху плохо спится,
Бьет ладонью черепицу;
Коль монах намерен спиться —
Крошит гальку кулаком!
А приспичит утопиться —
Схватит боевую спицу,
Ткнет во вражью ягодицу —
И с хандрою незнаком!
У кого духовный голод,
Входит в образ богомола
И дуэтом или соло
Точит острые ножи,
Кто душой и телом молод,
Тот хватает серп и молот,
Враг зарезан, враг расколот,
Враг бежит, бежит, бежит!
Шел монах за подаяньем,
Нес в руках горшок с геранью,
В сумке — палку с острой гранью,
Цеп трехзвенный и клевец.
Повстречался с пьяной дрянью,
Ухватил за шею дланью,
Оторвал башку баранью —
Тут и сказочке конец!
Баллада двойников
— Нежнее плети я,
Дешевле грязи я —
В канун столетия
Доверься празднику.
— Милее бархата,
Сильней железа я —
Душой распахнутой
Доверься лезвию.
…Левая рука — правою,
Ложь у двойника — правдою,
Исключенье — правилом,
Лакомство — отравою.
Огорчаю?
Нет! —
радую…
— Червонней злата я,
Из грязи вышедши —
В сетях проклятия
Доверься высшему.
— Святой, я по морю
Шел, аки по суху —
Скитаясь по миру,
Доверься посоху.
…Правая рука — левою,
Шлюха станет королевою.
Трясогузка — лебедью,
Бедность — нивой хлебною.
Отступаю?
Нет! —
следую…
— Возьму по совести,
Воздам по вере я,
На сворке псов вести —
Удел доверия.
— Открыта дверь, за ней —
Угрюмый сад камней.
Мой раб, доверься мне!
Не доверяйся мне…
…в зеркале глаза — разные.
Позже ли сказать?
Сразу ли?!
Словом или фразою, Мелом или краскою? Сострадаю?!
Нет! —
праздную…
Баллада песни под виселицей
Его три раза вешали,
Три раза отпускали,
Да ну поэта к лешему! —
До дырок затаскали.
О бабах, что ли, брешет он?
Так это ж вор в законе!
Ходили слухи грешные О Франсуа Вийоне.
Сто раз бывал под пыткою
По делу и без дела,
За душу слишком прытку
Ответ держало тело.
Гуляй, эпоха, веселись,
Рви с языка слова!
В тени высоких виселиц
Шатался Франсуа.
Поэту кушать хочется,
Поэту выпить хочется,
Поэты так же корчатся
От боли, как и прочие,
А как поэтов вешают
Под колокольный звон!
К чему потомков вмешивать?
Не правда ли, Вийон?!
Года средневековые,
Простые да хорошие,
Слова цепями скованы,
Слова в застенок брошены,
Была у инквизиции
Святейших подлецов
Почтенная традиция —
Плевать словам в лицо.
Наш век давно не каменный,
Труднее понимать его,
Одни Вийоны в камерах,
Другие — в хрестоматии.
К чему перемывать белье
Всемирного сортира?
Да ну ко всем чертям ее!
Изыди, сгинь, сатира!
Поэту кушать хочется,
Поэту выпить хочется,
А дуракам хохочется,
А головы морочатся,
Гуляй, эпоха, веселись,
Рви с языка слова!
Пока поют у виселиц, Считай, что ты жива!
Баллада опыта,илиБудьте, как дети…
I
Ребенок любит фильмы про войну.
Команчи бьют ковбоев, те — шерифа,
Шериф схватился с рыцарем Айвенго,
Айвенго рубит шашкой Робин Гуда,
А Робин Гуд стреляет из базуки
В джедая, что свой лазер обнажил
И лазером наотмашь полосует
Трех Бэтменов.
Но позже, во дворе,
Ребенка лупит толстый одноклассник,
В песке и грязи густо изваляв,
Украсив синяками, — и ребенок
Бежит домой, сморкаясь и рыдая,
Чтоб целый вечер фильмы про войну
Смотреть.
Я, стоя за его спиной,
Печально улыбаюсь. Но мой опыт
Ему — ничто. Он любит про войну.
II
Гроза за горизонтом — немая.
В молчании небесных страстей
Не опытом, — умом понимаю:
Как больно умирать на кресте.
Когда уже не муки, а мухи
Жужжат над обезумевшим ртом,
Когда не серафимы, а слухи
Парят над одиноким крестом,
Когда ни упованья, ни веры,
А гвозди и терновый венец,
Когда не ангел — легионеры
Торопят равнодушный конец,
И больше ни апреля, ни мая,
Набат в виске взорвался и смолк…
Не опытом, — умом понимаю.
А опытом не смог бы.
Не смог.
Баллада средних лет
Увы! — где прошлогодний снег…
Ножки в тазик опущу
С теплою водой,
Всех обидчиков прощу, —
Добрый, молодой, —
Хлопну рюмку коньяку,
Тихо мудрость изреку,
Например:
«Кукуй, кукушка!
Скучно суке на суку!..»
Миру — мир, козлу — капуста,
Доминошке — «дубль-пусто»,
Ах, приди, моя Августа,
Разгони печаль-тоску!
Ножкам в тазе трын-трава,
В радио — Кобзон,
За окном в снегу трава,
Значит, есть резон
Хлопнуть бодро по второй,
Уяснить, что я — герой,
И отчалить по сугробам
Поздней зимнею порой.
Мы свои права качали
В романтической печали,
Где, Августа, локон чалый?
Где любовный геморрой?!
Ножки в тазик с кипятком,
Душу — на ледник,
С симпатичным коньяком
В доме мы одни,
Что хандра мне? Что мне грусть?
Я от грусти этой прусь,
Я коньяк заем капусткой —
Ох, люблю капусткин хруст!
Мама стекла мыла в раме,
Звонки бубны за горами,
Нет — лоточникам во храме!
Свята Киевская Русь!
Допиваешь? Допивай!
Баю-баю-баю-бай…
Тихая баллада
Я плыву на корабле,
Моя леди,
Сам я бел, а конь мой блед,
То есть бледен,
И в руке моей коса
Непременно.
Ах, создали небеса
Джентельмена!
Нам не избежать молвы,
Моя леди,
Я ведь в саване, а вы —
В старом пледе,
То есть оба не вполне
Приодеты.
Я скачу к вам на коне:
Счастье, где ты?!
На крыльцо ступлю ногой,
Моя леди,
Вот для леди дорогой
В рай билетик,
Попрошу вас неглиже
В кущи сада…
Что? Ошибся? Вы уже?!
Ах, досада!
Расседлаю я коня,
Моя леди,
Не сердитесь на меня,
Мы не дети,
Над могилкою звезда,
Ночь покойна…
Ну, бывает. Опоздал.
Что ж такого?
Баллада судьбы
Я не знаю, какая строка обернется последней,
На каком из аккордов ударит слепая коса,
Это вы — короли; я — наследник, а может, посредник,
Я — усталое эхо в горах. Это вы — голоса.
Перекрестки дорог — узловатые пальцы старухи,
Я не знаю, какой из шагов отзовется бедой,
Это вы — горсть воды; я — лишь руки, дрожащие руки,
И ладони горят, обожженные этой водой.
У какого колодца дадут леденящей отравы,
Мне узнать не дано, и глоток будет сладок и чист,
Это вы — соль земли; я — лишь травы, душистые травы,
Вы — мишень и стрела, я — внезапно раздавшийся свист.
От угрюмых Карпат до младенчески сонной
Равенны Жизнь рассыпалась под ноги звоном веселых монет,
Вы — горячая кровь; я — ножом отворенные вены,
Вы — июльское солнце, я — солнечный зайчик в окне.
День котомкой висит за спиной, обещая усталость,
Ночь укроет колючим плащом, обещая покой,
Это вы — исполины; я — малость, ничтожная малость,
Это вы — гладь реки, я — вечерний туман над рекой.
Но когда завершу, упаду, отойду в бездорожье,
Замолчу, допишу, уроню, откажусь от всего,
Вас — великих! могучих! — охватит болезненной дрожью:
Это он, это мы, и какие же мы без него…
Баллада на троих
Жизнь шута
Прожита.
Бубенцом не спугнуть панихиды.
Ни меча,
Ни щита,
Нищета — и под сердцем змея.
Жизнь шута —
Чушь. И та
Не в тени Громовержца эгиды,
А под сенью
Креста.
Приглядись: это ты. Это я.
Жизнь царя —
Все зазря.
Оградит ли дворец от Курносой?
Скучен прах —
В янтарях,
В позолоте чудесной парчи.
Жизнь царя,
Говорят,
Хороша — ни пинков, ни разносов,
А заря
Сентября.
Если знаешь другое — молчи.
В чем печаль
Палача?
В том, что красный колпак не двуцветен.
В чем судьба
Палача?
В том, что плаха, увы, не престол.
И ночами
Свеча
Оплывает, не в силах ответить:
Что дрожит
У плеча?
Кукиш клоуна — царским перстом.
Баллада пятерых
На океанском берегу
Молчит вода,
И бьется в пене, как в снегу,
Медуз слюда,
Не пожелаю и врагу
Прийти сюда.
Здесь тихо спит в полночной мгле
Веков венец,
Здесь тихо дремлет на скале
Слепой дворец,
И в бельмах окон сотни лет —
Покой.
Конец.
Во тьме, безумнее, чем тьма,
Поет гобой,
И пятеро, сойдя с ума,
Сплелись судьбой —
Король, и дряхлый шут, и маг,
И мы с тобой.
В бокалах плещется вино —
Где чей бокал?
В глазах одно, всегда одно —
Где чья тоска?!
И каждый знает, что темно,
Что цель близка.
Что скоро встанет на порог
Седой рассвет,
И будет тысяча дорог
На сотни лет,
И будет каждому в свой срок
Вопрос,
Ответ.
И шторма ночь, и бури день,
И рев зверья,
И поношенье от людей,
И славы яд.
Где шут? где лорд? где чародей?
Где ты? Где я?!
На океанском берегу
Всегда отлив,
Границу свято берегут
Валы вдали,
Мы ждем, пред вечностью в долгу.
Дождемся ли?..
Хитрая баллада
Я шагаю бережком,
Джимбли-хэй, джимбли-хо,
За любезным за дружком
Хабл-бабл-хо!
Для любезного дружка —
Хоть сережку из ушка,
Хоть хаврошку из мешка
Я отдам легко!
Я шагаю вдоль воды,
Джимбли-хэй, джимбли-хо,
За красавцем молодым,
Хабл-бабл-хо!
За красавца-женишка
Пусть срамят исподтишка,
Пусть бранится матушка —
Все стерплю легко!
Я иду, полна грехом,
Джимбли-хэй, джимбли-хо,
За горластым петухом,
Хабл-бабл-хо!
За горлана-петушка
Хоть мясцо из пирожка,
Хоть изюм из творожка
Я отдам легко!
— Это, значит, для дружка,
Джимбли-хэй, джимбли-хо,
Сладость первого грешка,
Хабл-бабл-хо?!
Краля, что же за дела?
На словах все отдала,
А на деле не дала,
Бабл-хо-хо-хо!
— А дела идут на лад —
Ты не слушал бы баллад,
А глядел, куда вела,
И не хорохо!
Тут балладе и конец,
Раз явился под венец!
Страшная баллада о драконе
Один дракон любил принцесс И трижды
На день
Ел.
Но как-то раз, с усталых глаз,
Прекрасным летним днем,
Пищеварительный процесс
Дракону
Надоел —
Тоска жевать, тоска глотать,
Тоска дышать огнем.
И кто с драконом не знаком,
Тот счел дракона дураком.
Дракон на завтрак пил кефир
И кушал
Мармелад,
А на обед съел сто котлет
Из тертой черемши,
На полдник был «Chateau Lafite»,
Бриошь и пастила,
На ужин — бочка «Beaujolais»
И слойка для души.
Дракон с сомнением рыгнул:
«Пожалуй, славно отдохнул…»
Маразм крепчал, дракон мельчал,
Худел,
Хирел
И чах,
Он спал с лица, упал с крыльца,
Ударился ногой,
И редко-редко по ночам
В драконовых очах
Сиял, забыт не до конца,
Мечтательный
Огонь.
«Ваше Высочество, вкусное, сочное, —
Сладко обгладывать кости височные…»
Дракон оставил по себе
Один
Большой
Скелет,
Который отнесли в музей,
Чтоб помнила страна:
Драконы вымерли в борьбе,
Драконов больше нет.
Принцессы тоже не везде,
Но где-то есть одна.
Запомни, вымерший дракон:
Она питалась шашлыком.
Баллада примет,илиПодражание Вийону(к спектаклю «Жажда над ручьем»)
Я знаю мир — он стар и полон дряни,
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит деньга в кармане
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто «за», и тех, кто «против»,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю шлюх — они горды, как дамы,
Я знаю дам — они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь — она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.
Я знаю мир — его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю — только так, а не иначе…
Я знаю все, но только не себя.
Баллада поэта,илиПодражание Бернсу
Прошел я всю школу
У слабого пола
И много узнал по пути:
Улыбка и песня
Не стоят ни пенса,
За большее — надо платить!
Сбегаются взоры
К корсета узорам,
Милорд, не спешите за ней!
Важна для поэта
Не форма корсета,
Его содержанье важней!
Поэму ценю я
Лишь в три поцелуя,
Один поцелуй за сонет,
И, право, для дамы
Не жаль эпиграммы,
Когда она скажет мне «нет»!
И если вдруг, крошка,
Я стукну в окошко,
Не стоит тревожить родных.
Вдруг явится мама,
Почтенная дама,
А где мне взять сил для двоих?
Старая добрая балладка
Когда я был зелен, как виноград —
Пей, приятель, всю жизнь напролет! —
Слагал стихи я с утра до утра —
Еще стаканчик, и счастье придет!
Ах, рифма к рифме, строка к строке —
Пей, приятель, всю жизнь напролет! —
И билась жизнь у меня в кулаке —
Еще стаканчик, и счастье придет!
Затем я стал жгучим, как перца стручок —
Пей, дружище, всю жизнь напролет! —
И крепче сжал я свой кулачок —
Еще стаканчик, и счастье придет!
Остроты с насмешкой на много лет —
Пей, дружище, всю жизнь напролет! —
Сатира, фарс, фельетон, памфлет —
Еще стаканчик, и счастье придет!
Потом я стал крепеньким, как морковь —
Пей, красавчик, всю жизнь напролет! —
И зрелой взял я перо рукой —
Еще стаканчик, и счастье придет!
За словом я больше не лез в карман —
Пей, красавчик, всю жизнь напролет! —
Роман, роман, и еще раз роман —
Еще романчик, и счастье придет!
Теперь я засох, будто старый инжир —
Пей, дедуля, гуляй, душа! —
На лбу морщины, на брюхе жир, —
Еще стаканчик, и в гроб не дыша!
Но в ваших садах я увидеть рад —
Пей, дедуля, гуляй, душа! —
Мой перец, морковку и виноград —
Еще стаканчик, и жизнь хороша!
Баллада о красной смерти
Когда в Гималаи вползает тоска
Длинная, как удав,
И ветер трепещет у скал на клыках, —
Для скал и ветер — еда,
А снег превращается в пламя и медь,
И воздух от памяти ржав, —
Тогда в Гималаи приходит Смерть,
Красная, как пожар.
Запястья у Смерти, как шелк, тонки,
Тонки, как стальная нить,
В глазницах у Смерти текут зрачки —
Огни, смоляные огни,
А в пальцах у Смерти удавкой-змеей —
Надежд исторгаемых стон,
И алый тюрбан на главе у нее,
Каких не носит никто.
Когда в Гималаях закат, как плащ,
Где пурпур, кармин и яд,
И вечер над днем, как над жертвой палач,
Встает, безнаказан и пьян,
А звезды вершат свою кровную месть
Рогатым обломком ножа,
Тогда в Гималаи приходит Смерть,
Красная, как пожар.
Печаль на высоком ее челе —
Печать угасших лучей,
Она беспощаднее тысячи лет
Войны и звона мечей,
Багряный сапог шелестит меж камней,
Ступает в земной грязи, —
И в этот час ни тебе, ни мне
Встреча с ней не грозит.
Когда в Гималаи приходит Смерть
Как в чашу приходит вино,
Ты можешь решиться, рискнуть, посметь
Упасть и подняться вновь,
Восстать из праха, из гроба, со дна,
Но только в другом беда —
Когда в Гималаи приходит она?!
Никто не знает, когда.
И мы рискуем, встаем, идем,
Надеясь, что где-то там
Рыдает вечер над умершим днем,
А горы остры, как сталь,
Что небо в кудри втирает хну,
Что кровь снегов горяча,
Что Смерть в Гималаи пришла отдохнуть,
И мы угадали час.
Баллада о белой жизни
В декабрьских болотах царит тишина,
Густая, как молоко,
Звезда, тишиною оглушена,
Серьгою в небе дрожит,
Уходит день, и его спина
Скучна, как вечный покой,
Но каждый год,
В сердце болот
Вступает Белая Жизнь.
У Белой Жизни белая бровь
И белый зрачок в глазу.
Сугробы-веки, ресницы-снег,
Морщины — корявый наст.
У Белой Жизни белая кровь
И белый по телу зуд,
Один раз в год
Кого она ждет,
Кого она ищет? — нас.
Зыбун под слюдою намерзшего льда
Зевает и видит сны
О том, как растрескается слюда —
У солнца остры ножи —
И будет апрель, и будет вода,
И тень от кривой сосны…
Но смертен год,
И в дрему болот
Вступает Белая Жизнь.
У Белой Жизни седой висок
И пудреная скула,
Улыбка — мел, а рассудок бел,
Крахмальней, чем хруст белья,
А бледный лоб, как скала, высок
И холоден, как скала.
В глуши болот Кого она ждет,
Кто нужен ей? — ты и я.
Декабрьским болотам хвалу пою!
Звезде во мраке ночном,
Пурге, что в озябшем, глухом краю
Поземкой по кочкам вьюжит,
Бесстрашному дню, что в неравном бою
Сражен, уснул вечным сном.
Ты — наш оплот,
Стылый мир болот,
Где ждет нас Белая Жизнь.
У Белой Жизни есть белый лист,
Но нет ни капли чернил,
Перо в руке, как луна в реке,
Рука, как метель в ночи, —
Небесный свод равнодушно мглист,
Мерцают огни в тени,
За годом год
Она ждет и ждет,
А сердце болот молчит…
Баллада о желтом взгляде
В вечном отчаянье стонут барханы,
Знойной поземкой шурша,
Тени в песке, как казненные ханы,
Спорят: бессмертна ль душа?
Глаз раскаленный следит за пустыней,
Неотвратим и горяч,
Струйкой минут над равниной постылой —
Плач.
Так рыдает палач.
Но здесь и всюду,
Сейчас и вечно,
Закутан в жару, как в ад,
Лукавей беса,
Огня беспечней,
Присутствует Желтый Взгляд.
Он смотрит, любя.
Он смотрит, смеясь —
И в сердце вползает змея.
Сизым ручьем проструилась гадюка,
Росчерк стервятника тих,
Солнца лучи, будто стрелы из лука,
Небо сжимает в горсти.
Арфой Давид развлекает Саула,
Дивной струною блестя;
Возле изломанного саксаула —
Стяг
И солдата костяк.
Но здесь и всюду,
Вчера и завтра,
Желанен, как верный яд,
Как дом, приветлив,
Как жизнь, забран,
Присутствует Желтый Взгляд.
Он смотрит, смеясь,
Он смотрит, любя —
Он страстно желает тебя.
На горизонте верблюжья цепочка
Тащит звено за звеном,
Эй, караванщик?
Не слышит, и точка.
Спит в измеренье ином.
Тихо качает тюрбаном зеленым,
Тихо плывет к миражам.
И под лопаткой железом каленым —
Жар,
Как обломок ножа.
Но там и дальше,
До льдов, до снега,
Вне песен, стихов, баллад —
Прибит гвоздями,
Взирает с неба
Внимательный Желтый Взгляд.
Как жизнь, текуч,
Как предел, высок —
Чтоб помнили про песок.
Баллада обмена
Было трое отличных друзей у меня,
Трое верных друзей — ого-го!
Я друзей у судьбы на врагов поменял,
На отличных и верных врагов.
Было трое чудесных невест у меня,
Трое славных невест — это так!
Я сперва у судьбы их на жен поменял,
А потом на щербатый пятак.
У меня была уйма прелестных детей,
Может, десять, — а может, и сто!
У судьбы я детей поменял без затей,
Только, правда, не помню, на что.
У меня была куча несделанных дел,
И забот, и хлопот — это так!
Все дела у судьбы я сменял, как хотел:
На кабак, и табак, и коньяк.
Вряд ли я успокоюсь в дубовом гробу,
Закрывая предъявленный счет —
Хитроумный мой череп семь пядей во лбу,
Я и лежа сменяю судьбу на судьбу,
Доплачу, и сменяю еще!
Страшная баллада о поэте
У поэта что-то с горлом:
Вместо песни — громкий кашель.
У поэта что-то с сердцем:
Вместо сердца — твердый камень.
У поэта счеты с жизнью,
Как с прокисшей манной кашей.
Хочется в музей поэту —
Чтоб не трогали руками.
Вот стоит поэт в музее,
Застеклен для ротозеев,
Выделен поэту угол
Для прижизненных изданий,
На поэте — черный смокинг,
Пудрой-перхотью засеян,
Под поэтом — теплый коврик,
Чтобы мог стоять годами.
Ходят-водят хороводы
Критики вокруг поэта:
Ах, какое было сердце!
Ах, какое было горло!
Ах, как трогался руками
И за то он, и за это,
Мы бы чаще мыли руки,
Он бы дольше жег глаголом!
Нет глагола у поэта —
Отобрали для потомков,
И местоимений нету,
И наречий, и союзов,
И гипербол, и метафор
Наш поэт лишен жестоко —
Раз хотел стоять в музее,
Значит, расплевался с музой.
Лишь безлунными ночами
По музею бродит призрак —
Сумасшедший и печальный,
Неприкаянный и голый,
Бродит призрак и бормочет,
Отражен в стеклянных призмах:
«У поэта что-то с сердцем,
У поэта что-то с горлом…»
Баллада о Киплинге
Пас — это пас, а вист — это вист, и вместе им не бывать,
А я — обалденный постмодернист и Киплинга взял в кровать,
Я возбужден, как юнец весной, и свеж, как яичный желток,
А Запад — он, братцы, не хрящик свиной, и не бешбармак — Восток.
Увидел бур, и прицелился бур, и все, кранты буровой,
А я это дело видал в гробу, я — дворянин столбовой,
И в нашем дворе такие столбы, что хуже занозы в заду,
А ты, Томплинсон, не пугайся трубы, а то поймаешь звезду.
Баллада что, баллада — пустяк, сложу и швырну под стол,
А Киплинг — он у меня в гостях, и мы с ним хряпнем по сто,
За верный наган, за скверный Афган, за настоящих мужчин,
За буйвола, чьи могучи рога, за вой Акелы в ночи,
За двух пацанов, чей слог не хренов, за леди, которых мы
Любили, как сорок тысяч слонов, среди мировой кутерьмы,
За беспокойных Марфы сынов, за воду в палящий зной,
За добрый табак и хмельное вино, за жизнь с прикрытой спиной.
И снова по сто, и еще разок, и чокнемся через года,
Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда,
Но двум поэтам плевать на рок, на срок и на пару веков,
Поскольку нету таких дорог, чтоб встать на вечный прикол,
И ни гугу, и ни капли в рот, ни слова в ухо времен —
А на висках дрожит серебро, и тяжек шелк у знамен,
Звезда в тылу, и звезда впереди, и звездный отблеск вверху…
Налей-ка нам, братец Ганга-дин, пора смочить требуху!
О, рай — это рай, и ад — это ад, но арфа вилам сродни,
Когда ни вперед, ни вбок, ни назад, и кем-то исчислены дни,
А вечность — миф, и не бросят роз на гроб из пахучей сосны,
И только память весенних гроз, когда ни грозы, ни весны.
Но что есть запрет, и что есть судьба, и что есть от рая ключи,
Коль выпал час плясать на гробах и рыжих собак мочить,
И туже затягивать ремешок, и петь, как поет листва —
Давай, дружище, на посошок, нам завтра рано вставать!
Нулевая баллада
Д. Быкову
Да ладно, говорю я вам, презрение к моим словам, сомнение в моих правах и прочие занудства — они пути не сократят, обманут, как слепых кутят, а значит, всех вас запретят и не дадут вернуться. Да ну, мне отвечают, бред, тебе, приятель, веры нет, ты стар и сед, ты — глупый дед, а мы — гонцы рассвета, и значит, ты, дружок, молчи, мусоль беззубо калачи, грей тощий тухес на печи, к тебе доверья нету.
Да ладно, вам я говорю, я старый по календарю, а так с плевка зажгу зарю и разражусь потопом, тогда как вам, мои друзья, и свистнуть в простоте нельзя, и непроторена стезя — куда вам, плоскостопым? Да ну, они мне говорят, ты тонешь, дядя, как «Варяг», не дотянув до января, до снежного причала, тебе — прокуренный подвал, а нам — в ночи девятый вал, у нас — кудрява голова, короче, чья б мычала.
Да ладно, говорю вам я, не то чтоб мы — одна семья, но визг сопливого хамья давно мне не любезен, и если вежлив до сих пор, то под полой держу топор — он и увесист, и остер, и вообще полезен. Да ну, мне говорят они, смотри, козел, не обмани, спаси топор и сохрани, он скоро пригодится — мы выпьем и еще нальем, и топоришко отберем, и вставим деду острием в тугую ягодицу.
Да ладно, а в ответ — да ну, и не вмените нам в вину сей диалог, как страсть к вину, как социальность позы, поскольку вечность коротка, а жизнь уходит с молотка, и если нынче брань сладка, то завтра будет поздно; какие б ни были понты, а мы давным-давно «на ты», и если утром все скоты, то к вечеру — химеры, и каждый, свеж он иль устал, взбирается на пьедестал, где злато славы — как с куста, приятели-гомеры!
И снова, как последний лох, ты затеваешь диалог…
Баллада о короткой дистанции
А. Галичу
Извините, Александр Аркадьевич,
Что цитирую Вас слишком избыточно —
Из «Матросской», из «Поэмы…», из «Кадеша»,
Из изгнания, из водки, из пыточной,
Из прокуренного насквозь квартирника,
Из искрящего в ночи электричества…
Не закрыть на перерыв этот тир никак —
Ни на вечность, ни на день, ни на три часа.
Снежной вьюгою рубах — финиш-ленточка,
Пляшет на гробах судьба-малолеточка.
Сидит ворон на дубу,
Дует ворон во трубу —
Ой, не пыжься, черный ворон,
Не испытывай судьбу!
Над моею головой —
Белый шум да черный вой,
Я и сам не понимаю:
Кто здесь мертвый, кто живой?
Вы простите меня, Галич, постылого,
Вы поймите — я ведь к вам за случайностью,
За хрустящим февралем, за настырностью,
За улыбкой, за бедой, за отчаяньем,
За расстроенной до всхлипа гитарою,
За растерзанной до слез интонацией…
Слишком быстро мы становимся старыми,
Слишком часто облака ваши снятся нам.
Ах, Лепажевы стволы! — клювом щелкали…
Примеряйте кандалы, братцы-щеголи!
Сидит ворон на сосне,
Хрипло каркает во сне,
Ты не каркай, черный ворон,
От натуги не красней,
Для тебя, для воронья,
Есть икорка и коньяк,
Для меня, для рифмоплета —
Полграфинчика вранья.
Что мне делать, Александр Аркадьевич,
Если время вхолостую заверчено,
Если тайна — есть ли жизнь за МКАДами?
Если страшно — доживем ли до вечера?
Если пишешь, как с обрыва — да в облако,
Если смех дрожит салфеточным знаменем…
Вы ведь помните? Спеленутых — волоком.
Вы ведь знаете? Конечно же, знаете.
Кто нас ждет за роковой, за последнею?
Лучше б, если не конвой. Сам проследую.
Сидит ворон на трубе
Строго между А и Б,
Хошь не хошь, а выбрать надо,
Что обломится тебе.
Мак слетает с калачей,
Пляшет свора палачей,
И луна глядит в окошко:
«Чей ты, братец?»
Я — ничей.
Баллада струны
Посв. Д. К.
…а над струной, как над страной,
Распятой на кресте.
И вновь распахнуто окно —
Сквозит, и не спастись.
Который век в слепой Москве
Баюкают гостей
В железной колыбели лет,
В мозолистой горсти.
Обсело крыши воронье —
Толпою к небесам
Прорвались черные гонцы,
Неся благую весть:
Тебя, меня, его, ее
Берут в Эдемский сад.
Готовьтесь отдавать концы —
Сегодня, каждый, здесь.
Ах, хрупок лед, и переплет
Саднит на холода,
Друзья приходят по ночам —
Без тел и без звонка,
И то, что замок укреплен,
Что пушки в три ряда,
Неинтересно никому —
Привет, как жизнь, пока.
А над струной, как за стеной,
За крепкою стеной,
А над струной, как на ветру,
Не пахнущем людьми,
И вновь ковчег выводит Ной
По хлябям в мир иной,
Где вечен строй шести бойцов:
Ми, си, соль, ре, ля, ми.