— Да, товарищ полковник. Это к вопросу о предсказуемости противника. Немцы всегда проводят артиллерийский или минометный обстрел примыкающей территории. Они как бы отвлекают наше внимание, а фактически настораживают нас. Разрешите выполнять?
— Удивляюсь, что еще не выполняешь, — ворчливо отозвался Гробов и оборвал разговор.
Он не соизволил пожелать своим подчиненным удачи.
Немцы запускали в небо осветительные ракеты. Они взлетали ввысь, рассыпались на зонтики и, пока падали, озаряли местность холодным светом. На советской стороне ничего подобного не происходило.
От земли нещадно холодило. Ночка выдалась нетропическая. Налетал порывами ветер, тряс облезлые кусты, гонял по земле мотки колючей проволоки, похожие на сухие шары перекати-поля.
Алексей заполз в траншею, заваленную землей, скорчился в три погибели. На часах начало двенадцатого, время пока еще детское. Бушлат согревал грудь и спину, а вот ладони мерзли. Не сказать, что май на дворе. По небу плыли сизые тучи, на вид не дождевые, но всякое могло случиться.
Он высунулся из окопа, устроился поудобнее. Здесь раньше находились оборонительные позиции противника. Советская артиллерия их благополучно разнесла. Немцы отошли на километр к западу и закрепились. Это было месяц назад. С того времени передний край превратился в некую математическую константу, незыблемую величину.
Позиции стрелкового батальона, где разведчиков накормили и могли даже спать уложить, остались за спиной. Капитан Кудрявцев был предупрежден о возможном прорыве диверсантов, и его бойцы на всякий случай не спали.
Перед глазами Саблина простиралось поле, иссеченное мелкими лощинами. Топорщились кусты, валялись бревна, выдранные из блиндажей и окопов. От заграждения фактически ничего не осталось. Столбы покосились, многие валялись в грязи, колючая проволока вилась лохмотьями, плелась по земле. По этой дивной местности вполне можно было ползти незаметно.
Позиции немцев начинались на вершинах покатых холмов, в километре к западу. Они терялись в мареве ночи. Видимость ухудшал туман. Он расползался все шире, забирался в самые укромные уголки. Лишь когда падали осветительные ракеты, можно было различить противотанковые рвы, многослойные проволочные заграждения, бугры дотов.
Солдаты группы «Центр» возвели надежную, эшелонированную систему укреплений. Все подходы к их позициям были заминированы, хорошо простреливались.
Пока все было тихо. Шесть разведчиков и четыре оперативника контрразведки СМЕРШ прибыли в заданный квадрат два часа назад. Тогда как раз стемнело.
Разведчиков возглавлял сержант Чудилов, опытный боец, бывший лесник из Забайкалья. Его парни смотрелись весьма неплохо: все немногословные, спокойные, закутанные в маскировочные комбинезоны.
Совещание у Кудрявцева было недолгим и продуктивным.
— Вот здесь они пойдут, — уверенно заявил комбат, тыча пальцем в замусоленную карту. — Зуб даю, товарищи контрразведчики, что так оно и будет. Справа болото, в нем немцы завязнут. Слева чаща, заваленная буреломом. Они обязательно шума наделают. Там еще и мои ребята на всякий случай дежурят.
Саблин распределил бойцов, прислушиваясь к советам бывалых разведчиков. Группа выдвинулась за пределы позиций метров на семьсот. В условиях тумана и сложного рельефа такое удаление было сродни бесконечности. Все рассыпались по заваленным траншеям, соединенным хитрыми ходами, слились с местностью.
— Как связь поддерживать, командир? — заблаговременно осведомился Казначеев. — Тут не лес, крик совы не прокатит.
— Кричите как суслики, — с ухмылкой посоветовал Чудилов. — Два крика — все спокойно, один — чужие в поле.
— Ты дубина необразованная, — сказал сержанту Казначеев и постучал его по голове. — Разве суслики кричат?
Разведчики долго смеялись над темнотой лейтенанта контрразведки, а потом сказали ему, что суслики могут издавать самые разнообразные звуки, разве что по-человечески не говорят.
— Пронзительно чирикайте на птичий манер, — сказал Чудилов и тут же продемонстрировал, как именно надо это делать. — Такие звуки у этих зверушек означают тревогу, возмущение, реакцию на попытку чужака нарушить его территорию. В стойку суслика можно не вставать, — закончил сержант под сдавленный хохот разведчиков.
Трепетное почтение к сотрудникам контрразведки СМЕРШ эти бравые вояки еще не выработали.
В окопе было холодно и неуютно. Время практически стояло на месте. Он дышал на озябшие ладони.
В поле изредка покрикивали суслики. Диверсанты противника не появлялись.
«А вдруг это настоящие суслики? — мелькнула интересная мысль в голове капитана. — Они ведь реально издают разнообразные звуки, чирикают, кряхтят, ворчат, квохчут. Поди пойми, что хотят сказать.
Но откуда здесь суслики? Люди на этом поле гибли сотнями с обеих сторон. Ни одна живая душа не будет тут жить, если не питается падалью».
Из соседней траншеи кто-то переполз, свалился на дно окопа, посыпалась земля. Это был Гена Казначеев. Он кряхтел и грыз морщинистое яблоко, сохранившееся с прошлогоднего урожая. Их привезли в столовую целую полуторку и половину с гнильцой сразу выбросили. Парень аппетитно причмокивал. Надоело ему коротать часы в одиночестве.
В принципе разведчики Чудилова держали под контролем весь участок. Не было нужды толкаться локтями.
— Не наедаемся, товарищ лейтенант? — проворчал Алексей.
Генка перед уходом набил карманы яблоками, при этом уверял, что ночка длинная, надо себя чем-то занять.
— Яблоко в день, и доктор не нужен, — заявил Казначеев, выбросил огрызок, взобрался на продавленный бруствер.
Какое-то время они молчали, наблюдали за полем. Раз в минуту взлетали ракеты, освещали местность. Трупы с поля давно были убраны, и все равно здесь властвовал неприятный сладковатый запах. В туманной дали по вражеским позициям блуждали огоньки. Там завелся и заглох мотор. Потом немцы врубили патефон. По окрестностям разнесся бравурный марш.
— Подбадривают себя, ублюдки, — сплюнув, пробормотал Казначеев. — Надеются, что все вернется, а хрен им. Эх, долго они живут, — посетовал Гена. — Это недопустимо, непозволительно. Ладно, пусть пока.
— Ты не высовывайся, — предупредил его Саблин. — Фрицы тоже глазастые, у них еще и бинокли есть.
На севере, за болотами что-то заухало, засвистело. Немцы начали минометный обстрел. Заговорила и батарея их полевых орудий. С советской стороны прозвучал ответный залп. Артиллерийская дуэль продолжалась недолго и резко оборвалась. В этом было что-то интересное.
Алексей насторожился, высунулся из окопа. В клочьях тумана и ворохах колючки трудно было что-то разобрать. Гена тоже почуял неладное, застыл. Глаза его мерцали в полутьме.
Налетел шальной ветер, дул с завываниями, поднимал пыль. Снова начали перекликаться суслики. Звуки дробились, терялись.
Послышался какой-то шум, сдавленная ругань. Чья-то штанина зацепилась за колючку. Упругое тело переползло открытое пространство, свалилось в канаву.
— Не стреляйте, товарищи офицеры, свои, — проговорил сержант Чудилов, семеня на корточках вдоль просевшего бруствера.
Гена охнул. Сержант прикладом автомата отдавил ему ступню.
— Слышь ты, чудило!.. — Казначеев схватился за ногу.
— Я Чудилов, — обиженно поправил его сержант. — Фамилия такая. Виноват, товарищ лейтенант, не хотел. Иначе сделал бы больнее.
— Твои товарищи лошадь в овраге доедают. — Казначеев витиевато выругался. — Чего приперся-то, сержант? Больше двух не собираться, забыл?
— Да ну вас, — отмахнулся сержант. — Товарищ капитан, свершилось! — Чудилов привалился к брустверу, возбужденно дыша. — Вроде бы идут тихой сапой.
— В каком это смысле? — не понял Алексей.
— В прямом, — заявил сержант. — Сапа — выносная траншея от укрепленных позиций в сторону неприятеля.
— Сержант, я знаю, что такое сапа, — прошипел Алексей. — Здесь она есть?
— Вот именно. Она отсюда метрах в семидесяти к северу. Видно, наши рыли, да кончилась нужда. Ефрейтор Соловейчик их засек. Несколько человек в маскхалатах с насыпи сползли, по воронкам перетекли в поле и скрылись в этой траншее. По ней особо не пробежишь. Там все завалено, земля осыпалась, бревна торчат как противотанковые ежи. Длина траншеи — метров двести. У нас минуты четыре. Мы сами их возьмем, товарищ капитан, используем фактор внезапности. В траншее атаковать не будем, пусть выберутся к блиндажу. Там есть развилка. На этом пятачке мы их и сделаем. Только извиняйте, товарищ капитан, немцев рыл пять. Как-то нереально всех взять живьем. Парочку разве что.
— Командира группы мы обязаны взять, — отрубил Алексей. — Уж напрягитесь, сержант, проявите понимание, убедительно вас просим.
— Ну, если убедительно. — В темноте блеснули не очень ровные зубы. — Тогда вы вперед, товарищи офицеры, а я за вами.
Опергруппа должна была участвовать в захвате диверсантов. Разведчиков мало, сами не управятся.
Они ползли по изрытому полю, перетекали через воронки, скатывались по одному в глубокую траншею. Дальше передвигались вприсядку, игнорируя землю, сыплющуюся за воротник. Пара поворотов, относительно широкий пятачок перед раздавленным блиндажом, в котором уже окопались двое разведчиков из группы Чудилова.
Диверсанты выползали из узкого лаза. Все в камуфляжных мешковатых комбинезонах, тактических жилетах, лица измазаны сажей. Они имели все, что необходимо для длительного ведения боя. Чего-то неожиданного эти парни не ждали, верили в свое мастерство. Немцы неспешно выбирались к блиндажу, отряхивались, обменивались лаконичными замечаниями.
Вычислить командира оказалось несложно. Он шел третьим, на коленях добрался до стенки траншеи, взял за цевье МП-40.
Тут-то на них и навалились разведчики и офицеры контрразведки СМЕРШ. Заработали ножи, брызнула кровь. Исход этой свалки был предрешен. Смертельно раненные фашисты дрыгали ногами, хрипели.
Одному удалось вырваться. Он звезданул разведчика по голяшке, выкатился из груды тел, полез на бруствер.