— Разумеется, они ошибаются, — сказал Бэньйон, точно зная, что Уилкс лжет, и что это просто-напросто жалкий фарс.
— Мы отклонились от темы, — напомнил Уилкс. — Значит, ты подал Фарнхэму идею, будто мы тут пытаемся что-то скрыть?
— Ну… А разве мы так поступаем? — терпение понемногу оставляло Бэньйона. Он хотел, наконец, узнать истину, услышать от Уилкса хоть капельку правды.
— Никогда! — кулак Уилкса с треском опустился на стол, так он выражал свой праведный гнев. — Как ты можешь объяснить, что в тебе зародилась хотя бы тень подозрения?
— Может быть, я был взбешен, — сказал Бэньйон. — Взбешен, что кому-то не понравилось, как я веду расследование по делу Карровэй.
Взгляды мужчин скрестились. Внезапно наступившая тишина в кабинете несла в себе что-то устрашающее, пока Уилкс вдруг не проговорил:
— Не будем детьми, Дэв. Ты получаешь свои предписания, я — свои.
— Да, я понял.
— Хорошо. — Уилкс поколебался. — Тогда все.
— Мне можно идти? — и так как ответа не последовало, Дэв вышел из кабинета и вернулся на свое рабочее место. Нейл и Кармоди обсуждали статью в «Экспрессе», при виде Бэньйона они умолкли. На несколько секунд воцарилась тишина; напряженность возросла настолько, что, казалось, начала материализоваться. Наконец, Нейл откашлялся и сказал:
— Мы прославились на все управление. Ты не знаешь, кто раскопал эту историю, Дэв?
— Фарнхэм.
— Черт побрал, — выругался Нейл, а Кармоди прибавил:
— Сейчас никому нельзя доверять.
С улицы пришел Бурке. Лицо его раскраснелось от резкого ветра и выпитого виски.
— Слава богу, что до них не дошли слухи о моих методах и «талантах», — ухмыльнулся он. — Честное имя можно сохранять только до тех пор, пока о тебе не написала газеты.
— Все это натворил Фарнхэм, — сказал Нейл.
— Парни вроде него вечно вертятся у замочных скважин, — послышался голос Кармоди. — И зачем их только к нам пускают? Да и к чему вообще газеты? Только чтобы копаться в грязном дерьме…
Дэв прислушался к разговору. На чьей стороне стоял Бурке, он не знал, но был уверен, что он умен. А что до Нейла и Кармоди, то они, как и большинство копов, в случае чего ополчились бы на Фарнхэма и встали бы на защиту Уилкса. Дэв взглянул на своих парней и решил выложить им все до конца.
— Все сведения Фарнхэм получил от меня. Он их только передал газете.
Снова воцарилась немая тишина. Нэйл и Кармоди уставились на него. Не в силах сразу осмыслить сказанное, пожали плечами. Кармоди углубился в чтение какой-то бумаги, Нейл неподвижно сидел за столом. Бэньйон почувствовал, как между ними вырастает каменная стена.
Только Бурке подошел к столу Бэньйона и сел на краешек. Он улыбался, но глаза глядели серьезно.
— А знаешь, Дэв, статья показалась мне занятной. Во всяком случае, что-то новенькое. Но — продолжение следует, и я жду, что будет.
— Ты думаешь? — Дэв забарабанил пальцами по ребру стола. — Не хочешь ли выпить со мной чашечку кофе?
— С удовольствием, Дэв.
К вечеру, когда Дэв вернулся домой, его четырехлетняя дочь сидела в комнате на ковре и возилась с кубиками. Увидев отца, тотчас же потребовала, чтобы Дэв помог ей строить дворец.
— Хорошо, Бриджит, — сказал он, и принялся укладывать кубики. Но она отказалась от помощи.
— Нет, я сама! Ты будешь только смотреть.
Вошла Кэт.
— А, наконец-то ты пришел, — она была в красивом платье, поверх которого повязала передник.
— Что, ты ждешь гостей? — поинтересовался Дэв, вставая с ковра.
— Только Элла и Маргарет. Они придут к ужину. Сбил бы коктейли, Дэв, — попросила она.
— Хорошо, — сегодня ему было совсем не до гостей. Маргарет приходилась Кэт родной сестрой, Элл был ее мужем. Очень милые люди, но сейчас Дэву хотелось остаться одному…
— Что с тобой? — спросила Кэт.
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
— Дэв, у тебя неприятности! Я наблюдаю за тобой последнее время, и все замечаю. В чем дело?
— Ничего серьезного. Неприятности на службе относятся у нас к профессиональным заболеваниям. Иногда от них оправляешься быстро, иногда не удается А в моем случае…
Зазвонил телефон, и Кэт вышла. Дэв уже развязал галстук, когда она вернулась.
— Тебя…
— Кто спрашивает?
— Не знаю, — ее тон заставил Бэньйона поднять глаза.
— Что случилось, Кэт?
— Ничего, — ответила она, но лицо ее сделалось белее мела.
В два прыжка достиг Дэв телефона.
— Бэньйон слушает.
— Бэньйон… Дэв Бэньйон… здоровый малый из уголовной комиссии? — тихо, но с издевкой спросили на другом конце провода.
— Что нужно? — коротко ответил он.
— Ты бросишь дело Карровэй, ты понял?
Бэньйон не стал спрашивать, кто говорит — бессмысленно.
— Продолжай!
— Конечно. Я полагаю, ты понял меня, и раз у тебя отобрали это дело, ты в него больше носа не сунешь, ясно? У тебя здоровая глотка, но если ты не заткнешь ее сам… Не забывай этого! А если забудешь…
Дэв бросил трубку на рычаг. Кэт сидела в комнате на ковре и собирала кубики.
— Что он тебе сказал? — спросил Дэв, подойдя к ней.
— Что хочет поговорить с тобой, а потом еще такие слова… я не хочу их повторять…
Он бегал по комнате, засунув руки в карманы брюк. Что теперь делать, что теперь делать? Коп не имеет права иметь жену, иметь ребенка — что теперь делать, черт подери! Наконец, взял со стула шляпу и пальто:
— Я надеюсь, что поспею к ужину, дорогая.
Она взглянула на него и поняла, что не должна ни о чем спрашивать.
— Было бы очень мило с твоей стороны. Не испорть нам вечер, Дэв.
— Будь уверена, что если вечер и будет испорчен, то не наш, — сказал он и вышел.
6
Бэньйон сел в машину, выехал за городскую черту и теперь находился в уютном квартале Джермантоун; его холмистая площадь с вытянувшимися вдоль улицами высокими деревьями и домами, спрятавшимися в глубине садов, вклинивалась по границам в обширные лужайки.
Здесь в доме из шестнадцати комнат, по устройству напоминавшем дома английских земельных магнатов, жил Майк Латана. На шести акрах земли садовник-бельгиец с целым штатом помощников разбил парк, содержавшийся в образцовом порядке. Сам дом стоял в центре, как в плоском зеленом углублении.
Дэв поставил машину на стоянку и вышел. Его взгляд сразу же упал на полисмена в форме, стоявшего перед воротами, через которые Латана въезжал во двор. Тот в свою очередь тоже заметил Дэва и направился прямо к нему.
— Вы к кому? — осведомился он.
Бэньйон показал удостоверение, и коп улыбнулся.
— Все в порядке, сержант.
— Теперь можно войти? Как мило!
— Конечно. Пожалуйста! — вид у полисмена был немного удивленный.
Уже перед дверью Дэв еще раз оглянулся.
— Сколько вас здесь?
— Трое. Я здесь, двое за домом.
— Все двадцать четыре часа, конечно?
— Да. Но ночью нас бывает четверо.
— Десять полисменов в день для защиты Майка. Латаны! Тебе по душе твоя служба?
— Я делаю, что мне приказано.
Бэньйон поднялся еще на несколько ступенек и позвонил в дубовую дверь, оглядывая пышные, маслянисто-зеленые листья кустов, окружавших дом.
Дверь открыла темноволосая молодая девушка. Очень стройная, она в своей фланелевой юбке и кофточке из кашемировой шерсти выглядела просто прелестно. На левом запястье она носила браслет со множеством позванивающих колец. За ее спиной стояла другая девушка с подносом в руках. Обе с любопытством разглядывали Бэньйона, девушка с подносом даже хихикнула.
— Перестань, Джейн, — сказала темноволосая, хотя сама сдерживалась с трудом. — Меня зовут Анджела Лагана, — проговорила она, обращаясь к Бэньйону. — Вы, наверное, считаете нас сумасшедшими, но Джейн уже с самого утра немного не в себе. Входите, пожалуйста.
— Спасибо. Могу ли я видеть вашего отца?
— Да, конечно. Я ему сейчас скажу.
Джейн опять хихикнула, когда Бэньйон вошел в холл, но Анджела зло толкнула ее в бок:
— Возьми же себя в руки, наконец!
В это мгновение отворилась одна из многочисленных дверей и на пороге показался Майк Лагана, скрестив руки на груди, он весело кивнул девушкам. Лагана был низкорослым и щуплым, кожа лица имела неприятный землистый опенок, а щеки отливали той синевой, которая у темноволосых мужчин появляется через час после бритья. Курчавые волосы изрядно поседели, а маленькие черные усики были тщательно подбриты. Внешне в нем нельзя было отметить ничего примечательного. Он мог бы сойти за преуспевающего торговца, если бы не выражение глаз. А именно глаза больше всего и интересовали Дэва! Они были темно-коричневыми, но в них не светилась ни одна теплая искорка. Они казались абсолютно безжизненными и производили впечатление двух отполированных до блеска стеклянных шаров, вставленных в глазницы безразлично-холодного лица.
— Что здесь, собственно, происходит? — его улыбка могла быть с одинаковым успехом отнесена и к девушкам и к Бэньйону.
— Мое имя — Дэв Бэньйон. Я из уголовной комиссии, — сказал сержант.
— Очень приятно! — Латана протянул ему руку.
Каблучки девушек застучали по лестнице, которая на середине раздваивалась и вела на равные половины. Еще несколько мгновений слышалось хихиканье и какие-то быстрые слова, потом хлопнула дверь и все стихло.
Майк Латана улыбнулся:
— Говорят, живя рядом с такой порослью и сам молодеешь, но я не знаю… — он указал на дверь, через которую вышел. — Прошу вас, входите. Как, простите, ваше имя?
— Бэньйон.
— Ах так, да. Я слышал о вас, — он взял Дэва под локоть и повел его в большую, роскошно обставленную рабочую комнату. Вокруг стояли глубокие кресла, письменный стол выглядел так, словно за него иной раз и садились, в одной из стен был камин, широкие стеклянные двери открывали вид на парк, кусты, клумбы с цветами. На мраморной каминной доске стояли портреты жены Латаны и его дочерей; юношеская фотография: сам Лагана и его родители, все трое в дешевом платье. Для сравнения напротив стоял поздний портрет матери. Здесь она выглядела настоящей дамой, седовласой, с теплыми серьезными глазами.