— Час перед восходом солнца всегда самый тоскливый! — сказал Бэньйон, и зевнул. — Да, ну и ночка сегодня выдалась!
Уилкс проводил его до двери, хотя сам с трудом держался на ногах.
— Спокойной ночи, Дэв! И не ломай себе больше голову. Скажи нам, если тебе понадобятся деньги…
— Мне хватает, благодарю, — ответил Бэньйон.
Уилкс проводил его до двери, не очень уверенно владея своими руками и ногами.
— Спокойной ночи, Дэв!
— Спокойной ночи, лейтенант Уилкс! — он подождал, пока Уилкс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Маска сдержанности сразу же спала с его лица и оно вновь стало очень злым и суровым. Глубоко и медленно вдохнул он струю холодного ночного воздуха, затем повернулся и спустился по ступенькам. Каблуки стучали по камням, как подковы…
Миссис Дири стояла на пороге дома, изумленно подняв брови. Ее светлые волосы были собраны в пучок на затылке, лицо покрыто ночным кремом.
— Я думала, что пришел посыльный из аптеки, — сказала она. — Я забыла там кое-какие мелочи и…
— … Я встретил парня перед домом и взял их у него, — перебил ее Дэв Бэньйон и протянул ей аккуратно перевязанный пакет.
— Большое спасибо, — сказала Миссис Дири, не зная, как ей вести себя дальше.
— Мне можно войти?
— Я не знаю… уже довольно поздно… мистер Бэньйон…
— Есть вещи, для которых никогда не бывает поздно, миссис Дири.
Он прошел мимо нее, держа руки в карманах. Пройдя коридор, подождал, пока она последует за ним, и захлопнул дверь.
— Вы много себе позволяете, мистер Бэньйон. — Она провела рукой по домашнему халату цвета свежих персиков. — Я не совсем одета для приема гостей.
— Я не гость, миссис Дири.
В жилой комнате и в коридоре горел свет, комната Дири не была освещена. Он вошел в нее и зажег свет, осмотрелся: пепельница была вычищена, пишущая машинка закрыта. Все остальное оставалось по-прежнему.
— Зачем… Почему вы пришли сюда? — спросила миссис Дири.
Он словно не слышал ее вопрос, смотрел на нее, стоявшую в проеме двери и всем своим видом искусственно изображал разочарование.
— Я, конечно, сразу должен был заметить это, и именно поэтому, что его не было на месте! — сказал он.
— О чем вы, собственно, говорите?
— Вам все известно, миссис Дири! Том Дири, человек добросовестный, чтобы не сказать бюрократического склада, застрелился в этой комнате. Он все хорошо подготовил: собрал страховые полисы, оплатил счета, все лежало, согласно плану ^подготовленному для самоубийства. И все же кое-чего не хватало, того, что такой человек, как Том Дири никогда не должен был забыть.
— Я вас прошу, оставьте меня, мистер Бэньйон!
— Записка, предсмертное письмо! Оно должно было быть здесь. Том Дири не мог уйти из жизни, не оставив никакого следа, — он посмотрел на женщину, и его лицо стало суровым. — Где записка, миссис Дири?
Она села на ручку кресла. Бэньйон удивил ее, но не застал врасплох.
— Вы, кажется, потеряли рассудок, мистер Бэньйон. Конечно, такой умный человек, как вы, рано или поздно придет к мысли, что подобная записка должна быть, но вы глупец, если думаете, что я тотчас же полезу в карман и вручу ее вам!
— Да? Но я все же получу ее, представьте себе!
— О нет, этого не будет никогда! — сказала она таким тоном, словно отказывала в чем-то невозможном упрямому ребенку. — Записка является моим самым надежным залогом, и я не отдам ее ни вам, ни кому-либо другому.
— Значит, залог! Выходит, Лагана купил ваше молчание?
— Конечно! — миссис Дири играла носком своих лакированных туфелек. — В день смерти Тома я говорила с ним о предсмертной записке. Он предложил мне значительную сумму, хорошую годовую пенсию, если я уничтожу ее.
— Чего вы, однако, не сделали?
— Как я могла согласиться! Это была бы непростительная глупость. Когда я говорила с Лаганой, записка уже лежала в моем сейфе в банке. У моего адвоката есть написанное мной письмо, которое он должен вручить начальнику службы безопасности в присутствии представителей прессы в случае моей насильственной или неожиданной смерти, — она усмехнулась. — Как видите, записка Тома не только мой самый надежный залог, но и мое страхование жизни. Мистер Лагана сам будет беспокоиться о том, чтобы со мной ничего не случилось.
— И, разумеется, именно вы сообщили ему о Люси Карровэй?
— Еще бы! Вы сами дали мне понять, что она, вероятно, знает больше, чем она вам рассказала. Лагана не мог этого так оставить. Кто знает, что ей там наговорил Том. До тех пор, пока она была жива, она представляла опасность, мистер Бэньйон.
— И поэтому ее пытали, чтобы выудить из нее все, что она знает. А затем ее убили, — пробормотал Дэв. — На вашей совести лежит многое, миссис Дири, — продолжал Дэв.
— Какое мне до этого дело? Какое мне дело до такой девицы, как Люси Карровэй? Вы что думаете, жене приятно знать, что у ее мужа была любовница? Я ненавидела ее и не скрываю этого, и я не намерена ее оплакивать. Но я не зверь, мне жаль, что она так плохо кончила.
— Вы лжете. Ее пытки вам доставили радость.
— Хорошо, пускай будет по-вашему. Я рада, что она получила по заслугам! Скажу вам больше — я сохранила все газетные вырезки! Время от времени я их перечитываю, они доставляют мне удовольствие. Вам это не нравится, мистер Бэньйон, но я не могу быть доброй ко всем!
— …и вы довольны, что ваш муж застрелился, что вы своевременно нашли его записку, что он ее оставил открыто — или вы искали ее? Его письмо, полное разоблачений! Вы даже не дали мужу возможность оправдаться перед самим собой — и рады этому!
— Ах, Том был педант, — сказала она, пожав плечами. — А о признаниях на предсмертном одре я невысокого мнения! Он не был ангелом, вначале он хорошо зарабатывал, и мы жили прилично, пока его не начали мучить угрызения совести. Потом пришлось жить на одну его зарплату. Советовался он со мной? И что за жизнь наступила для меня? Такой женщине, как я, нужно больше — нужны платья, украшения, путешествия. Но он вдруг начал новую жизнь — как это красиво звучит. Он стал даже набожным — вероятно, сдали нервы. Восемь лет размышлял он о своих грехах, а в конце Прострелил себе башку, чтобы о нем зазвонили во все колокола! — она презрительно улыбнулась. — К счастью, я вовремя нашла его мазню, вот был бы лакомый кусочек для прессы!
— И вот теперь письмо у вас в руках! Целый город может отправиться к чертям — вас ничто не касается! Вы покрываете таких негодяев, как Лагана и Стоун, укрываете убийц от электрического стула, запятнали грязью право и справедливость, зато можете купить себе норковую шубку и бриллиантовую брошь!
Миссис Дири махнула рукой:
— Дальше, дальше, мистер Бэньйон. Вы мне нравитесь!
— Вы обманули вашего мужа в его последних надеждах облегчить свою совесть! — его слова звучали отрывисто, как удары молота.
— Да, да, да! — выдавила она из себя. — Для меня пост закончился. Теперь я познаю все прелести жизни, и, уверяю вас, в этом мне не помешают все ваши рассуждения о морали.
— Неужели вы еще верите в то, что ваше будущее выглядит в таком розовом свете?
Она звонко рассмеялась.
— А почему бы и нет?
— Вы заблуждаетесь, миссис.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду?
Лицо Бэньйона стало пепельно-серым, когда он мгновенно вытащил из кармана револьвер.
— Теперь, я надеюсь, вы меня понимаете?
От неожиданности она втянула воздух через сжатые зубы:-Вы не решитесь…
— Почему же? После этого ваш адвокат вручит соответствующим лицам письмо. Затем откроют сейф. В присутствии представителей прессы. Затем наступит великая расплата для Лаганы, для Стоуна и для каждого из этих убийц и гангстеров в отдельности — и все после того, как вас найдут здесь мертвой, после того, как я позвоню в полицию. А я ведь сделаю это!
Миссис Дири быстро соскользнула со спинки кресла и стала перед Бэньйоном на колени. С мольбой смотрела она на него снизу вверх; ее тело раскачивалось из стороны в сторону, время от времени проводила она языком по бледным, без кровинки, губам. Затем она подняла руки, хотела что-то сказать, но с ее губ не сорвался ни один звук.
Она прикрыла лицо руками, ее лоб почти коснулся пола, потом она выпрямилась, отбросила тело назад и в оцепенении посмотрела в его холодные и безжалостные глаза. Миссис Дири была растеряна и напугана до смерти.
«Вот и долгожданный конец, подумал Бэньйон, только эта женщина стоит сейчас между мной и моей конечной целью мести! Если раздастся выстрел, изолгавшийся рот умолкнет навеки и я смогу позвонить в полицию, тогда моя задача будет выполнена!»
Как бы отвечая на его мысли, женщина выдавила из себя единственное слово:
— Нет!..
Чего он ждет — ему нужно только нажать на спусковой крючок и отвратительная, надушенная тварь уйдет навсегда, а вместе с ней и Лагана, стоун, убийцы его жены…
— Я вам заплачу! — прокричала в отчаянии женщина: — Лагана…
Чего он ждет?
Женщина по-прежнему смотрела на него — неужели она заметила его нерешительность. Вновь пришли в движение ее губы — но она молчала.
Его рука, державшая револьвер, начала вдруг медленно опускаться, и вот ствол уже направлен на пол. Медленно, мрачным и глубоким голосом он прохрипел:
— Я не имею права стать убийцей!..
Женщина лежала на полу, смеялась и плакала одновременно, ее рука схватилась за край ковра, дыхание ее было прерывистым.
Бэньйон брезгливо оттолкнул ее. Когда он медленно шел к своей машине, в его ушах все еще продолжал звучать ее громкий и дикий плач со смехом.
Бэньйон остановился у первого бара и заказал виски. В его желудке была по-прежнему холодная пустота. Теперь он опять начнет все сначала: нужно найти путь к оправданию Тома Дири, добиться возможности обнародования документа, чтобы он стал достоянием общественности.
Он не оказался таким бездушным, как думала о нем Дебби. Он не смог убить женщину, как бы жалка она ни была. Пустыми были его слова, когда он клялся, что отомстит за смерть Кэт… Он не смог решиться на такой шаг…