Директор — тоже не из молодых — оповестил о назначении Крэнстона и спросил адвоката Копелли:
— По какому делу вы хотите говорить со мной?
Копелли открыл папку и положил на стол тонкий пакет с бумагами.
— Моя покойная клиентка Мери Эллен Дири завещала, чтобы этот пакет был вскрыт в вашем присутствии и зачитан, в случае, если она умрет насильственной смертью. Вчера вечером ее застрелили. — Он выпрямился и продолжал громко: — Бумаги были переданы ей Томасом Дири, ее мужем, который покончил жизнь самоубийством. Позднее миссис Дири поручила мне изготовить для прессы копии сего документа, если не предоставится возможность зачитать документ в их присутствии. По одной копии должны затем получить мэр и президент городского совета. Я начинаю с оглашения!
— Пожалуйста! — сказал директор.
Как только Копелли взял документ в руки, вспыхнули блицы фотографов.
— Повремените до тех пор, пока мистер Копелли не закончит, — заметил директор службы безопасности репортерам.
А Копелли читал, он зачитывал все, что собрал за долгие годы работы Дири, и чем хотел облегчить свою совесть…
Через сорок пять минут он закончил. Директор заверил:
— Мы займемся этим делом, проверим все сведения!
И сразу же на Крэнстона набросились корреспонденты. Он пытался отмахнуться от них.
— Ребята, не торопитесь! Эта история от вас никуда не уйдет, но не ждите результатов сразу. Чуда не будет, дайте понять вашим читателям. Нельзя в один день очистить все, что накапливалось годами.
Его глаза жизнерадостно блестели.
— То, что пишет Дири — обвинения, и нам нужно доказать их. Быть может — все правда, может быть — только половина, а возможно, лишь одна пятая. Будет образована специальная комиссия во главе со мной. Но я повторяю вам еще раз: не ждите суда! Дело не только в том, что мы покончим с коррупцией нескольких крупных воротил, — оно и в том, насколько безразличен ко всему наш «средний» гражданин. Вместо того, чтобы выполнять свой долг, он говорит себе: «Я не вмешиваюсь, и пускай этим занимаются другие, кому положено заниматься такими делами». Неправильно! И он должен вмешиваться в «такие дела»! Но ему нужна отговорка для оправдания своей духовной пассивности, — Крэнстон слабо улыбнулся. — Я могу лишь повторить то, что усвоил, будучи еще молодым полицейским: арестовывать нужно всех, кто нарушает законы!
— И букмекеров тоже? — спросил один из корреспондентов.
— Нелегальных — да! Если ты, парень, еще намерен заключить пари, то поспеши, а то через час не найдешь ни одного, кто принял бы твою ставку, и я обещаю угостить каждого из вас, кто мне укажет хотя бы одного, — он посмотрел на часы. — Все, ребята. А теперь оставьте меня — у меня дела!
Они ушли — и вновь начался штурм телефонов…
Дэв сидел в комнате для посетителей, беспомощно сложив руки на коленях. Так он просидел всю ночь с того самого момента, когда сюда доставили Дебби. Врач вышел к нему ровно в половине одиннадцатого утра, усталый и измученный.
— Мистер Бэньйон, я не думаю, что вы сейчас сможете увидеть больную.
— Как у нее дела?
Доктор покачал головой:
— Нам трудно ей помочь. Она потеряла много крови, у нее внутреннее кровоизлияние, которое мы не можем остановить.
— Когда я смогу ее увидеть, доктор?
— Трудно сказать. Мы дали ей морфий. Через несколько часов… может быть, лишь завтра утром.
— Я зайду. Будьте добры сообщить мне, если…
— Конечно. Почему она стрелялась?
— Чтобы сделать мне приятное! — и когда врач недоумевающе уставился на него, Бэньйон добавил: — И вам, и всем остальным, живущим в нашем городе! — Он ушел, а доктор обескураженно смотрел ему вслед.
Было почти четыре часа, когда Бэньйон прибыл к Крэнстолну. Тот сидел в своем кабинете за письменным столом.
— Я хотел уже просить полицию разыскать тебя, — сказал инспектор.
Дэв сдвинул шляпу на затылок.
— Что произошло?
— Ты не читал газеты?
— Нет, у меня были дела!
— У нас тоже! Благодаря твоей помощи у нас богатый улов.
— Что стало с заправилами, с Лаганой и Стоуном?
— Лагана мертв.
— Что? Покончил с собой еще до ареста?
— Нет, не совсем так, Дэв. Он еще ночью узнал о документе Дири. Всю ночь напролет напряженно работал, звонил по телефону, пытался сделать все, чтобы узнать, какая информация просочится. Под утро лег спать. Его жена утверждает, что он себя неважно чувствовал. Больше он не проснулся.
— Сердце?
— Вероятно. По крайней мере, так говорит врач.
Дэв Бэньйон посмотрел через окна на город, где зажигались первые огни.
— Итак, он мертв. Осталась организация. Что будет с ней, Крэнстон?
— Если меня оставят здесь на шесть месяцев и если наши милые сограждане не заснут вновь, с ней будет покончено. Посмотри газеты! Показания Дири почище взрыва бомбы! Поздравляю, Дэв!
— Спасибо!
— И подумать только, ты был совсем один — один против всех…
— Вначале и я думал также — один человек против всего города! Но сегодня я понимаю, что это не так, что мне помогли многие. Сперва Люси Карровэй, потом Парнелл, ты и Бурке, нищая негритянка из Честера. Эштон, негр-автослесарь, Элл и его друзья, пастор Мастертон и некая девушка по имени Дебби. И теперь мне кажется, будто за моей спиной стоял весь город, по крайней мере, все его порядочные граждане.
— Хорошо, что ты видишь все в таком свете, Дэв.
— Кстати, где Стоун?
— Пока еще на свободе. Мы могли его уже взять, но нам необходимо разрешение на арест. Ты, конечно, думаешь, что повод давно мог найтись — и ты прав! — сейчас в голосе инспектора звучало предостережение. — Но все нужно делать в рамках закона, ты понимаешь, Дэв? Мы берем арест Стоуна на себя.
— Да, я понимаю, и оставляю его вам.
Крэнстона не обмануло его напускное безразличие.
— Ладно, Дэв, можешь не беспокоиться.
Бэньйон поднялся, пожал Крэнстону руку.
— Тебе не мешало бы соснуть, Дэв. Вид у тебя неважный.
— Мне осталось закончить одно дело, Крэнстон, и тогда я усну спокойно, — ответил Бэньйон, выходя из бюро.
Крэнстон услышал стук захлопнувшейся двери, набрал номер телефона и попросил соединить его с комиссией по уголовным делам.
— Пришлите ко мне Бурке, — его лоб покрыли морщины, усталое старое лицо выглядело очень серьезным…
18
В одиннадцать часов вечера Стоун добрался, наконец, домой. Включил свет во всех комнатах, вызвал Алекса. Стало холодно. Макс Стоун зябко потирал руки. Увидев испуганное лицо Алекса, громко рассмеялся:
— Что еще стряслось?
— Ничего, Макс, ничего особенного. Только весь город бурлит, все словно помешались…
— A-а, глупости, через две недели все станет на свои места. — Стоун целый день мотался по городу, спасая все, что можно было спасти, пересылая свои деньги в Лос-Анжелес, Детройт и Чикаго. Смерть Лаганы, непосредственно после убийства миссис Дири, сказала ему все. А теперь Крэнстон взял дело в свои руки!..
— Дай мне что-нибудь выпить, и собери вещи в маленький чемодан. Да побыстрее…
Вино придало ему сил. Он похлопал по карманам; и билеты на самолет, и деньги, и пистолет — все на месте. Он отправится в путешествие, а когда через два-три месяца вернется, страсти улягутся. Не первый и не последний раз… Он, Стоун, уж как-нибудь справится с полицией, а потом все забудется.
Вошел Алекс и спросил, что делать с чемоданом.
— Слушай меня внимательно. Я еду на аэродром. Отнеси чемодан в машину, ключи я оставил снаружи. Если обо мне спросят, я уехал в Майами. Все понятно?
— Да. А что отвечать, если спросят, когда ты вернешься?
— Через неделю.
— Глупая история, а?
— Через месяц о ней забудут.
— Возможно, но… Ты знаешь, что судья Мак-Гроу застрелился?
— Он всегда был тряпкой! Разве я боюсь? У Лаганы было просто больное сердце, — он рассмеялся. — Возьми себе выпить, Алекс, это помогает! Вот так! Через неделю я вернусь! — он закурил сигарету и направился к лифту. Включил в гараже свет, нажал нужную кнопку, и бетонные ворота автоматически поднялись наверх. Моросил холодный дождь. Стоун посмотрел на небо — погода, пожалуй, нелетная, к тому же дождь…
Он вошел в гараж, и тут у него упало сердце. Рядом с машиной стояла фигура в мокром от дождя плаще; перед ним стоял человек с бледным и усталым лицом — Бэньйон! Стоун медленно опустил руки в карманы.
— Ты хочешь уехать, Стоун? — спросил Бэньйон.
— Почему бы и нет?
— Потому, что это огорчит Крэнстона. Он хочет арестовать тебя. Через неделю, через месяц, может быть даже через год, как только будут собраны все доказательства вины.
— Ну, что загадывать так далеко, — сказал Стоун. — Если он думает меня арестовать, пусть поторопится, — его рука сжимала пистолет. Придется стрелять через пальто, Бэньйон не должен ничего заметить.
— Ты не уйдешь, Стоун. Я не могу ждать столько, сколько Крэнстон. У меня совсем другие планы, — рука Дэва тоже опустилась в плащ…
Макс Стоун не терял надежды.
— Ты совершаешь чудовищную ошибку, Бэньйон! Обдумай все хорошенько, пока ты…
Бэньйон улыбался.
— О, кэй! Ты держишь в руке пистолет, Стоун. Стреляй, продырявь меня, но помни о тех женщинах, с которыми ты так ловко разделался. О моей жене, о Люси, о Дебби. Помнишь? Так стреляй же! Я жду, Стоун.
Медленно, шаг за шагом, отступал Стоун, держа палец на курке. Проклятый комок в горле — неужели он боится? Чушь, ему ли не справиться с каким-то полицейским… Лоб его усеяли капли холодного пота.
— Я уничтожу тебя! — проскрипел он, но ветер унес его слова в сторону.
Бэньйон медленно следовал за ним, теперь он стоял в узком проходе лицом к лицу со Стоуном.
— Ты никого больше не уничтожишь, Стоун.
— Не приближайся ко мне! Здесь мои парни, они справятся с тобой, одним полицейским больше или меньше — им все равно! Я прикажу им…
— Ничего ты им не прикажешь, — произнес за его спиной незнакомый голос. — Вынь руки из карманов! Ты арестован, Стоун!