– Есть, товарищ майор! – козырнул капитан. – Сделаем. Разрешите выполнять?
Над лесом взлетела ракета, следом еще одна. В окно из кабинета было хорошо видно, как обе ракеты повисли, а потом стали падать, разбрасывая искры. Это могло означать только одно: немцы уже близко. И то, что из леса послышалась стрельба, насторожило Соколова.
– Это не танковые пулеметы, – тихо сказал он.
– Ты говорил, там пять танков, – стиснув зубы, произнес майор.
– А если они не одни? Если из окружения выходят еще какие-то части? Кроме информации о пяти танках, мне ничего не сообщали.
– Делай что можешь, лейтенант. И мы сделаем что сможем.
Соколов козырнул и выбежал из кабинета. Фраза «ты говорил, там пять танков» была произнесена майором с укором, но лейтенант понимал, что это был укор самому себе, а не танкисту, принесшему тревожную весть, подтвержденную вышестоящим штабом.
Молодого лейтенанта беспокоили пулеметные очереди в лесу. Подбежав к «Зверобою», он коротко крикнул сидевшему в люке башни Логунову:
– Немцы!
«Тридцатьчетверка» послушно взревела двигателем. Алексей развернул машину на месте, выворачивая гусеницами целые пласты земли вместе с дерном и камнями.
– Слушайте сюда, ребята! – заговорил Соколов по ТПУ. – Наши послали в лес разведку, она попробует выяснить, близко ли немцы и есть ли они тут вообще. «Ольха» пообещала помощь, потому что Поповка беззащитна. Над лесом вы видели две ракеты – сигнал опасности. А еще слышна стрельба. И это не танковые пулеметы. Кто там, мы не знаем, но удар принимать придется нам и комендантскому взводу штаба бригады.
– Командир, канонада с запада, я слышу хорошо! – отозвался Логунов. – Это или артподготовка, или прорыв. Я думаю, сюда шли танки, чтобы ударить в тыл нашей обороне, разгромить штаб бригады, вызвать панику, нарушить связь.
Вылетев из села в поле, Соколов увидел, что из леса выходят немецкие танки и бронетранспортеры. И их далеко не пять. И даже не десять. «Неужели пошли тылами, прячась по лесам? Фашисты собрали в тылу ударную силу? Похоже, так и есть. Пока наши шли в наступление, пока не было сплошной линии фронта, в тылу обосновались всякие подразделения. И им приказано оставаться на месте, не ходить к линии фронта. Удар с двух сторон, значит? Реванш захотели, господа фашисты? Будет вам реванш! Курская дуга будет вам сниться в страшных снах до самой смерти! А мы постараемся, чтобы эти сны поскорее прекратились. Для многих это случится уже сегодня!»
Злые мысли бились в голове, путались, перемешивались. Омаев, повинуясь приказу командира, велел «пятерке» начать бой. Где-то за спиной, на окраине Поповки, не успевший изготовиться к бою маленький безоружный гарнизон залег за крайними домами, за заборами и смотрел на разворачивающихся для атаки немцев.
Из окон госпиталя выглядывали раненые, и старый близорукий главврач ничего не мог с этим поделать. Не было у него в данный момент средств эвакуировать госпиталь, даже частично. Он мог отправить в лес ходячих раненых, но уйдут ли они, бросив беспомощных товарищей? Не уйдут. Они скорее кинутся в бой.
Самоходка Захарова выстрелила. Фугасный снаряд разорвался на лобовой броне переднего немецкого «Т-IV». Танк встал. От такого удара, от мощного взрыва у него вышла из строя вся оптика, заклинило оружие, сломалась электросистема. Соколов повел «тридцатьчетверку» в другую сторону, чтобы отвлечь немцев от Захарова. Несколько стогов прошлогоднего сена и старый, наполовину развалившийся овин могли помочь в этой смертельной игре в «кошки-мышки».
– «Короткая»! – подал голос Логунов, развернув башню под углом 90 градусов и наведя орудие на немцев.
– «Дорожка»! – Соколов остановил машину на ровной площадке.
Две секунды, и пушка «Зверобоя» звонко и с особой злостью выстрелила. Танк снова пошел к стогам. Лейтенант видел, что немцы открыли по нему огонь бронебойными снарядами, пытаясь поймать его, сделать упреждение. И он то сбавлял скорость, то снова набирал. Продержаться еще секунд тридцать!
Понимая, что, сидя за рычагами, командир не видит поле боя, Логунов успевал докладывать ему обстановку.
– Трое горят! «Пятерка» маневрирует грамотно!
– Наши от села открыли огонь, – добавил Бочкин. – Пехота заняла позиции, но их мало. Пулеметов нет.
– Товарищ лейтенант, может, я к ним? – спросил Омаев. – Без пулемета туго будет ребятам.
– Нет, тебе и здесь скоро работа подвалит. Нам нельзя подпускать фашистов к окраине… Логунов, я слева выхожу. Выстрел, и назад.
– Бронебойным! – тут же подал команду наводчик.
Соколов выходил то справа от стога, то слева, перемещался за другие стога. Если немцы и видели контуры «тридцатьчетверки», мелькавшей между стогами, за овином, то все равно не могли понять, один там танк или несколько. Обстреливаемые с двух сторон, они несли потери.
Но если им хоть как-то удавалось заставлять метаться и стрелять поспешно советский «Т-34», то мощная самоходная артиллерийская установка «СУ-152» была для них уже орешком покрепче. Каждый ее выстрел знаменовался попаданием. Удар в любую часть танка приводил к устрашающим последствиям. Почти 50-киллограмовый снаряд калибра 152 мм гарантированно выводил из строя и танк, и бронетранспортер.
– Есть! Еще один горит, сука! – закричал Логунов.
– Как там Захаров?
– Черт, его обходят с дороги, командир!
– Разворачивай башню! – крикнул Алексей. – Идем на помощь!
И тут несколько пушечных выстрелов привлекли внимание Соколова. Он посмотрел направо и с облегчением увидел, что от кромки леса с севера на поле вылетают танки. Около десятка легких «Т-50» с ходу вступили в бой, заставив фашистов попятиться. Пехота залегла, немецкие танки стали разворачиваться навстречу новому противнику.
Соколов не видел этого встречного боя, но понимал, что легким танкам лучше было бы закрепиться на окраине села и бить по наступающему противнику. Или командир неопытен, или есть приказ атаковать в лоб. И теперь, судя по возгласам Логунова, все было очень плохо.
– Горят! Черт, куда же вы?! Э-э-эх, ребята, что же вы!..
– Логунов! – заставил опомнится наводчика лейтенант. – Идем на помощь Захарову! Открытый участок восемьсот метров, маневрирую от балки до кустарника, потом резко вправо. Пошли!
Только что сетуя на встречный танковый бой, на лобовую атаку, в которую пошла рота «Т-50», Соколов сам решился на подобный шаг. Другого способа отвлечь немцев от Захарова у него все равно не было, а самоходку с ее мощным орудием нужно было сохранить любой ценой. Выписывая петли по полю боя, то сбавляя скорость, то набирая, Соколов вел «Зверобоя» к дороге, где от наседающих «Тигров» отбивалась «пятерка». Во время этого броска Логунов умудрился подбить три немецких танка, но и «тридцатьчетверка» получила несколько весомых ударов в башню. Спасал наклон брони, снаряды рикошетили.
Впереди к несущемуся советскому танку разворачивался «Тигр». Соколов стиснул зубы, опасаясь, что Логунов не сможет с первого выстрела подбить тяжелый танк. Еще немного, и бок с тонкой броней будет недоступен, а лобовую пушкой «Зверобоя» не пробить. И вдруг в заднюю часть «Тигра» ударил мощный снаряд самоходки. Гусеница и два катка взлетели в воздух, танк развернуло почти на девяносто градусов. Соколов вел машину, не сбавляя скорости, и хорошо видел, как из люков подбитого «Тигра» стали выбираться танкисты. Заработал пулемет Омаева, фигурки в черной форме попадали возле танка одна за другой.
– Как там наши, Вася? – спросил Соколов.
– Горят, командир, почти все горят, – с болью в голосе ответил Логунов. – Но и они наколошматили немало.
Снизу последовал удар, «Зверобоя» со скрежетом потянуло влево. Исправить направление движения рычагами не получалось. Лейтенанта прошиб холодный пот. Танк обездвижен! Он мишень! А машину нельзя бросать, нужно спасать самоходку. На миг Соколов закрыл глаза. Экипаж понял, что произошло. Но решение принимает командир.
– Гусеница повреждена. Экипаж, приказываю вести огонь до последнего и прикрывать самоходку! Омаев, за мной, к подбитому «Тигру»! Попробуем использовать его пушку. Вперед!
Вывалившись через передний люк на землю, под градом пуль, Соколов принял автомат у Омаева, дождался, когда танкист упадет рядом, и кивнул на подбитый «Тигр». Руслан перебежками бросился к танку. Соколов смотрел по сторонам. Немецкая пехота и бронетранспортеры были далеко. Много танков горело. Несколько «Тигров» подходили к дороге. Скоро они обойдут самоходку, и тогда Захарову конец.
Омаев с наганом в руке добежал до танка, посмотрел на убитых врагов и полез наверх. Его ловкая фигура на пару секунд скрылась в люке, потом вылезла голова, и чеченец призывно замахал рукой. Настала очередь Соколова бежать к «Тигру».
За спиной стрелял «Зверобой», боковым зрением Алексей заметил, что Логунов подбил еще один «Тигр».
– Вон бронебойные, – показал пальцем лейтенант на укладку снарядов и опустился в кресло «Тигра» возле панорамы прицела оружия.
Башня послушно пошла в нужном направлении, ствол стал опускаться, и в перекрестии прицела появилась корма переднего танка, который уже взобрался на дорожное полотно. Лязгнул затвор казенника, снаряд вошел с приятным звуком.
– Огонь!
Пушка рявкнула, и тут же огненный всплеск на корме немецкого танка вспыхнул и исчез в черном чадящем дыме.
– Бронебойным!
И снова поворот башни, и снова в перекрестии корма вражеского танка. «Вот так вас! В хвост и в гриву!»
– Огонь!..
Белое пушистое облако плыло по серо-голубому небу. Алексей смотрел на него, и ему казалось, что оно с ужасом смотрит на землю. Действительно перестали стрелять и убивать? Смерть уже собрала свою жатву или еще целятся пушки, заряжаются снаряды? Руки дрожали от усталости, лейтенант не сразу смог выбраться из люка немецкого танка. Встав в полный рост, он стал осматривать поле боя. От села бежали красноармейцы, но это уже была не контратака. Возле нескольких подбитых советских танков копошились раненые и обожженные танкисты. С десяток немецких солдат, уцелевших в этой мясорубке, шли навстречу, задрав руки вверх, и кричали, что сдаются.