– Конечно.
– Я мог бы раздавать деньги.
– Ты уже видел кому, их целые ящики.
– Да. Но у меня такое чувство, что это все не то.
– Кроме того, таким способом деньги быстро иссякнут. Мисс Ванцетти ведет книгу учета, и все просители регистрируются. Я думаю, пятьсот миллиардов долларов ты сможешь потратить уже на этих.
Джон взял свой бокал и вылил в себя преступно дорогой кьянти, как будто желая что-то в себе утопить.
– Знаешь, я спрашиваю себя: что, собственно, богатые люди делают целыми днями? Что делаешь, когда тебе не приходится работать, но хочется все же иметь чувство, что жизнь не бессмысленна?
Эдуардо громко втянул воздух.
– Ну… можно работать на общественных началах. Pro bono. Как мы. И я нахожу это приятным, когда живешь не на заработки.
– Но ты учился. Ты что-то умеешь. А я даже школу толком не кончил, я научился только развозить пиццу да гладить паровым катком рубашки.
– Ты можешь изучить все, что ты хочешь. Весь мир перед тобой открыт.
– Да уж. Но, собственно, я никогда не хотел учиться, я и теперь не хочу. Теперь это казалось бы мне совсем уж притянутым за уши. Как будто я отчаянно ищу себе интересную игрушку.
– Но раньше ты рисовал. Как с этим? Заниматься искусством?
– Я начал рисовать, потому что у меня была подруга-художница. Чем больше времени нас отделяет, тем меньше я понимаю, что я в этом находил. Нет, я не художник. Я совершенно лишен таланта в искусстве. – Джон вздохнул. – Да и не только в искусстве. У меня нет даже таланта быть богатым.
Они долго смотрели в мерцающее серебром темное море и молчали.
Ветер с моря стал холоднее.
Звезды мерцали над ними как ни в чем не бывало.
В кустах шуршал какой-то зверек.
– Ты вообще-то чувствуешь себя богатым? – неожиданно спросил Эдуардо.
Джон встрепенулся из смутных мыслей.
– Хм-м. Чувствую ли я себя богатым? Понятия не имею. Все это меня подавило, знаешь? Месяц назад я был бедным развозчиком пиццы, и мое самоощущение как-то не особенно изменилось. О'кей, теперь я знаю вкус икры, в моем шкафу висят костюмы от Brooks Brothers… но все это по-прежнему видится мне неким сном. Ирреальностью. Как будто завтра утром все пройдет.
– Может, причина в том… – начал Эдуардо, покачивая в своем бокале вино, похожее в свете свечи на кровь. – Знаешь, я с этими вещами – быть богатым, быть бедным, иметь деньги и так далее – имею дело всю мою жизнь. С детства. И я заметил, что богатые люди думают иначе, чем другие. Не то чтобы они лучше других, в общем и целом они и не хуже других, но думают они иначе. Не знаю точно почему – может, потому, что им не приходится мыслить в категориях, где речь идет просто о выживании. О выплате кредита и деньгах на рождественские подарки. Когда ты богат, деньги просто есть, это так же естественно, как воздух и вода.
– Не хочешь ли ты этим сказать, что богатые люди никогда не думают о деньгах? – Джон скептически глянул на него сбоку.
Эдуардо наморщил лоб.
– Ты прав, так напрямую утверждать нельзя. Некоторые вообще больше ни о чем не думают. Но они по сути своей продолжают оставаться бедными. Если в глубине души думаешь, что денег у тебя недостаточно, то вкалываешь дальше и с двадцатью миллионами на счету, чтобы выйти на сорок миллионов, и так далее. Таких более чем достаточно.
– Тогда это никак не связано с тем, сколько у человека денег, – сказал Джон. – Тогда это скорее вопрос характера, страхов и так далее, и тот, кто и с двадцатью миллионами на счету все еще чувствует себя бедным, должен идти к психиатру?
– Да. – Эдуардо отставил свой бокал и потянулся. – Но не все такие. Есть люди, которые умеют обращаться с богатством. У меня было такое смутное представление… Ты богаче, чем ближайшая к тебе сотня богачей, вместе взятых. Ты единственный в своем роде. Итак, я думаю, если ты когда-нибудь действительно привыкнешь… однажды… тебе что-нибудь придет в голову. Нечто неслыханное. Нечто, о чем еще никто никогда не думал. Это и будет исполнение предсказания.
Джон глубоко вдохнул и резко выдохнул.
– Ты считаешь? Я даже представить себе не могу, что бы это могло быть.
– Если бы все было так просто, я бы это тоже знал, – откровенно сказал Эдуардо. – В конце концов, я ломал над этим голову всю мою жизнь. Но кто знает: может, видение Джакомо Фонтанелли в конце концов лишь мыльный пузырь, и на самом деле нет никакого такого решения. Тогда он просто сделал тебя богатым – бессмысленно богатым.
– Ну, здорово, – вздохнул Джон и вдруг рассмеялся: – Знаешь, я никогда в жизни не думал, что однажды буду сидеть и чувствовать себя несчастным оттого, что я богат. Это уже вершина неблагодарности, да?
– Пожалуй, – усмехнулся Эдуардо.
В следующие дни Джон посвящал себя занятиям с самоотверженностью, какой он сам от себя не ожидал.
Прежде всего он попросил Эдуардо посвятить его в тайны компьютерного центра, который был установлен в одном из подвальных помещений имения и напоминал контрольную централь из какого-нибудь фильма о Джеймсе Бонде. Чтобы попасть туда, пришлось открыть несколько впечатляющих замков, потом они сидели в неоновом свете за белым столом, на котором стоял маленький, современный компьютер, по экрану которого бежали яркие многозначные числа – состояние счетов во всем мире, как объяснил ему Эдуардо – как и в канцелярии, разве что здесь для этого достаточно простого серого кабеля и неприметной пластиковой розетки на стене.
Легкость, с какой Эдуардо обходился с клавиатурой и мышью, показывала, что это занятие для него привычное.
– Сохранение данных, – сказал он, засовывая в щель дисковода дискету. – Если бы мы вдруг потеряли все пароли допуска и тому подобное, тебе пришлось бы ездить по всему миру, наводить справки о каждом отдельном счете и заполнять гору бланков – можешь себе представить, сколько бы это продлилось с двумястами пятьюдесятью тысячами счетов?
На Джона это произвело впечатление.
– Ловко ты управляешься с компьютером, а?
– Мой отец настоял на том, чтобы я изучил все, что с этим связано, – сказал Эдуардо. – Работу электронных систем, программирование, технику передачи данных – если что вдруг потребуется, я все это могу. Это было еще важнее моего юридического образования. Кто-то из семьи должен в совершенстве владеть компьютером, такая стояла задача.
Джон благоговейно смотрел на экран.
– Что, все это ты программировал сам?
Дисковод пожужжал, лампочка на нем замигала. Эдуардо нажал клавишу, и мигание прекратилось.
– Нет, по большей части это исходная программа. Но очень рафинированная, надо сказать. Я просто перенес ее со старого гроба IBM на персональный компьютер, немного пришлось подогнать вывод на экран, встроить несколько графических изображений. Ничего такого, что могло бы свалить настоящего профи с табуретки.
– А кто разработал исходную программу?
– Кто-то из IBM. Я не знаю точно, это было еще до моего рождения, но с этим типом тогда были связаны большие неприятности. Он начал допытываться, что да зачем. С тех пор мы и решили, что этим должен заниматься кто-то из семьи.
– И теперь это можешь делать ты?
– Да. Сначала специальные курсы, потом лето тянул лямку в качестве практиканта в одной сетевой фирме, зиму был помощником программиста в одной прокуренной хакерской дыре – и теперь я могу все. – Эдуардо усмехнулся. – Но это не так уж трудно. Как только будут готовы сейфовые двери у твоего подвала и будут проложены телефонные линии, мы все здесь демонтируем и заново соберем у тебя. И я тебе объясню, как с этим обращаться.
Джон сглотнул. Он совсем не разделял уверенность молодого адвоката. Тогда ему кое-что пришло в голову.
– А что, собственно, будет с установкой в вашей канцелярии во Флоренции?
– Ее выкинут.
– А если – мало ли что – мой дом провалится? Тогда я останусь без средств?
– Чепуха, – сказал Эдуардо. Дисковод пискнул, он извлек дискету и запер ее в сейфе на стене. – Все счета переведены на тебя. Если тебе понадобятся деньги, ты просто пойдешь в банк и предъявишь документы. Все остальное само собой.
– А откуда я знаю, в какой банк мне идти?
– Это почти безразлично, потому что ты имеешь миллионные счета практически во всех банках планеты. Но в бумагах, которые ты получил при получении наследства, есть соответствующий перечень. – Эдуардо насмешливо оглядел его: – Может, при случае хотя бы глянешь на документы?
Джон растерянно моргал.
– Тогда для чего мне вообще компьютер?
– Чтобы ты каждое утро мог посмотреть, сколько миллионов набежало за ночь. И чтобы предостеречь тебя, если в какой-то стране инфляционная норма поднимется выше процентной ставки, – чтобы ты смог вовремя переместить деньги в другое место. Чтобы…
– Значит, я могу через компьютер переводить деньги? – перебил его Джон. – И кто-нибудь, кто взломает мой код, тоже сможет это? Он переведет на свой счет миллиард, а я даже не замечу этого.
Эдуардо откинулся назад и завел руки за голову.
– Нет, этого он не сможет. Я же говорил, это очень рафинированная, изощренная система. Деньги переводить можно, но только между счетами, которые входят в нее. И это ограничение в соответствующих банках вносится само, так что даже лучший хакер не имел бы шансов, даже если бы он действовал напрямую отсюда.
– Хм-м, – Джон бессмысленно смотрел на огромное число на нижнем краю экрана. Оно росло на глазах, и последние его цифры мелькали с такой частотой, что видна была лишь дрожь как бы пчелиного крылышка.
– Вы все продумали, да?
– По крайней мере мы старались.
Наступила тишина. Прохладная, драгоценная тишина. Джон вспомнил о своей архитекторше, изящной светловолосой женщине, которая просто горела от жажды деятельности, как она показывала ему эскизы внутреннего обустройства важнейших помещений виллы. Все, что от него требовалось, – ткнуть пальцем в те рисунки, которые нравились ему больше всего (а нравились ему все, женщина была гениальная) и сказать: «Вот это!» – и подписать соответствующие списки оборудования и мебели. С того времени колонны рабочих были заняты тем, что проводили в жизнь ее эскизы, придавая его дому изысканную элегантность, так что ему даже думать об этом больше не приходилось.