Еду дальше, повторяя себе и Веспе, что следует быть очень внимательными: дело после падения не всегда может кончиться отряхиванием пыли с брюк. Проезжаю спокойно восемьдесят километров, время от времени останавливаясь на перекуры, перекусы или чтобы залить в бак бензин. Пытаюсь по мере возможности освободиться от бутылок с горючим – из соображений безопасности.
К двум часам пополудни добираюсь до селения Рамба. Сворачиваю с дороги и поднимаюсь по откосу к тому, что мне представляется хижиной главы поселения. Там я хочу припарковать Веспу. Осматриваюсь вокруг, хочется понять, действительно ли я нахожусь в селении пигмеев. Но, похоже, сообщенная мне раньше информация не соответствует действительности, потому что никаких пигмеев и в помине нет. Наоборот, единственным пигмеем мог бы считаться я, поскольку все, кто с любопытством приближаются ко мне, кажутся существенно выше автора этих строк.
Несмотря на разочарование, решаю остановиться тут на ночь: место симпатичное, люди приветливые, а старейшина селения, кажется, искренне рад предложить свое гостеприимство. Мне выделяют на ночь хижину, я ставлю только внутреннюю часть палатки для защиты от комариных атак, которые с наступлением темноты становятся невыносимыми. Пристраиваю свои вещи, а потом спрашиваю у жены старейшины, где можно помыться. Она отвечает, что дочери должны пойти к реке за водой, если хочу, то могу пойти с ними. Солнце стоит высоко, впереди еще пара светлых часов, и мысль искупаться в Огове мне весьма приятна. Мы с девочками проходим пятьсот метров по лесу и выбираемся на правый берег реки. Я очаровываюсь её зеленоватыми водами и пышной растительностью на берегу, ветви деревьев, сгибаясь, почти ласкают поток. На противоположном берегу замечаю на деревьях многочисленных обезьян, прыгающих среди ветвей.
Погружаюсь в воду после того, как меня неоднократно заверили в отсутствии здесь крокодилов и змей, но первобытный страх, что нечто может выплыть из глубины этих мутных вод, мешает сполна насладиться купанием, которое после жаркого и напряженного дня должно бы тонизировать. Я приятно проведу в селении Рамба три дня, в надежде (не сбывшейся) отправиться подальше в лес в сопровождении одного из сыновей старейшины, чье возвращение ожидалось именно в эти дни.
Тридцатого июня я уезжаю в направлении Ластурвиля. С замиранием сердца вижу, как многие из тех, с кем познакомился здесь, стоят у своих хижин и машут мне рукой в знак прощания. И хотя уже прошли многие годы, я до сих пор храню самые живые воспоминания об абсолютно бескорыстном гостеприимстве селения Рамба.
Сегодняшний этап предусматривает 150 километров: вроде бы мало, но они могут превратиться в настоящее испытание – все зависит от состояния дороги. Характер местности снова становится равнинным, и это обстоятельство придает мне некую уверенность, однако, я острожничаю и не превышаю двадцати километров в час. Это, тем не менее, не спасет меня от очередного падения.
Я еду себе спокойно, когда километрах в тридцати от Ластурвиля мое внимание привлекает мост из больших стволов деревьев, уложенных один к доугому. За мостом характер дороги и ее ширина такие же, как и у того участка, который я уже преодолел. Не знаю почему, но вместо того, чтобы двигаться прямо, я проезжаю мост и еду по участку, который вначале кажется отличным, но потом, после десяти километров, становится хуже. Местами под колесами опасная сухая грязь, разлетающаяся в стороны мелким порошком и заставляющая Веспу шататься. Затем дорожное полотно становится мягким, с многочисленными канавками, похожими на недавно вспаханное поле. Чувствую, что-то не то. Начинаю думать, что сбился с пути, и это меня тревожит. Останавливаюсь поразмыслить. Мне кажется, я слышу какой-то звук механической природы. Через километр, за одним из поворотов, с изумлением обнаруживаю мужчину, выравнивающего и расширяющего дорогу с помощью механической лопаты. Спрашиваю у него, ведет ли дорога в Франсвиль. Он отвечает, что дорогу, по которой я еду, обычно используют лесорубы; она могла бы привести меня в Франсвиль, но с большими трудностями. Было бы лучше вернуться и ехать по другой дороге. Я смотрю на мишленовскую карту, но там нет ничего вразумительного, что объясняло бы мою ошибку, а мысль о возвращении назад меня пугает.
Упрямо и глупо решаю двигаться вперед. Через час вынужден остановиться перед шлагбаумом. Из шалаша выходит солдат и поднимает шлагбаум, чтобы я мог проехать. Спрашиваю его о дороге. Он отвечает, что через несколько километров дорога становится очень трудной, зачастую непроходимой. И чтобы добраться до Франсвиля мне понадобится 4–5 дней. Лучше всего повернуть назад и после моста взять вправо. Смотрю на спидометр: за полтора часа я проехал двадцать восемь километров и теперь должен проделать их в обратном направлении.
В состоянии уныния возвращаюсь назад, потеря трех часов означает вероятность не достигнуть Ластурвиля до заката. Учитывая, что других населенных пунктов вплоть до этого города на моем пути нет, рискую провести ночь в палатке прямо на дороге. Еду дальше, приходится увеличить скорость. Проезжаю, один за другим, очень опасные участки: кучу мелких камушков, глубокую канаву, сухую грязь. Все для меня становится сигналом для оценки пройденной дистанции. Это борьба со временем, в которой степень внимания и осторожность сводятся к самому существенному: надо наверстать потерянное время.
Примерно в четырех километрах от моста из-за излишней скорости и из-за того, что взгляд устремлен вперед, а мысли сосредоточены на ожидании момента, когда передо мной появится деревянный мост, я не замечаю заблаговременно глубокой трещины – в первый раз я ее увидел заранее и объехал. Оказываюсь на земле, у меня даже не было времени экстренно сманеврировать, чтобы удержать Веспу. Несколько секунд лежу на земле, в молчании леса, чуть раньше нарушенном грохотом падения. Поднимаюсь, отряхиваю пыль с одежды и проверяю, все ли цело. На мне – ни царапины, я очень рад за себя, мне уже кажется, что я стал чуть ли не резиновым. У Веспы тоже нет повреждений: после предыдущего падения я кое-что придумал. При помощи эластичных шнуров приспособил по бокам багажников четыре пустых пластиковых бутылки в качестве своеобразных бамперов, которые в случае падения смягчили бы удар. Изобретение доказало свою эффективность, громкий звук от сжатых бутылок – не в счет. «Много шума из ничего» приходит мне в голову. Мне надо лишь поправить передний багажник – его крепления слетели с кузова.
В конце концов добираюсь до моста, бросив ему мысленно несколько крепких словечек. Как только выезжаю на дорогу, понимаю причину ошибки, из-за которой я потерял столько драгоценного времени: если бы я был более внимательным, то заметил бы, что перед мостом, где-то в ста метрах от него, дорога сворачивала направо, в гущу леса, следуя за направлением течения реки.
Ненадолго останавливаюсь, курю и виню себя за допущенное легкомыслие и невнимательность. Слева от меня обширные болота, откуда прилетают и гудят вокруг комары. Стараюсь, чтобы они меня не искусали, и наношу на кожу толстый слой репеллента. Несмотря на предосторожность, нескольким кровососам удается исполнить свой замысел, последствия этих укусов скажутся поздней, когда я доберусь до Киншасы. Возобновляю движение в три часа и уже перед самым закатом наконец-то приезжаю в Ластурвиль.
В католической миссии Saint-Pierre-Claver спрашиваю у священника позволения остановиться на одну-две ночи. Он сразу же позволяет мне установить палатку в уединенном уголке сада. Более того, дает ключи от подсобного помещения, где я могу помыться и приготовить еду. Но мне вовсе не хочется вставать к плите, еще и потому, что готовить не из чего. Поэтому, устроив все насущные дела, иду в Ластурвиль на поиски ресторана. Обнаруживаю один на берегу Огове. Со вкусом уплетаю жаренное на углях мясо и жареный картофель. Прогуливаюсь, чтобы вернуть телу и духу присущее им состояние равновесия. Потом возвращаюсь в миссию. В Ластурвиле я проведу два спокойных, ничем не примечательных дня.
Первого июля я уже снова в дороге, в полной готовности проехать сто восемьдесят километров до Франсвиля. На последнем участке опять встречу желанный асфальт, как и указано на мишленовской карте. После нескольких километров езды по равнине дорога начинает крутиться по склонам невысоких холмов, представляя для меня новую, свежую версию уже встреченных трудностей предыдущих дней. Тот факт, что я снова должен применять технику зигзага, меня беспокоит не очень: я уже изрядно напрактиковался. В Африке плохое никогда не заканчивается, это я усвоил на собственной шкуре. Сейчас на дороге худшее принимает форму канав, прорезанных в латерите ливнями. Они почти всегда бегут в одном направлении с дорогой, но иногда случается, что перерезают ее. Тогда я должен прибегать к чрезвычайной осторожности – чтобы пересечь их, заднее колесо должно попасть в трещину только тогда, когда переднее из нее уже выберется. Продвигаюсь вперед с большим трудом, дорога метр за метром становится все более мучительной. Часто единственный способ двигаться вперед – удержать равновесие на умеренной скорости на бугре, отделяющем одну канаву от другой. Опасная игра, учитывая скользкую почву.
Непрерывная необходимость удерживать шаткое равновесие вызывает огромное напряжение, и при каждом маневре душа уходит в пятки. Затем происходит то, что подтверждает выдвинутый мной тезис о том, что в Африке за плохим всегда следует худшее: я оказываюсь в ситуации, какую и вообразить не мог – на сотни метров впереди дорога полностью перерезана канавами, и в некоторых местах глубина их достигает метра. Настоящие лабиринты, они пересекаются, образуя такую путаницу, в какую было бы опасно забираться.
Чтобы наилучшим образом выпутаться из этой очередной трудности, я вынужден остановить Веспу, исследовать дорогу и найти трещину, в какую можно бы заехать, а потом благополучно выехать их нее. Если этого не сделать, то вполне вероятно проехать канаву по всей ее длине, а потом оказаться не в состоянии выбраться. Предварительное обследование об