Сегодня мне на самом деле нечего делать и возможность побродить по городу в сопровождении жителя Киншасы, к тому же с телохранителем, меня очень радует. Сейчас только девять утра, следовательно, у меня есть час, чтобы позавтракать и сделать кое-какие покупки в магазинах поблизости. Когда возвращаюсь, меня ждет неприятный сюрприз. Отец Мэтью сообщает, что через несколько дней придется освободить комнату, потому что в миссии состоится религиозное собрание, и все комнаты, включая мою, уже заказаны.
Новость меня удручает, я был уверен, что смогу прожить в миссии до дня отъезда, а сейчас понимаю, что придется искать другое пристанище, но где? Погруженный в свои невеселые размышления, вижу, что ко мне идет телохранитель Аделара, а он сам ждет меня в автомобиле. Усаживаюсь на переднем сиденье, сзади разместились телохранитель и Поль, брат Аделара. Чувствую, что у меня в ногах, под ковриком, что-то есть.
Краткое исследование правой ногой обнаруживает наличие пистолета-автомата. Аделар интересуется, все ли у меня в порядке, и я, пользуясь случаем, рассказываю ему о том, что произошло несколькими минутами раньше.
Он тут же просит меня успокоиться, поскольку уже знает, где я смогу найти пристанище: в отеле одного его друга. Я говорю, что не в состоянии платить за номер в отеле все время пребывания в Киншасе – оно, вероятно, может быть достаточно долгим. Впереди у меня еще много месяцев путешествия, и я должен очень аккуратно распоряжаться деньгами. Аделар меня заверяет, что платить ничего не придется. Этот друг должен ему крупную сумму денег, поэтому, чувствуя себя обязанным, и в знак выражения признательности Аделару, он поселит меня бесплатно. Я ищу подходящие слова, чтобы выразить благодарность, но Аделар говорит, что это его долг – помочь иностранцу в трудной ситуации.
Поль тоже хочет высказаться и, коверкая мое имя, многократно повторяет: soyez le bienvenu, Monsieur Stestefano! Обрадовавшись такому горячему участию, приглашаю всех выпить Primus, хорошего конголезского пива.
Проводим почти целый день вместе, кружа по улицам города и нанося визиты. Аделар считает важным познакомить меня со своими друзьями. Он горделиво повторяет всем, что я его брат и могу рассчитывать на защиту и покровительство. У меня даже возникает чувство, что меня демонстрируют, словно некий трофей. Но, как бы то ни было, за дни, проведенные в Киншасе, благодаря, в основном, Аделару я познакомлюсь с десятками людей из высших социальных кругов: офицеров, священнослужителей, адвокатов, чиновников высокого ранга и так далее. С наступлением сумерек прошу Аделара отвезти меня назад, в миссию.
Мы едем, и в обычном городском потоке машин я несколько раз задремываю: меня охватило какое-то странное изнеможение, болят глаза. Вернувшись в миссию, прощаюсь с друзьями и иду в свою комнату. Есть совершенно не хочется, хотя весь день ничего не ел. Единственное желание – улечься на кровать и уснуть. И нет ни сил, ни настроения хорошенько установить москитную сетку. Как только голова касается подушки, я мгновенно засыпаю глубоким тяжелым сном, в котором нет ничего нормального.
Среди ночи я неожиданно просыпаюсь, весь в поту, с ног до головы. Ощупываю спальный мешок: он мокрый, как будто его погружали в ванну, заполненную водой. Несмотря на все, я в полном сознании и понимаю, что происходит: у меня малярия.
То, что могу заболеть малярией, я принимал в расчет еще до отъезда из дома. У меня есть с собой Лариам, лекарство для профилактики малярии, но я его не пил, опасаясь побочных эффектов от длительного употребления. Несмотря на то, что использовал все меры предосторожности, какой-нибудь комар, очевидно, все же укусил меня и перенес в кровь малярийный плазмодий.
И я даже могу вспомнить, где это случилось: в лесу Габона, когда я остановился покурить на дороге, вблизи заболоченной зоны, комариного рая. Сейчас, после инкубационного периода, болезнь проявляется во всей своей вирулентности.
Комната погружена во тьму. Встаю с кровати. Я потерял много воды и чувствую себя легким, как шарик для пинг-понга. Включаю свет. Желудок спазматически сжимается, иду к умывальнику, и меня рвет беловатой жидкостью. Ко всему этому присоединяются позывы пойти в туалет. Голый, как червяк, иду в туалет. Диарея! Окошечко туалета не защищено сеткой, и там сотни комаров. Пробую умыться правой рукой, а левой отгоняю комаров. В течение почти получаса непрерывно курсирую межу комнатой и туалетом. Для предотвращения риска обезвоживания делаю раствор с минеральными солями и пью его маленькими глотками, чтобы не вырвало.
Я один в ночи, в отдаленном крыле миссии. Если мое состояние ухудшится и придется звать на помощь, никто не услышит. Сразу же пресекаю плохие мысли – они могли бы завладеть умом – и возвращаюсь в постель. Думаю, что в определенные моменты жизни у человека, чтобы выкарабкаться, есть две возможности: упрямо сопротивляться несчастьям, найдя в себе энергию и силы, о наличии которых раньше и не подозревал, или же сдаться на милость судьбы, полагая, что рано или поздно все образуется. Мне остается уповать на второй вариант, поскольку для борьбы с малярией потребовалась бы помощь со стороны, а ее в данный момент я получить не могу.
На рассвете просыпаюсь с ощущением, что мне приснился дурной сон, но, когда вижу свое отражение в зеркале, сразу осознаю реальность происходящего. Лицо осунулось, глаза ввалились и обведены черными кругами. Быстро принимаю душ, одеваюсь и спускаюсь вниз, чтобы поговорить с отцом Мэтью.
Перед отъездом в Африку я приобрел страховой медицинский полис в Евроассистанс, и сейчас пришел момент им воспользоваться. Звоню в Милан, на номер горячей линии и излагаю оператору свою проблему. Через час в миссию приезжает такси, чтобы забрать меня и доставить в медицинский центр в Киншасе. Прежде чем уехать, прошу отца Мэтью потерпеть несколько дней, потому что, как только вернусь, сразу же освобожу комнату. В приемном покое больницы звоню Аделару, чтобы известить его о госпитализации.
Через несколько минут меня осматривает доктор, берут кровь на анализ. Доктор ощупывает мою кожу, потом говорит, что я настолько обезвожен, что мог бы умереть с минуты на минуту. Нельзя терять время: требуется срочная госпитализация и длительная регидратация. В тесной и убогой больничной палате я остаюсь один, лежу в кровати три долгих дня, в вену на руке вставлен катетер, и мне постоянно ставят многочисленные капельницы.
Сегодня вечером меня навестит Аделар вместе с женой и двумя детьми и принесет что-нибудь поесть. Я ем неохотно, только чтобы поддержать организм и помочь ему бороться с малярией. Позвоню домой, но, чтобы не пугать родных, скажу, что уже выздоровел и выписан из больницы. Их звонки станут большой поддержкой в минуты, когда одиночество будет давить на меня всей своей тяжестью.
В день выписки из больницы Аделар приедет за мной на машине и довезет до миссии. Он даже съездил в порт, к господину Эмилю, забрал билет, заплатил 51 доллар в качестве задатка только за погрузку Веспы; потом перед отъездом я расплачусь с ним. Собираю все свои вещи в миссии и гружу их на мерседес Аделара, он отвезет меня в отель своего друга. Прощаюсь с отцом Иго и отцом Мэтью, благодарю их за гостеприимство и терпение по отношению ко мне.
Через полчаса мы уже в отеле. Аделар обсуждает с хозяином, бывшим послом, условия моего пребывания. В результате приходят к согласию, что я смогу жить в отеле до дня отплытия Виктории из Киншасы. Я жму им руки, благодарю в отдельности экс посла, который, однако, не выглядит очень довольным моим присутствием в его отеле. Мои предположения подтвердятся несколькими днями позже, поскольку он поведет себя очень невежливо, давая понять, а потом и открыто заявляя, что я – нежелательный гость в его заведении. В первый раз я просто пропущу его слова мимо ушей, а затем начну парировать каждое слово, уверенный в покровительстве и защите Аделара, которому буду звонить всякий раз, когда хозяин попытается нападать на меня.
В отеле часто останавливаются европейцы, многие из которых работают в MONUC[4]. Хотелось бы переброситься с ними словом, но они все высокомерны и держатся на расстоянии. Когда случается встретиться с ними, то притворяются, что не видят меня, и проходят мимо. Не очень-то и обижаюсь и стараюсь справиться с вынужденным бездельем, проводя целые дни вне отеля. Со временем я нашел для себя в городе два постоянных пункта.
Каждый день после завтрака иду прямиком в порт, где пришвартована Виктория. Каждый раз слышу один и тот же припев: погрузочные работы почти завершены, и Виктория готовится к отплытию. Потом, разочарованный и упавший духом, отправляюсь к Gare Centrale, автобусной станции на Бульваре 30 июня, где находится рынок изделий кустарных промыслов. Я познакомился со многими искуснейшими художниками – резчиками по дереву. Особенно нравится задерживаться около М. Petit, он специалист по обработке малахита. Есть еще симпатичный старичок Savant Noir, он, кроме продажи холстов, не имеющих никакой художественной ценности, содержит в занимаемом им месте маленький зоопарк с мышатами, ящерицами, черепахами и птицами, которые к нему очень привязаны, а он их кормит.
Savant Noir вызывает у меня чувство умиления. Он едва в состоянии заработать на хлеб самому себе, но заботится о животных, с которыми, словно черный Франциск Ассизский, ведет нежные и ласковые разговоры. Если бы я не путешествовал на Веспе и имел бы чуть больше денег, купил бы у него все его холсты, чтобы помочь. Но сделать этого я не могу и – поскольку он моих габаритов – просто дарю ему пару брюк и две рубашки, купленные в Ломе и ни разу не надеванные.
24 июня я, как обычно, в порту. Господин Эмиль просит дать ему 41$, чтобы рассчитаться за билет, говорит, что судно скоро выйдет в рейс. Погрузка почти завершена, ждут лишь товар, который должны доставить из Матади. Я не очень вдохновляюсь, поскольку в глубине души уже знаю, что до отплытия пока что очень далеко. Покидаю порт еще в большем унынии, чем когда туда приехал.