Я не могу сдержать радость от подобного гостеприимства, позволяю себе поцеловать даме руку и произношу эмоциональные комплименты в адрес моей уважаемой собеседницы, которые, несмотря на их преувеличенную театральность, похоже, принимаются благосклонно.
Почти сразу после полудня я уже у въезда в Бужамбуру. Намереваюсь отправиться к Отцам Савериани и попроситься там на постой. Следую за автомобилем молодого человека, который вызвался меня проводить, и вскоре приезжаю к миссии. Отец Модесто принимает меня сдержанно, но искренне. Я хочу остановиться в городе на один день, максимум – на два. В миссии я единственный гость, в этот период ребята, которые учатся в миссии, уехали к своим семьям на летние каникулы. Занимаю комнатку в пустующем сейчас крыле пансиона. Вечером за ужином отец Модесто знакомит меня с двумя другими миссионерами, и мы приятно беседуем.
После ужина он просит меня присоединиться к ним для чтения отрывков из Евангелия. Отчасти чтобы не быть в одиночестве, отчасти из нежелания показаться невежливым, иду за миссионерами в маленькую часовню. Я всегда, будучи неверующим, считал, что нет места, более подходящего для размышлений и снятия умственного напряжения, чем часовня, освещенная тусклыми огнями свечей. Слабый запах ладана, дрожащие неуверенные огоньки, смягчающие очертания колонн и капителей часовни, монотонно напевные и волнующие голоса миссионеров – все это наполняет меня чувством умиротворения и спокойствия.
Иногда, хотя уже прошло несколько лет со времени путешествия, в моей памяти всплывает воспоминание о тех насыщенных «магией» моментах в часовне.
Двадцать пятого сентября я покидаю миссию Отцов Савериани и быстро двигаюсь к южной окраине Бужумбура. Выехал рано утром, чтобы у меня было достаточно времени преодолеть двести пятьдесят километров до Кигомы в течение дня. Сразу же, как только оказался за пределами столицы, еду вдоль восточного берега озера Танганьика. К десяти утра миную селение Реша и еще через полчаса – город Румонге. Останавливаюсь купить бананов на живописном фруктовом рынке перед Ньянзой.
Именно в этом месте дорога перестает идти около озера и отклоняется на восток, чтобы потом, уже за селением Макамб, повернуть на юг. Прямо перед въездом в Мужину я в очередной раз падаю – в четырнадцатый! – и, как по сценарию, не получаю никой травмы.
Еду по отрезку дороги, на котором асфальт весь в глубоких ямах: они словно настоящие кратеры, в которые я въезжаю с большой предосторожностью. Но самое трудное дело – не заехать в яму, а выбраться из нее. И действительно, плохо удавшаяся попытка выскочить из глубокой сорокасантиметровой канавы заканчивается тем, что я оказываюсь на земле в последовательности, уже изученной как свои пять пальцев. Из-за опасения слишком разогнать Веспу, я недостаточно увеличил обороты двигателя, и он заглох. Веспа заскользила назад, потом накренилась влево, и моя ступня, оказавшись на земле, не смогла удержать вес скутера.
После Мужины, воспользовавшись визой, полученной в Киншасе, пересекаю границу и оказываюсь наконец-то в Танзании!
В Маньову делаю остановку, чтобы отдохнуть и забросить что-нибудь в желудок, а уж потом я начну движении по дороге, которая через сто километров приведет меня в Кигому. После начальных двадцати километров твердого и ровного грунта дорога совершенно преображается: глубокие колеи, громадные комья затвердевшей грязи заставляют меня претерпеть адские мучения: затрачиваю целый час всего лишь на один километр, снова падаю, обогащая жизнеописание. Потом грунт существенно улучшается, меняя мое настроение от черного до оптимистически розового. Я радостно выкручиваю ручку газа. Какая глупость! После семи месяцев африканских дорог я все еще не научился не доверять им. Лечу на землю со скоростью, которую здравый ум счел бы чрезмерной. Уверенный в своих силах, не замечаю, что грунт, до этого момента ровный и твердый, как асфальт, покрыт бесконечными плашками затвердевшей грязи с гладкими и скользкими краями, наподобие черепашьего панциря.
В мгновении ока оказываюсь на земле. Громкий удар Веспы о землю и грохот пустых платиковых бутылок-амортизаторов собирают толпу обитателей населенного пункта. Поднимаюсь с земли, невредимый и все еще не верящий произошедшему. Люди вокруг меня смотрят в ужасе и заметно обеспокоены; кто-то хочет сказать что-то, но воздерживается; конечно, он хотел бы спросить, не ударился ли я. Снимаю шлем, отряхиваюсь от пыли и, идиотски улыбаясь, приветствую всех неуверенным Jumba! Напряжение тут же ослабевает, и молчание прерывается многочисленными Karibu! и Habari! К четырем часам дня грунтовая дорога пересекается с асфальтированной, я сворачиваю направо и через два километра доезжаю до Кигомы. За десять долларов в день беру комнату в епархиальной гостинице.
Знакомлюсь с отцом Филиппом, он немного говорит на итальянском и французском языках, что делает наше с ним общение более приятным и легким.
Вечером ужинаю с епископом, приехавшим в эти дни с визитом в епархию. Он сразу же проникается ко мне симпатией, просит, чтобы я сел рядом и рассказал ему о путешествии.
Кажется, ему очень нравятся итальянцы, настолько, что он велит монашке, прислуживающей за столом, принести немного вина, потому что, по его словам, в Италии существует обычай сопровождать еду добрым бокалом вина. Принесенное вино – не совсем то, что можно было бы определить как столовое: оно соломенно-желтого цвета, насыщенного вкуса, чрезмерно сладкое и крепкое. Наверняка, это то самое вино, что используется во время мессы.
Несмотря на то, что пребывание в Кигоме представляется приятным и расслабляющим, я не собираюсь оставаться там долго. Впереди до Дар-эс-Салама еще больше тысячи километров и только половина из них асфальтированных. Отец Филипп советует погрузить Веспу на поезд, идущий в Додому. Асфальтированных дорог, ведущих в столицу, нет – лишь грунтовая песчаная дорога. От меня потребовались бы неимоверные усилия, чтобы ехать по ней, вероятно, целую неделю. Предложение кажется мне вполне разумным еще и потому, что усталость моя равна силе желания вернуться домой.
На следующий день на обеде присутствует важный гость: губернатор провинции Кигома. Он показывает себя действительно своеобразным человеком, и мы ведем с ним интересный разговор о политико-экономическом положении Танзании, о социальных и экономических достижениях последних двадцати лет, обусловленных главным образом политической стабильностью.
Двадцать восьмого числа отец Филипп провожает меня на вокзал: я уже купил билет и договорился с работниками танзанийской железной дороги о том, что они погрузят Веспу, предварительно слив из бака остатки бензина. Я руковожу операцией погрузки скутера в товарный вагон, хочу быть уверенным, что его не повредят. Поезд отправляется строго по расписанию. Я взял себе спальное место в вагоне второго класса, в чистом и уютном купе.
Двадцать девятого, в 17.00 приезжаю в Додому. На вокзале меня поджидает сестра Жозефина из Конгрегации миссионеров Preziosissimo Sangue. Я имел возможность наблюдать и оценить организаторские способности и не так уж часто встречающиеся человеческие качества сестры Жозефины еще в свой предыдущий приезд в Танзанию, когда принимал участие в гуманитарной миссии вместе с волонтерами Arcobaleno di Tanzania[12]. Выгрузив Веспу и залив в бак бензин, которым меня обеспечил шофер миссии, следую за внедорожником сестры Жозефины до места на окраине Додомы, там находится Конгрегация. Я стараюсь не отставать от Тойоты, едущей слишком быстро, и, когда асфальт заканчивается, уступая место грунтовой дороге, сердце в груди начинает ускоренно биться. Дорога покрыта кучами земли, сыпучей, как песок, несколько раз колеса скользят, и Веспа кренится то влево, то вправо. Наконец въезжаю в ворота миссии и могу вздохнуть с облегчением: если бы я упал на той скорости, с какой ехал, чтобы не потерять из вида внедорожник, то моя богатая коллекция падений могла бы завершиться драматически.
В Додоме остаюсь только три дня – ровно столько, сколько требуется для приведения в порядок Веспы с помощью механика миссии и для восстановления своих сил. Утром первого октября я выезжаю в Дар-эс-Салам, 500 километров отличного асфальта я преодолею без проблем за девять часов. В Дар-эс-Саламе у меня особая встреча, запланированная еще восемь месяцев назад.
Там будет ждать меня друг: Джованни, президент ассоциации Arcobaleno di Tanzania.
Я нахожу его на улице, он вышел, чтобы встретить меня рядом с местом, где располагаются миссионеры Preziosissimo Sangue. Пока подъезжаю, он улыбается в усы и молчит, может быть, с трудом узнавая меня в человеке с пожелтевшими волосами и похудевшем на тридцать килограммов. Мне кажется, я переживаю – на опереточный манер – встречу Стенли и Ливингстона. Недостает лишь, чтобы Джованни произнес фразу Mister Stefano, I presume?[13]
Эпилог
Я пробыл в Дар-эс-Саламе чуть меньше недели. После почти восьми месяцев совместных приключений наши дороги, моя и Веспы, разошлись. Я вернулся домой самолетом, а она продолжила свою одиссею сначала на корабле, доставившем ее в Роттердам, потом поездом Веспа добралась до Милана, и, наконец, через месяц, грузовик привез ее к моему дому. Вместе с ней мы преодолели невообразимые трудности и нашли пути решения проблем, казавшихся неразрешимыми. Мы проехали по песчаным дорогам, грязи, лесам, переправлялись вброд через реки и плыли по Конго под тропическими ливнями на экваторе.
Я заставил ее совершить то, для чего она не была создана. Должен сказать, что она всегда была на высоте и всегда слушалась моих команд. Она ни разу не предала и не покинула. Из нас двоих тем, кому случалось проявить слабость, был я, автор этих строк. Малярия, дизентерия, аллергия, одиночество порой вызывали упадок духа. Но в моменты уныния я всегда знал, что могу положиться на нее, на ее силу, гранитное упорство и на твердое желание никогда не бросить меня посреди бури, но везти до надежного и безопасного места.