— Видишь? Эти люди не разрушили свой мир, как вы — свой. Они все сохранили и приумножили, хотя и были в шаге от такой же катастрофы, что выжгла половину Саракша.
— Зачем же они тогда явились к нам? — У Роя щемило сердце от всей красоты, что расстилалась под ним: один пейзаж сменял другой, одно чудо затмевало другое. — У них тут настоящий рай, а у нас…
— Они настолько щедры, мальчик, что главная их цель — поделиться своим счастьем с другими. Они стремятся делать добро любой ценой.
Капралу вдруг разонравился этот мир под ярко-голубым небом. Резали глаз и небо, и чересчур яркая зелень, и неправдоподобная белизна домов, и серебристые искорки летающих машин… До жути захотелось домой, под привычное серое и твердое на вид небо Саракша.
— Любой ценой? — переспросил он. — А если цена слишком велика?
— Я тоже спросил об этом Мах Сима… И знаешь, что он мне ответил? Что люди иногда сами не знают, что такое добро. «А ты знаешь?» — спросил я его. — «Знаю», — ответил он. И именно эта его уверенность понравилось мне меньше всего…
— Так почему же… — начал было Рой… и тут все исчезло.
Над ним склонялся хмурый Зарис, а над его плечом виднелось знакомое серое небо Саракша. Он был дома.
— Хватит дрыхнуть, — буркнул друг. — Собираемся и отчаливаем. Поступил приказ командования об отмене операции. Фогуту злой, как собака, — он ее два месяца готовил…
— Сворачиваемся, так сворачиваемся. — Рой легко вскочил на ноги и украдкой бросил взгляд на то место, где сидел горец: гравий был примят, но поди разберись чем — босыми ступнями или кованными триконями подошвами горных ботинок. Похоже, что и сам гость, и фантастическое путешествие ему всего лишь приснились. Чего не привидится после многочасового перехода, да накануне боя?
Но одно он знал твердо: ему больше не хотелось мстить…
Глава 6
Егеря едва успели снять ранцы и подсумки, запихнуть под койки бронежилеты и наскоро почистить оружие — капитан Фогуту завел порядок в стиле маршала Зогу: «Сам в пыли, дерьме, грязи, а оружие — блести!», — предвкушая, как будут наслаждаться под чуть теплой водичкой в душе, а на пороге казармы вырос дневальный из новичков:
— Рота! На построение!
— Что там стряслось?.. — проворчал Рой, защелкивая на место только что отсоединенный магазин. — Нет, чтобы сперва дать помыться, перекусить… Построение…
— Комиссия какая-то прибыла, — буркнул капрал Рууку: он две недели провалялся в госпитале с пустяковым ранением и вернулся только вчера — крошечный осколок засел в плече, и все бы ничего, да ранка загноилась, началось воспаление, и капитан чуть не пинками загнал солдата на лечение. — Штабных с утра дрючат, казармы осматривали… Построение вот придумали.
— Глядишь, — подал голос рядовой Этр, — строевой смотр еще затеют.
— Чего бы вы понимали в строевых смотрах, насекомые! — как всегда безапелляционно заявил фельдфебель Набигобу, отодвигая в сторону дневального. — Какие теперь смотры? Вот, помню, при Государе Императоре Эрране Двенадцатом, земля ему пухом, были смотры, так смотры! Чуть не за полгода начинали готовиться! Зато уж как вдарим строевым, да ножку, да ножку, да с песней… У проверяющих слезы на глазах, командиру — очередное звание с медалькой, а нам, солдатне — я тогда, как вы сейчас был, зеленым и сопливым, — увольнительную на три дня. Вот какие смотры были при государе императоре!.. Да и вообще — разве армия сейчас? Полевой бардак с вами, желторотиками, вместо шлюх…
Ответом ему был громовой хохот: фельдфебеля — грубого и прямого, как саперная лопатка, один из последних осколков той, имперской армии — в роте любили и уважали.
— Все? — без улыбки спросил Набигобу, когда затих последний смешок. — Поржали, жеребцы стоялые? А теперь на выход — по полной выкладке!
— Но приказано… — робко подал голос дневальный.
— На приказано… — фельдфебель доступно объяснил, что намазано на это слово. — Понятно? По полной выкладке, я сказал.
И вышел, не дожидаясь выполнения приказа.
Ворча и переругиваясь, солдаты напяливали осточертевшую за «боевые» амуницию, затягивали ремни, прыгали на месте, проверяя, не гремит ли что, — капитан Фогуту мог смотреть сквозь пальцы на не застегнутый по уставу воротничок или другую небрежность в одежде, на недостатки в строевой подготовке или что-то подобное, но просчеты в экипировке карал безжалостно.
— Мне нужен солдат, — любил повторять офицер. — Боеспособная единица, а не балерина. Если будет нужна балерина — пойду в оперу. Но мне и вас хватает, девочки!
Зато проверяющие — все, как один, в новенькой, с иголочки, форме старших офицеров от бригадира и выше — просто потеряли дар речи, увидев воинство капитана Фогуту, с грохотом строящееся в некое подобие «коробки». На фоне остальных рот, пусть тоже не сверкающих отутюженными мундирами, разведчики выглядели нечищеным солдатским сапогом, брошенным посреди банкетного стола.
Сам капитан присутствовал тут же, правда, не в полевой, а в повседневной форме, выглядевшей торжественно из-за наград, сияющих на груди в два ряда. Рой и не подозревал, что его командир настолько заслужен — со своего места во второй шеренге он разглядел Золотое Знамя и Пламенеющий Крест, — Фогуту никогда не надевал даже орденских колодок. Сердце замирало в предчувствии чего-то очень важного.
Разглядел Рой и очень настороживший его персонаж: за спинами столичных офицеров возвышался плечистый молодой гигант в гражданском, очень и очень кого-то напоминающий…
— Что это за клоунада, капитан? — недовольно скривил губы старший из проверяющих, брыластый толстяк с генеральскими эмблемами на матерчатых погончиках разве что не хрустящего новенького камуфляжа.
Его невысокий, скажем так, рост с лихвой компенсировался высоченной фуражкой, огромную тулью которой, вздернутую наподобие древнего гренадерского кивера, украшал разлапистый имперский герб, с некоторых пор сменивший скромные офицерские кокарды.
— Рота капитана Фогуту только что прибыла с боевого выхода, — попытался вступиться за подчиненного полковник Зедду, командир егерей. — Солдаты не успели…
— Я не нуждаюсь в адвокатах! — повысил голос генерал — Ваш подчиненный что, проглотил язык?
— Нет, господин генерал, — спокойно, чересчур спокойно, ответил Фогуту. — Я вполне владею этим органом.
— Вы еще и шутник?! — генерал почти визжал. — Распустить роту и через пять минут построить снова! В пристойном виде!
— Ничего более пристойного для солдата, чем пыль боев и походов, покрывающая его, не существует.
— Вы еще и философствуете?!
— Не я, а маршал Зогу, господин генерал, — сухо ответил офицер. — Цитата из «Наставления победителям».
— Ну, знаете… — потерял дар речи проверяющий.
«Наставление победителям» официально не приветствовалось при Неизвестных Отцах, как «отрыжка имперского режима», но сейчас, когда взят курс на новую армию, возвращены имперские знаки различия и регалии… Генерал не знал, что делать, и строптивый капитан это отлично видел.
— Видит Мировой Свет, — отдышался толстяк, на ухо которому все время затянувшейся паузы что-то нашептывал худощавый очкастый бригадир, — я хотел все сделать с наибольшей пристойностью… Ты сам виноват, капитан… Вы арестованы! Сдать оружие! — протянул он короткопалую, заметно подрагивающую кисть.
— Согласно новому уставу, генерал, — и не подумал расстегнуть кобуру Фогуту, — офицеру, подлежащему аресту, сначала должно быть предъявлено обвинение. А сам арест должен производиться чинами военной полиции. Вы из полиции, генерал?
— Да я… — генерал весь сине-багровый, как новорожденный младенец, налившийся дурной кровью, принялся расстегивать свою кобуру трясущимися руками. — Я тебя… собственной рукой…
— Давайте успокоимся. — Отодвинув, словно пешку, стоящего на пути офицера, светловолосый гигант шагнул из-за спин проверяющих, поднимая широченные ладони в умиротворяющем жесте. — Не нужно делать резких движений…
— Горец? — выдержка изменила капитану Фогуту. — Да это же карнавал, солдаты! Это шпионы, переодетые офицерами! Взять их!
— Успокойтесь, капитан! — попытался спасти ситуацию полковник Зедду, но было уже поздно…
— Первый взвод, — командовал капитан Фогуту с «герцогом» в руках солдатам, окружившим группку приезжих. — Арестовать шпионов, разоружить и препроводить на гарнизонную гауптвахту. При сопротивлении — стрелять на поражение. Второй и третий — взять под контроль арсенал и парк боевых машин. Лейтенант Зоту — назначаю вас командиром разведроты. Как старший после командира офицер, беру командование бригадой на себя. Полковник Зедду, сдайте оружие! До дальнейших распоряжений вы заключаетесь под домашний арест.
— Надеюсь, вы понимаете, что это мятеж, капитан, — полковник протянул сложенный пополам ремень с кобурой фельдфебелю Набигобу. — Это воинское преступление!
— Понимаю, полковник. Жаль, что вы не поняли: преступление — все, что происходило до того.
Когда арестованных увели — все шли понуро, обреченно, только великан все оглядывался, пока не скрылся из виду, — капитан дождался, пока утихнет шум и начал:
— Солдаты! Все вы знаете, что наша великая страна находится на грани гибели. Кучка политиканов, продавшаяся врагам Метрополии, захватила власть и планомерно уничтожает все, делающее нас великими, и, прежде всего, армию. Только что я арестовал горстку шпионов, прибывших для того, чтобы уничтожить одно из последних боеспособных подразделений страны. Нас, солдаты. Горных егерей!
Ответом ему был ропот и гневные выкрики. Капитан поднял руку, заставив слушателей умолкнуть, и продолжил, демонстрируя солдатам какую-то бумагу.
— Вот приказ о разоружении бригады, расформировании и разделении личного состава по другим частям. Жирным клопам, окопавшимся в Столице, не по душе, что мы тут, на дальнем рубеже нашей родины, сдерживаем орды кровожадных дикарей, не позволяя им грабить и убивать мирных граждан, насиловать их жен и дочерей, угонять в рабство детей и стариков. Наша война названа здесь, — он поднял листок к глазам и прочел вслух: — «Геноцидом мирного населения». Вы слышали, солдаты? Геноцидом! Теперь вас не удивляет, что рядом с этим липовым генералом стоял самый настоящий горец?