ься друг к другу. То и дело кто-нибудь, дойдя до точки кипения, открывал огонь в темноту, и лишь чудом никто до сих пор не был убит или ранен рикошетом — отскакивающие от бетонных стен и пола, металлических труб и люков пули жужжали в опасной близости от людей. И каждый раз стрелявший врал, будто видел в темноте нечто угрожающее, хотя по бегающим глазам читалось, что все это — всего лишь результат страха, от которого нервы людей были на постоянном взводе.
Хуже всего приходилось ослепшему бедняге, которому, естественно, оружия не доверили по вполне понятным соображениям. Если остальные хотя бы чувствовали успокаивающую тяжесть смертоносного металла в руках, то он был лишен и этого «допинга», лишь тоненько подвывая от ужаса в середине колонны и отчаянно вертя замотанной бинтами головой на все триста шестьдесят градусов. Слепец каждый раз верил, что именно вот эта стрельба не была ложной тревогой и клыки и когти чудовищной твари уже нацелены на его беззащитное горло… Порой Рою казалось, что невезучий уголовник уже сошел с ума: он беспрестанно бормотал что-то себе под нос, размахивал руками в перчатках, задевая рядом идущих, и было только вопросом времени, кто из озлобленных, взвинченных людей первым всадит в него пулю…
На миг Рою привиделось в темноте хода лицо матери, она улыбалась и манила его к себе. Он даже потряс головой, чтобы отогнать наваждение.
«Нужно идти вперед, там свет, — стучало в мозгу. — Там больше не будет этой темноты и этого ужаса…»
Уголовники уже не ссорились и не палили во все стороны. Они почти бежали вперед, стремясь обогнать друг друга.
— Не туда! — прохрипел Копченый перед очередной развилкой: связанные одной веревкой беглецы, как стадо, рванулись в один из ходов, волоча его, бешено упирающегося ногами за собой. — Не этот ход! Туда нельзя!
Рой снова увидел перед собой лицо матери и вдруг вспомнил лес, мертвецов в красных тюремных робах, свои галлюцинации…
— Капрал Гаал! — услышал он рык предводителя. — Остановить их любой ценой! Это приказ!
Слова команды будто отрезвили бывшего солдата. Ни слова не говоря, он ухватил за воротники комбинезонов ослепшего беднягу и Горбатого, с силой ударил их друг о друга, приводя в чувство, и уперся изо всех сил. Но все было напрасно: тупо прущие вперед уголовники, будто упряжка взбесившихся коней, легко преодолевала их с бывшим бригадиром усилия, равно как и сопротивление присоединившихся к ним товарищей. Повторялась недавняя история: четверо против всех остальных, и трудно было представить, что может переломить ситуацию. Можно было обрезать веревку, но тогда освободившаяся «упряжка» непременно погибнет. Тягучая одурь снова начала заволакивать сознание, Рой видел, как трясут головами его товарищи, и понимал, что на решение остаются считаные секунды.
И тут он вспомнил слышанную в детстве от дедушки историю. Это произошло с их дальними предками, осваивавшими дикую тогда территорию Великой Степи, которая теперь превратилась в пустыню. Упряжка коней, запряженная в фургон с переселенцами, понесла, и повозка вот-вот могла разбиться. Виной всему был один конь, не ко времени ужаленный оводом, но остальные, пытаясь повиноваться вознице, ничего не могли поделать. До края обрыва оставалось всего ничего, когда пращур Роя спас ситуацию, уложив из своего мушкета взбесившееся животное. Повозка была спасена, а вместе с ней беременная прапрабабка Роя. Одна пуля спасла весь их род.
«Мой род тоже обрывается на мне!..»
Гаал сорвал с плеча автомат, но тут один из уголовников, раньше шедший предпоследним, отпихнул айкра, бегущего рядом, и ударом ножа обрезал веревку. Равновесие почти восстановилось, а грохот очереди, выпущенной Роем в потолок, и посыпавшиеся осколки бетона позволили стряхнуть наваждение остальным.
— Прочь отсюда! — сорванным горлом кричал Копченый, и никто даже не обернулся вслед исчезнувшим в темноте уголовникам.
Капралу представлялось скользкое чудище, ломающее своими щупальцами заманенных им в ловушку людей, трещащие кости и рвущаяся ткань комбинезонов. Он был в одном шаге от того, чтобы тоже перерезать веревку и броситься назад. Не спасти товарищей — так отомстить за них коварной твари…
Он уже нащупал рукоять ножа, когда впереди замаячил тусклый отблеск…
Глава 15
Могучая река плавно несла к близкому океану мутные вздувшиеся воды, местами сплошь сокрытые под сломанными ветвями и прочим мусором — в верховьях, наверное, прошли обильные дожди, растерявшие силу по дороге и добравшиеся сюда, к устью, гнилой обложной моросью. Водяная взвесь пополам с туманом скрадывала противоположный берег и расстилающийся за ним лес. Если глядеть на морщинистую гладь, расплывающуюся в мареве в какой-то полусотне метров, казалось, что весь мир — плоский, как бумажный лист. Или того хуже — как его жалкий обрывок, плавающий в океане белесой мути. Что нет больше огромных городов, бескрайних равнин и высоких гор. Только бесконечное во всех направлениях сырое месиво, похожее на комок раскисшей в луже ваты…
— Может, хватит там мечтать? — раздался из глубин ржавой громадины гулкий дребезжащий голос. — Я дождусь когда-нибудь ключа или мне самому за ним вылезти?
Рой встрепенулся и загромыхал ботинками вниз по металлической лестнице, именуемой трапом.
Подземные приключения завершились к вечеру, а уже в темноте поредевший отряд вышел к реке — одному из многочисленных рукавов Голубой Змеи, на которые она разбивалась перед впадением в океан. Последние десятки метров пришлось буквально прогрызаться через густое переплетение растительности, для которой регулярно удобряемые щедрыми разливами земли были настоящим раем земным. Измотанные донельзя путники повалились кто где стоял, едва оказались под крышей — в каком-то огромном ангаре из проржавевшего до дыр гофрированного металла. Копченый даже кулаками не мог заставить измотанных беглецов подняться, и караулить сон товарищей пришлось поочередно ему самому, Рою и айкру. Хотя последнему Гаал, на месте командира, не доверил бы и вилки, не то что боевого оружия — слишком прочно сидела в памяти многолетняя ненависть к островитянам-головорезам.
А наутро выяснилось, что ангар, заваленный проржавевшим хламом, — часть еще одного осколка Империи: базы военно-морского флота Его Величества, некогда мощнейшего на Саракше. Чего стоил один только дредноут «Эрран Шестой», легший на грунт еще четверть века назад — многотонная фугаска разворотила всю его носовую часть, — и теперь, стараниями неутомимой реки, превратившийся в остров. Ржавые башни главного калибра, в стволах орудий которых легко мог поместиться взрослый человек, диковато смотрелись среди росших на палубе деревьев, а надстройки, облюбованные под гнездовья морскими птицами, напоминали оранжевые стальные утесы. Больше всего Роя поразил огромный имперский флаг, до сих пор тяжело свисающий с мачты мертвого, но так и не побежденного гиганта. Прорезиненной ткани мало что сделалось за пролетевшие над палубой флагмана Западного Флота годы, и из-под грязи и потеков птичьего помета до сих пор проглядывали геральдические звери и Большая Императорская Корона. И Рой не мог удержаться, чтобы не встать вслед за бывшим бригадиром навытяжку, отдавая честь флагу, под которым ему не довелось служить…
Теперь отстиранный дочиста и приведенный в порядок — заштопаны дыры и подрублен разлохматившийся край — штандарт лениво развевался над крупным некогда портом: бродягам, в общем-то, было все равно, что за «тряпка» реет у них над головой. Однако ляпнувший такое вслух Старик заработал в зубы от Копченого и заткнулся — он вообще чувствовал себя не в своей тарелке после гибели Полбанки, — и остальные благоразумно молчали.
Отряд собрался на единственном судне, пригодном для морского перехода, — военном транспорте «Отан Тууку» (никто не смог припомнить эту выдающуюся личность), пришвартованном к грузовому причалу напротив портовых складов, превратившихся в зеленый лабиринт. Давным-давно там что-то горело и взрывалось так, что ни одного здания не уцелело.
Копченый охотно выбрал бы для дальнейшего пути что-нибудь другое — например, эсминец, благо два из четырех еще держались на плаву, — но управлять крупным боевым кораблем с малочисленной необученной командой не стоило и мечтать. Он предпочел бы какое-нибудь иное судно и по другой причине: трюмы «Отана» оказались под завязку набиты крупнокалиберными снарядами, должно быть предназначавшимися для «Эррана Шестого» и других тяжелых кораблей. Слава Мировому Свету, пороховых картузов и детонаторов к ним не было, только сами стальные чушки по полтонны весом, но стоило только представить, сколько взрывчатки находилось в каждой из них, если от взрыва такого снаряда оставалась воронка размером в половину стадиона, как желание шутить с «веселым грузом» пропадало подчистую. Транспорт, вероятно, только начали разгружать: один из трюмов был открыт, над его зевом нависала, скрипя на ветру, стрела портового крана, а на причале, намертво приржавев к рельсам, застыли несколько вагонеток с десятком выгруженных «болванок». Закончить разгрузку не стоило и мечтать: источенный коррозией кран держался на честном слове, и то, что он еще не обрушился, само по себе было чудом. И трюм-то пришлось задраивать с огромным трудом.
Оставалась сущая косметика заставить работать без перебоев капризничающие пока судовые машины и вывести «Отана» в океан. А там рукой подать до не известной пока никому цели путешествия.
— Сушей мы не пройдем, — пресек в зародыше Копченый попытки спутников возражать против опасного и отдающего авантюризмом плана. — Там на десятки километров джунгли, не хуже тех, что вы уже видели. Да к тому же еще несколько притоков Змеи и болота, болота, болота… А дальше начинается пустыня. Много мы сможем унести с собой питьевой воды на горбу? То-то… А на суденышке этом прокатимся с комфортом. Мой айкр, — бывший бригадир хлопнул по плечу невозмутимого Туурлана, — на Архипелагах был офицером и разбирается в мореходстве.
— Не маловато ли одного моряка, а, Копченый?