— Вот, держи так. Легче станет.
Сам же лезу в коробку из аптеки… Так, где тут у нас? Вот оно! Солкосерил. Не мазь. Гель. Ну так, наверное, ещё лучше. Так, руку же вытереть надо будет… А, вот… Подтягиваю к себе рулон бумажных полотенец с кухни.
— Доставай руку… Сейчас протрем… Да не дергайся ты! Я тихонько.
И в самом деле. Сам ожог я протирать понятно не стал, там и так всё обожжено, оно явно не полезно будет. Просто промокнул тихонечко, чтоб полотенце воду впитало. И ещё раз. Вроде все. Теперь гель. Смазал весь ожог, полностью… Едва касаясь пальцами. Хоть мальчишка он и противный, но и лишней боли ему причинять не хочется. Так, смазал. Что там дальше? Гм… Ну, наверное, надо перебинтовать? Иначе так и будет всё время задевать рану. И сдерет все нафиг. Да хотя бы во сне повернется не так и всё… Боль, крики, страдания… Да, надо бинтовать. Причем, я, вроде, слышал, что при ожогах никакой ваты… Типа — строго противопоказано. Только бинт. Существует еще какая-то сеточка, кажется, но у меня ее тут под рукой точно нет. Или это только у военных в спец. аптечке бывает? Не помню. Так, а и бинта-то у меня тоже нет в коробке! Пластырь вот есть, но это — точно не то… Блин, что ж я так туплю-то? Да каждая автомобильная аптечка процентов на 80 из одних бинтов состоит!
— Посиди пока так. Не шевелись.
А сам выскочил на улицу. Так, вот Ниссан. И где тут у него аптечка? Явно не далеко должна быть — при проверках ее спрашивают иногда. Вот же она! Цепляю ее и чуть не бегом возвращаюсь в дом. Так, точно угадал — одни бинты считай. А то что холодные, с улицы… Так это и ничего. От руки моментом нагреются. А первое прикосновение, ему даже приятно будет холодненькое… После ожога-то… Так распечатываем и начинаем бинтовать. Блин, тоже задача не такая уж и простая, как кажется на первый взгляд. Туго затянешь — кровоснабжение нарушишь. Слабо — повязка сползет. Вот и угадывай как правильно надо. Ну, вроде все. Намотал.
— Не туго? Не жмет? Пальцы не немеют? Нет? Ну и хорошо.
Только тут я обратил внимание, что Настя с Евой сидят рядышком, внимательно наблюдая за всеми моими манипуляциями. Улыбнулся девчонкам.
— Девочки, не поставите чайник на кухне? Чайку попьем все вместе… А мне с Андреем сейчас нужно по-мужски поговорить. Без свидетелей.
Настя понятливо кивает и тянет за собой Еву на кухню. А я поворачиваюсь к притихшему мальчишке.
— Ну что? Поговорим?
— О чём? — кривит губы, словно собираясь опять зареветь, но сам смотрит настороженно.
— О твоем поведении. И о том как тебе дальше жить, — стараясь говорить как можно рассудительнее довожу ему мои Правила.
— А что я … опять? — снова начинает похныкивать мальчишка.
— Так, заткнулся быстро! — Резко рявкаю на него. Еще и кулаком по столу пристукнул. — Мы поговорить собрались, а не твои сопли вытирать, и твои визги слушать.
Не помогает. Пацан опять начинает реветь. Уже не от боли, а скорее, испуганно. Блин, да как с ним общаться то!? Не воспринимает мои слова, абсолютно! Если они ему не выгодны конечно. Чувствуя, что опять начинаю заводиться, хватаю его за плечи и резко встряхиваю:
— А ну, заткнулся живо!
Не помогает. Громкость воя только увеличивается. Причем теперь уже явно слышны скандальные нотки. На публику работает, паршивец. Не выдерживаю и отвешиваю ему добрую оплеуху. Мелкий аж падает. Но орать не перестает. Правда скандальные нотки сразу исчезли. Остались только боль и страх. Но и снизить громкость он и не подумал. Блин, необучаемый совершенно! Да что ж он такой тупой-то? Еще говорят — «дети пластичны, мгновенно адаптируются к новым условиям».. Ага, как же! Вот этот конкретный ребенок ни к чему приспосабливаться не собирается. Похоже, что он другого поведения просто и не знает.
Не выдерживая хватаю его одной рукой за горло, заставив подавится собственным криком. Наклоняюсь к нему и, почти соприкасаясь лбами, буквально шиплю ему в лицо, задыхаясь от переполняющего меня бешенства:
— Если ты сейчас же не заткнешься — я тебя просто вышвырну на улицу и уже никогда больше не пущу сюда домой. Можешь пойти и хоть весь сгореть, больше тебя лечить никто не будет. Сгореть в печке или замерзнуть в сугробе… Мне будет все равно! А если хочешь остаться, то засунешь свой язык в жопу и будешь только слушать! Слушать и слушаться! Ты понял? Попробуешь зареветь — вылетаешь на улицу. Понял, я тебя спрашиваю?
Я наконец отпустил мальчишку, тут же рухнувшегося на пол и зашедшегося в надрывном кашле. Блин, а я не перестарался ли? Он же мелкий. Чуть переборщил и все… Но нет. Вроде прокашлялся. И, хотя смотрит на меня с ужасом, и дышит как паровоз, но реветь вроде больше не пробует.
— Вижу, понял, — смягчившимся голосом замечаю я. — Хорошо. Молодец. Вот теперь когда ты готов меня слушать, и поговорим. Садись, — киваю ему на табуретку.
И когда тот неловко взгромождается на нее, по прежнему с испугом смотря на меня как кролик на удава, сажусь напротив.
— А вот теперь слушай меня. Внимательно слушай. Потому что от моих слов весьма возможно твоя жизнь будет зависеть. — Делаю паузу, давая мальчишке осознать эти слова и продолжаю. — Ты привык, что весь мир крутится вокруг тебя. Что ты «Центр Вселенной». Что тебе достаточно заплакать и все проблемы тут же разрешатся. Мама, папа, бабушка, дедушка, тетя…. Все тут же кидаются тебе на помощь. Чтоб ты вкусно покушал, сладко покакал, не скучал, не замерз и так далее. Все — чтоб тебе было хорошо. Но все твои родные умерли! Все!
Больше никому нет никакого дела до тебя! Пойми это. Никому нет дела до мальчишки по имени Андрей. У всех — свои проблемы. И кидаться выполнять твои «я хочу» или «я не хочу» никто не будет. Всем глубоко насрать на тебя. Ты можешь замерзать на улице, или обгореть в костре, или сломать себе ногу… Никому нет дела до этого. Ты можешь сдохнуть, да хоть сейчас. И никто даже не почешется. Даже твой труп никто не станет закапывать. Просто выкинут в лес, чтоб тебя собаки дикие сожрали! Ты пойми, — наклоняюсь к нему ближе. — Ты сам никому не нужен. И, если ты хочешь жить с нами. Со мной, с Евой, с Настей… То ты должен слушать, что тебе говорят старшие. Я или Настя. А свое «Я хочу» можешь засунуть себе в задницу. Или ты выполняешь всё что мы тебе говорим, и тогда ты живешь тут, в тепле и уюте. Смотришь телевизор. Ешь досыта. Или ты опять произносишь свое «Я хочу» или «Я не хочу» и тогда тут же пи…уешь отсюдова замерзать под забором. Ты понял?
— Да… — очень тихо, испуганно.
— Не слышу?!!! — Старинная армейская метода — заставлять повторить три раза, ломая колючие характеры.
— Да, — чуть громче с нотками досады в голосе.
— Что-что? Не слышу, — откровенно издевательски уже продолжаю гнуть мальчишку.
— Да! — Уже чуть не кричит тот со слезами в голосе. — Я понял. Понял.
— Вот и молодец, — внезапно смягчившимся тоном хвалю я его. — Пойдем чаю попьем. Утром-то ты отказался же завтракать.
— Я не отказывался.
— Отказался! — Вновь резко меняю тон на жесткий. — Не захотел руки помыть. Значит — отказался от завтрака. Пойми наконец, эти два события связаны напрямую! Мало сказать, что ты понял. Нужно это действительно понять! Не сделал, что тебе велено — остался без завтрака. Попытался добиться чего то ревом — получил по шее. Сломал что-то из вещей, чтоб напакостить — пинок под сраку и «гуляй Вася»…
У мальчишки хватило мозгов не возражать. Сопит, смотрит на меня, а мне вот буквально видно как в его голове шестерёнки проворачиваются. Думай, думай… Полезное занятие.
Ну поесть нам девочки, конечно, ничего не приготовили. Ладно что хоть чайник-то вскипятили. И, пока они накрывали на стол, наливали в чашки, я метнулся опять-таки на склад и притащил каких-то там печений и пряников. Не еда в полном смысле этого слова, но все-таки. И, если Андрей жевал жадно, явно проголодавшись, то девчонки ели их так… Ну как и положено есть сладости, смакуя и с любопытством посматривая на нас с Андреем. Вот же Евино племя… Всё-то им знать надо. Что-то они наверняка слышали сквозь стены. Временами мы совсем не сдерживали громкость. И общий смысл разговора наверняка уловили. Да и как его не понять? Старший строил мелкого. Блин, да подобные мизансцены вечны! И в каком-нибудь каменном веке, и в современном мире, они выглядят практически одинаково. Но девчонкам всё равно любопытно. На то они и девчонки.
После чаепития, хотя еще только-только начинало темнеть, я все-таки завел генератор. Настя достала свой телефон, поставила его на зарядку. Андрей тоже подключил один из телефонов, лежащих у меня на столе. Мне было трудно понять это их стремление втыкать в телефон. Нет, будь тут интернет — еще бы ладно. Там можно было б понять. Но интернета ж не было! Вообще связи не было! Сеть недоступна. Так на кой, спрашивается, им телефоны? Только ради скаченных игрушек? Книг они не читали. Но им, похоже, доставляло чисто физическое удовольствие тетешкать в руках рабочие телефоны. Не понимаю. Ну не понимаю я этого.
Впрочем, не мое это дело. Попросив Настю присмотреть за мелкими, я решил пройтись по домам которые мы разведали, собирая умерших. Собрать например все диски (да и вообще все цифровые носители) из дома «рокера» (а у него большая коллекция там), да и сам его музыкальный центр вместе с колонками притараканить надо. Да и в том доме где парень с матерью жил тоже стоит порыться. Комп там приличный. И флешки, по любому, есть. Вот все это добро домой и притащить.
Ехать решил на Ниссане. А то с этими похоронами и последующими заморочками я совсем забыл о своем решении ежедневно тренироваться в управлении. А то механика мне пока уж очень туго дается. Вот и теперь все та же картина. При попытке переключения скоростей мотор глох через раз. Нет, прогресс все-таки был. Что-то вроде начинало получаться, но ездой это назвать ещё невозможно. Изнасилование двигателя. Надо! Надо больше тренироваться. Не забывать