Разумеется, отдал он самый проблемный и, фактически, непригодный для земледелия участок из имеющихся территорий, на самой границе с эльфийским лесом, кишащим свирепыми хищниками и еще более опасными монстрами. Это был участок, отрезанный от ближайшего поселения широкой полноводной рекой. К пожалованной земле не было свободного доступа — ни переправы, ни моста. Чтобы туда добраться, пришлось строить плоты. По-другому никак, объездной дороги не было.
Для наглядности, Виолетта взяла валявшийся на земле прутик и, притоптав ботинком оголенный участок земли изобразила Королевство Латор и наше местоположение на нём. Земли Королевской династии находились по центру страны. Его окружало четыре Герцогства, по размеру не уступавшие родовым землям короля Фердинанда Третьего. Герцогства раньше были суверенными королевствами со своими монархами, но после долгой и кровопролитной войны, случившейся лет триста назад, их правители признали верховную власть Короля Дориана и стали вассалами существующей сейчас Королевкой династии Латор. Ранее нередко случались бунты и попытки свержения потомков Дориана, но все они были жестоко подавлены, а виновники казнены и вырезаны под корень. Установилась жесткая вертикаль власти, и подобный порядок вещей успешно поддерживается правителями Латора последние семьдесят лет.
Королевство Гринвальд, являющееся теперь Западным Герцогством Латора, само имело сильно раздробленную структуру и множество отдельных родовых владений. Герцог не обладал полной властью над всей территорией. Он правил только её средней частью, являвшейся владением его рода. Северной и южной областью владели его вассалы, маркграф Остин и Велдфорд.
Маркграфы также имели свои родовые земли и вассалов, носивших графский титул и управлявших зачастую, не меньшими владениями, чем они сами. Графства сами в свою очередь делились на провинции и одной и таких провинций являлись владения барона, лорда Селвиша. Виолетта затоптала свою прошлую карту и нарисовала мне новую, разумеется, совсем не точную, но даже на ней можно было понять в какой захолустье, мы сейчас находимся, и где лежат наши утраченные владения по отношению к главному и крупнейшему городу провинции.
В этом опасном для жизни месте новый «дворянин» должен был выживать вместе со своей женой и малолетними детьми, да еще платить налоги и всячески служить в качестве покорного вассала барону Ингриду. Отказаться от подобной «награды» было нельзя — это прямое оскорбление Его Величества. Сын «Рыцаря алой ленты» не являлся рыцарем, но уже относился к низшему дворянству и мог рассчитывать на женитьбу с другой низшей дворянкой, какой-нибудь пятой дочерью младшего брата барона. Так и случилось. Нетитулованная, не имеющая ни приданного, ни земель, третья дочь четвертого сына барона Ингрида стала супругой отца Ризольды. Барон Селвиш своими махинациями и нечестными карточными играми лишь вернул себе свои земли, но уже облагороженные и более безопасные, чем раньше.
Вот и вся история «дворянства» нашей семьи. Мы с Виолеттой «никто». Вторая и третья дочь потерявшего все свои владения вассала. И сейчас никакой разницы между нами и хозяином местной таверны нет. Даже наоборот. Он уважаемый и состоятельный бизнесмен среднего звена, а мы две нищенки, две жалких, никому ненужных побирушки. Если на нас пожалуются капитану городской стражи, обвинят в воровстве или еще чем, могут и вздернуть на виселице. Заступиться за нас некому.
Именно поэтому, место наложницы барона для Виолетты виделось чуть ли не головокружительным карьерным взлётом, а для меня, по собственному желанию покинувшей службу Храму Культа, надо срочно искать мужа или работу в гильдии авантюристов, и еще не факт, что меня туда примут. Жрицы, хоть и нужны, но из-за отчислений храмовникам, не особо-то популярны в командах. Это показалось мне дикостью. Людям что, совсем жизнь не дорога — на жрицах экономить? И тут я узнал от сестры, что не так уж и эффективно «чудо исцеления», которым славятся жрицы Храма. Небольшой порез, зубной флюс, неглубокую рану от стрелы они исцеляют, но не более того.
Виолетта ранее промолчала, но чтобы кто-то приживлял оторванные части тела и одновременно убирал раны на всём теле, как это недавно сделал я с эльфом — о таком она раньше никогда не слышала. Короче, моё лечение оказалось покруче местного «чуда» и это не могло не радовать.
Из рассказа сестры я понял, что хожу по очень тонкому льду, позволяя себе грубить «уважаемым» горожанам. А еще, раз я уже не служу в Храме, то и мантию послушницы носить не имею права. Этим я нарушаю неписаные законы общества. Расхаживая в мантии, и позволяя себе неподобающее поведение, я навлекаю на себя гнев священнослужителей Культа. Короче, я действую на грани фола, а так как я еще незамужняя девушка, сирота, то вообще права голоса и своего мнения иметь не могу.
Именно поэтому качание своих прав, торг на повышенных тонах и крики с моей стороны произвели на Виолетту столь неизгладимое впечатление. Пожалуй, только бродячий эльф в этом городе находился с нами на одном уровне социальной лестницы. Не удивительно, что эти ребята такие вспыльчивые. Кому бы понравилось к себе заведомо презрительное отношение?
Оказавшись у входа в здание гильдии авантюристов, я уже не чувствовал себя так уверенно, как раньше. Виолетта старательно запугивала меня тяжелыми последствиями неподобающего поведения, вроде висения на дыбе, публичной порки плетьми и пожизненной каторги на рудниках. Я заходил в холл гильдии с щемящим чувством собственной неполноценности, заранее ожидая, что на меня будут смотреть, как на г*вно, но внутренне я никак не мог смириться с таким положением вещей.
Если меня будут откровенно унижать, я не смогу смолчать, а если после ответного выпада меня пошлют из гильдии, через неделю я окажусь на улице, а еще через две умру в канаве от голода. Во всяком случае, такую перспективу мне обрисовала сестра, но обещала, если что, замолвить за меня словечко перед лордом Селвишем, вдруг ему или его многочисленным сыновьям, племянникам, прислуге или личному конюху потребуется дежурная дырка для плотских утех. Спасибо, сестрица. Мне даже показалась, что она издевается надо мной, специально нагнетая атмосферу безысходности. Решила меня запугать, чтобы я вел себя потише.
Небольшой зал гильдии оказался абсолютно пуст. Я ожидал увидеть сидящие за столами команды авантюристов. Множество самодовольных весельчаков, шумно обсуждающих успешно выполненное или предстоящее задание, но подобные представления о жизни авантюристов были лишь плодом моего воображения, созданного и поддерживаемого авторами моего прошлого мира. Эти фантазии быстро развеял появившийся за администраторской стойкой калека.
— Хотите вступить в гильдию? — окинув меня с сестрой одним подслеповатым глазом, спросил мужчина с изуродованным лицом, совершенно непонятного возраста.
У него не было левой руки, левого глаза, а лицо покрывала плотная сетка рубленых и рваных шрамов. Он производил довольно гнетущее впечатление.
— Да, — почему-то хором ответили мы с сестрой, хотя вступать собирался только я.
— Хорошо подумали? — с какой-то неприязнью в голосе спросил он.
— Да, — опять хором ответили мы с Виолеттой.
— Наверное, вы думаете, что работа авантюриста это быстрые и легкие деньги? — горько усмехнулся мужчина, — Наверняка, так и есть. Я и сам так думал: «Вот стану авантюристом орихалкового ранга — окажусь у Маркграфа на приеме почетным гостем и деньги польются ко мне рекой!»
Мужчина уставился невидящим взглядом куда-то в одну точку и стал говорить, словно сам с собой. Из его странного монолога я понял, что в действительности, бывалые авантюристы — это мрачные, замкнутые и никому не доверяющие люди, когда-то взявшиеся за опасную работу по глупости или из безысходности. И чем дольше они остаются живы после опасных встреч с монстрами, тем сильнее превращаются в угрюмых и хладнокровных убийц, которым уже нет никакого дела до других людей. Им уже не хочется ни больших денег, ни веселья, а лишь поскорее забыться, закрывшись в безопасном месте с бочонком вина, стряхнуть тяжелый груз, отогнать преследующие кошмары.
«…Работа авантюристов тяжела и неблагодарна. Новички очень часто гибнут на заданиях потому, что противники намного сильнее и зачастую многочисленней. Нет легких и безопасных заданий, иначе бы за них не платили. Места погибших товарищей по команде занимают новички, но, не успевая толком проявить себя, тоже погибают. Выживают не самые сильные и умелые, а как раз наоборот. Выживают трусы и подлецы, которые не моргнув глазом подставят товарища, чтобы выжить самим или поживиться его особо ценными вещами. Но даже честным авантюристам надо на что-то жить и создаются все новые и новые команды. Члены таких команд редко становятся друзьями. Никто никому не доверяет. Да и сблизиться, привязаться к кому-то, а потом потерять, тоже очень болезненно.
Авантюристы продолжают рисковать, понимая, что в следующий раз не вернуться с задания могут именно они и поэтому живут одним днем. На заданиях они каждый день играют в прятки со смертью, поэтому получив деньги, пропивают их до последней монеты. Редко кто из них заводит семью и строит долгосрочные планы, и если чудом доживают до тридцати, внутри это озлобленные и уставшие от бесконечных предательств старики, души и тела которых, истерзаны только им одним понятной болью. А еще, плата за выполненную работу не так велика, чтобы накопить хоть небольшое состояние и уйти на покой. Постоянно нужно покупать и чинить утерянное и испорченное снаряжение, тратиться на еду, лошадей и повозки для походов, платить немалые налоги гильдии и лорду провинции.
Еще чаще молодые авантюристы остаются калеками. Безногими, безрукими, никому ненужными попрошайками. В команду их больше не берут. Если еще способны, они работают в поле за краюху хлеба и кружку чистой воды. А если даже новичку удалось не умереть и не сильно пострадать в первом бою, то вскоре приходит понимание, что работа авантюриста — это билет в один конец. Сегодня умер твой товарищ, а завтра умрешь ты, и все воспримут это, как должное. С безнадежно раненого, пока не закоченел, снимут снаряжение, и бросят на корм волкам. Даже могилу копать не станут. А зачем зря рисковать? Кругом бродят не только опасные хищ