сто так начала краситься, не просто так то и дело смотрит на часы. Ему бы сказать по-быстрому насчёт снегирёвской семьи и свалить… нет, захотелось поупражняться, захотелось волшебной крутизны… ну и получай! Оцарапанная спина – это мелочи, а вот что теперь мстительная инспектор Волкова прицепится к Снегирям, это ясно как дважды два. И что с ней дальше делать?
– Так! – возвестила вернувшаяся Лиска. – Сперва перекисью водорода, это чтобы обеззаразить. Потом, когда высохнет, крем «скорая помощь», заживляет ссадины и раны. Не волнуйся, это не больно. Сиди прямо, не горбись! Погоди, сейчас болеть перестанет! Как же это получилось-то?
Пришлось рассказать – и не только про зловредную Мусю. Всё равно невозможно было держать в себе едкую досаду… и уж лучше Лиске, чем, например, Диме. Тому бы пришлось и про Снегирей объяснять, а это потащило бы за собой многое.
– Мда… – прокомментировала Лиска, закончив мазать ему спину холодной ваткой. – Испортил тётеньке личную жизнь. А у них, может, дело к свадьбе шло… раз уж у него свои ключи от квартиры… Хотя, знаешь, если этот Вадим такой ревнивый и психованный, может, так и лучше. Представляю, как он её достаёт своими разборками.
– Если честно, мне по барабану её личная жизнь, – устало протянул Саня. – И сама она мне по барабану. Мне не по барабану, что теперь со Снегирями будет. Она же мёртвой хваткой вцепится! Прямо как кошка её бешеная!
– Насчёт кошки сам виноват, – отбрила его Лиска. – Вот представь, ты ей одну иллюзию крутишь, Марине другую, Вадиму третью… а животные, между прочим, их как-то по-своему чуют. Да у неё просто крыша поехала! То ли ты главный кот, то ли ты главный враг, то ли просто добыча… Это хорошо ещё, что в спину вцепилась. А если бы в глаза? Радуйся, что кошка домашняя, ухоженная. То есть под когтями у неё не такой заповедник микробов, как у уличных.
– Да фиг с ней, с кошкой, – вздохнул Саня. – Ты вот лучше скажи, что с Мариной Викторовной делать?
Лиска задумалась, и молчала долго. Папа непременно бы сказал: взвод ОМОНа родился. А мама за это время прочитала бы с выражением какой-нибудь длинный стих. Любила она такое, с театральных ещё времён.
– Ничего с ней делать не надо, – вынесла наконец Лиска свой вердикт. – Ты просто плохо разбираешься в нашей женской психологии. И уж точно не читаешь никаких психологических книжек. Знаешь, что ты с ней сделал? Ты ей устроил психотравму, и у неё произошла так называемая фиксация! Ну то есть в мозгу связка такая между этим скандалом и семьёй Снегирёвых.
– Вот! – подтвердил Саня. – Так я о том и говорю!
– Говоришь, но не понимаешь! Это вам, мужикам, свойственно переть грудью на всякие непонятки, а женщины, наоборот, стараются держаться от них подальше. Теперь у неё при одной только мысли о Снегирёвых сразу начнутся неприятные воспоминания, и поэтому она вообще не захочет про них думать. Засунет их дело в самый дальний ящик. Ты хоть понимаешь, чего она на самом деле испугалась? Не капитана же этого Сапожникова! И даже не Вадимовых ревностей! Она непонятки испугалась. Когда приходит капитан ФСБ и ведёт себя как-то странно, а её саму ни с того ни с сего на правду пробило, да ещё Вадим про каких-то малолеток кричит, а кошка бесится… Необъяснимо это всё вместе, понимаешь? Вот то ей и страшно, что необъяснимо!
– То есть если бы я вовремя слинял, то результат был бы хуже? – поразился Саня.
– Конечно! – по-взрослому улыбнулась Лиска. – Тогда бы у неё первый страх прошёл, и сыграла бы стервозность. А кто ты такой, капитан Сапожников, что мне условия ставишь? Да я на тебя запрос в органы пошлю! А вдруг ты аферист? Да я свои связи напрягу!
– Ну хорошо если так, – малость успокоился Саня.
– Время покажет, – философски заметила Лиска. – Ладно, пошли на кухню, чаями тебя отпаивать, ну и футболку чинить.
…После второй чашки ему и впрямь полегчало. Чай, впрочем, сам по себе особой роли не играл – просто надо же было чем-то запивать вишнёвое варенье.
Он легонько дотронулся до белого шарика, вызвал образ бутылки. Неплохо… где-то так на треть волшебства осталось – уже не жалкая четверть, как было при бегстве из волковской квартиры. Наполняется колодец потихоньку!
Лиска сидела напротив, смотрела, как он поглощает варенье… Карлсон обзавидовался бы… такие богатства. Но сама она почему-то даже не отхлебнула из чашки, хотя налила и себе тоже. И в розетку для варенья ничего себе не положила. И вообще была она какой-то вялой. Саня это только сейчас заметил – когда почти перестали болеть царапины на спине, когда успокоилось в голове насчёт Снегирей, когда стала прибывать волшебная сила… словом, когда он снова почувствовал себя человеком.
Растолковав ему женскую психологию Марины Викторовны, Лиска сделалась вдруг очень задумчивой. Не спрашивала подробности про наехавшую на Снегирей опеку, про поездку в «Светлый ключ», и даже насчёт подаренного ей диска с видео не проронила ни слова. Сидела – серая какая-то, нахохлившаяся… словно белая ворона, которую извозили в пыли. Иногда посматривала на циферблат настенных часов, иногда – на свой мобильник, который притащила в кухню и выложила на стол. Тоже кого-то ждёт? Может, он, Саня, ей какие-то планы порушил? Может, у неё свидание намечено? Например, с Димой… и с минуты на минуту…
Но, во-первых, Дима, наверное, сейчас у отца в больнице, а во-вторых… ну видно же, что на Лиску он смотрит совсем не так, как она на него. А так – смотрит на Аньку. А Аньке его взгляды до фонаря, ей наркоман Костик нужен… Вот почему всё так неправильно устроено? Почему Даша глядит на него только потому, что он на её маму хорошо влияет? То есть ради пользы. Макс, в общем, тоже, но с Максом, сложись всё иначе, можно было бы и подружиться, а вот с Дашей… восхищаться ею можно, сверлить её взглядом – да, видеть во снах – обязательно, мечтать всякое такое… во всяком случае, приятно… а вот просто дружить – это вряд ли.
– Слушай, я, может, как-то не вовремя? – не выдержал он тягостного молчания. – Давай тогда футболку починим, и я побегу. Мне и так достанется, что поздно… мои сейчас ужинают, наверное.
– Ага, сейчас починим, – голос её напоминал заляпанное пальцами стекло, сквозь которое еле-еле что-то видно. – Это пару минут, и будет как новенькая.
И тогда он сделал то, чего вообще-то делать не следовало. Но эти подозрительно поблёскивающие глаза… эти пальцы, нервно тискающие друг друга… эта глухо звякнувшая о пустое блюдце чайная ложечка… А главное – как отзывался его собственный организм. Перехваченное горло, натянутые внутри стальные струны, липкий холодок, бегущий по спине… не так сильно, как позавчера, когда он потянул Гошу на пустырь, но похоже… Да, это он – волнорезовский вызов. Где-то мучился ребёнок. И даже не где-то, а по другую сторону стола.
Всё заняло пару секунд – коснуться белого шарика, глянуть цветок Лискиных эмоций, свернуть волшебство. Ослепительная жёлтая тревога, зелёный стыд, синяя надежда, лиловые страхи…
– Что происходит? – спросил он, резко выпрямляясь. – В смысле, с тобой! Думаешь, я не замечаю, что ты вся на нервах?
– Да ничего не происходит, – сказала она бесцветным голосом. – Просто я истеричка и паникёрша… просто мама должна была к пяти вернуться, а уже девятый час… и телефон её не отвечает, и в деканат я звонила, говорят, давно уже ушла… и я не знаю, что делать. Такого раньше никогда не было! Если бы ей пришлось срочно куда-то по делам, она обязательно предупредила бы! Я чувствую, что-то случилось!
И плечи её затряслись.
Саня понимал, что нужно её утешить, говорить ласковым тоном какие-то глупости – мол, всё обойдётся, ну где-то задержалась, ну что ты как маленькая… но вместо этого сказал:
– Ты что, дура?
Лиска подняла на него мокрые глаза.
– Вот только дура может сидеть и дёргаться, когда нужно действовать! – пояснил Саня. – У тебя же волшебство есть!
– Второе правило! – сухо возразила она.
– Да хрен с ним, со вторым правилом! – Саня рывком встал из-за стола, едва не расплескав недопитую чашку. – Если с твоей мамой беда, то почему ты сидишь и ничего не делаешь? Ну хотя бы кому-то из наших позвонила, что ли! А если бы меня кошка не подрала? Если бы я не пришёл? Так бы и ревела с телефоном в обнимку?
Он чувствовал, как переполняет его сила. Но не волшебная, из белого шарика, а совсем другая – словно в тот день, когда он стёр с доски нарисованную жабу. Евгения Борисовна, наверное, сказала бы, что это энергия – то есть способность тела совершать работу. Сейчас его тело готово было бежать, прыгать, хватать, швырять через бедро… но Саня понимал, что полезную работу может сделать только голова.
– Короче, так! – заявил он. – Найди какую-то её любимую вещь, и будем брать пеленг! У тебя как сегодня с силой?
– Маловато, – призналась Лиска. – Вчера мы с Анькой работали, там у девчонки из её класса всякие проблемы с родителями… в общем, мощно потратилась, а восстанавливаюсь я медленно.
– Понял, – кивнул Саня и вытащил смартфон. – Дим, привет! Ты где сейчас? Дома уже? Короче, тут у нас жесть! У нас – это в смысле у Лиски. Беги сюда, вся твоя сила нужна! Нет, наших пока не обзванивай, может, сами справимся. Ну всё, ждём!
– Ты что сделал? – выпученные Лискины глаза сейчас действительно напоминали жабьи. – Ты зачем его? Зачем ему?
– А кого? – усмехнулся Саня. – Ваньке с Серёгой пришлось бы убалтывать родителей, у Лёши тоже свои заморочки, да и волшебство у него стало глючить. Полины в городе нет, с Анькой я как-то не очень знаком. А у Димы бабушка на даче, он говорил. Ты бы не тратила зря время! Найди мамину вещь, для пеленга. И кстати, футболку мне почини уже! Я, конечно, могу так пойти, но люди же таращиться будут, а тратиться на завесу невнимания как-то в лом.
…Звонок раздался раньше, чем рассчитывал Саня – уже минут через пять. Лиска только-только успела восстановить его футболку – и даже убрала пятно от капнувшего на прошлой неделе шоколадного мороженого. Интересно было смотреть, как срастается разодранная ткань, как высветляется она и даже – вот это уже, наверное, лишнее – становится глаженой. Маму такое может и насторожить.