Один в поле воин — страница 63 из 74

Но Саня понимал – не волшебство это никакое, а просто всем наплевать. Или страшно.

Что ж, пора было переходить к следующему эпизоду. Что бы такое им устроить, этим ночным охотникам на девочек-восьмиклассниц? С учётом первого правила, само собой. Правила, которому надо подчиняться, хотя бы и сквозь зубы. Не то будет, как с Гошей.

Вновь вспомнился тот долгий и печальный разговор на пустыре. Разговор долгий – а прокрутился в голове быстро. Так бывает во сне – там целый день может пройти, в деталях, в подробностях… а потом звонит будильник или кто-то тебя трясёт, и оказывается, что ты спал всего пять минут.

Сейчас это вновь выглядело как фильм – фильм, который он, режиссёр Лаптев, мог бы когда-нибудь снять… если бы хватило духу.

9.

Своего штабного подвала у «Волкодава» не было – зато была мощная легализация: детская киностудия «Кукиш» при Доме молодёжного творчества «Альбатрос». Руководила ею пожилая, но очень энергичная Маргарита Евгеньевна, занималось человек тридцать, из них – семеро волкодавских. Саня даже на какую-то секунду пожалел, что судьба занесла его в «Ладонь», а не в «Волкодав» – там бы уж будущий режиссёр Лаптев развернулся! Но буквально через пару секунд мысль эта испарилась.

Потому что холодный вечерний сумрак струился сквозь единственное окно тесной комнатки, где хранился всяческий реквизит – костюмы, деревянные мечи, штативы, парики, рыцарские доспехи из обклеенной фольгой фанеры. Дверь подпёрли отломившейся ножкой стула – не хватало ещё тратить на такое дело драгоценное волшебство. Впрочем, вряд ли кто станет сюда ломиться – генеральная репетиция новогоднего спектакля начнётся только через час. Алёна будет играть Герду, Антоха – Кая, Коля – Советника, Лара – Снежную Королеву. Правда, теперь им придётся обойтись без Северного Оленя.

Тут были все семеро, даже Вовчик с простреленной рукой. Его уже спустя неделю выписали из больницы, велев являться на перевязки. Выглядел он бледновато, но гордо. Не всякий волнорезовец умудрится словить настоящую бандитскую пулю!

Нет, неверно. Не семеро их было, а шестеро плюс один. Этот один стоял сейчас, опершись о подоконник, и отчаянно глядел на остальных. Возможно, в глубине его глаз и скопились слёзы, но он владел собой – как и полагается самураю.

– Ты понял, зачем мы здесь собрались? – бесцветным голосом спросил Коля. Он слегка простыл, из носу текло, и потому комкал в пальцах клетчатый носовой платок.

Самурай не стал отвечать, просто смотрел в пол. Там, на полу, ничего интересного не обнаруживалось, только серые хлопья пыли. Давненько тут никто не убирался.

– Давайте уж начинать, что ли, – вздохнула Лара, и Коля бросил на неё быстрый взгляд. Не то виноватый, не то испуганный.

– Угу, раньше сядешь – раньше выйдешь, – хмуро заметил Антоха.

Чувствовалось, что каждому из них не по себе. Жмутся, кивают друг на друга и не очень-то понимают, как это следует делать.

– Георгий, тебе есть что сказать? – для порядка поинтересовался Коля. Понимал, что ответа не будет. Подождал немножко приличия ради и продолжил: – У нас беда в отряде. Один из нас нарушил первое правило «Волнореза». Убил человека. Убил волшебством. Убил, хотя в этом и не было никакой необходимости. Да, он убил вредную сволочь. Но правило не говорит о том, что нельзя убивать только хороших людей. Правило возникло не просто так, вы все это знаете. И еще знаете, что волшебник, проливший кровь, уже не может больше быть волшебником. – Он помолчал и добавил: – И не может быть членом «Волнореза». Не может быть членом нашего отряда. Не может быть с нами. Георгий, ты меня слышишь?

Самурай кивнул. Что ему оставалось делать? Прыгнуть, выбить спиной оконное стекло, полететь с четвёртого этажа? Драться с ними? С теми, с кем вместе больше года? Кто стал ему самыми близкими друзьями? Руками и ногами защищать своё испуганное, сжавшееся внутри волшебство? Прямой удар под дых Коле, ногой в колено – Вовчику, потом сбить очки с Антохи: ему, близорукому, и этого хватит. И прорываться к двери… Сшибая девчонок… и Лару. От одной только мысли его бросило в жар, а затем – в холод.

Впрочем, это было совсем уж глупо. Все шестеро уже активировали волшебную силу, и даже поодиночке он смог бы справиться разве что с Алёной или Люськой. Уже Антоха, хоть и младше на полгода – но младше по человеческому возрасту, а вот по волшебному старше на три месяца. Да они в два счёта устроят ему «заморозку» или «стеклянную стенку», не говоря уже о более неприятных вещах.

И ещё он понимал: даже если каким-то чудом удастся сейчас вырваться, убежать в снежный, метельный вечер, то всё равно будет завтра. И послезавтра. И вообще. Рано или поздно его отловят. Может, запросят помощи в других отрядах. Сила уж точно не на его стороне. Сила – а может быть, и правда.

– Георгий, не будешь делать глупостей? – словно читая его мысли, осведомилась Лара. – Мне очень жаль, что так вышло, но это закон.

Кажется, Антоха собирался что-то возразить, уже и губы его шевельнулись – но в последний момент передумал. Отвёл взгляд в сторону, втянул носом воздух.

– Возьмитесь за руки! – велел Коля. – Зажгите волшебство. Глаза можно закрыть, если кому так проще. Сожмите свою силу в лучи. И направляйте на мой костёр.

Костёр действительно вспыхнул – внутри Коли, между рёбрами. Рыжее пламя заплясало, задёргало языками-шупальцами, и тотчас в него ударили пять разноцветных лучей, подкормили. Это было как если подбросить сухого хвороста в настоящий огонь – он взметнётся волной в тёмное небо, заревёт, затрещит.

А Коля, раскинув руки, вытянул из себя этот костёр, и тот застыл между его ладонями, постепенно сжимаясь в плотный оранжевый шар, точно в большой апельсин.

Самурай изо всех сил пытался выглядеть спокойным, но чем дальше, тем тяжелее это ему давалось. Липкий пот стекал по спине, ноги сделались ватными, и не будь сзади подоконника, он бы, может, и хлопнулся в обморок. Тоска и страх, как две сильные руки, раздвинули его рёбра, вцепились в волшебный огонёк – и начали давить. Прямо как десятью днями раньше, когда он сам сжимал невидимыми пальцами удавье сердце.

А из Колиного апельсина выплеснулась струя огня, ударила Самураю в грудь, обхватила трепещущий огонёк. Тот вспыхнул напоследок, отчаянно-синий, коснулся последним теплом – будто прощаясь навсегда – и влился в чужое пламя, растворился в нём. Тотчас всё пропало – и рыжий сгусток пламени, и питающие его разноцветные лучи. Осталась только захламлённая комнатка, едва заметные в грязно-лиловых сумерках фигуры волкодавских, и пустота внутри. Не как от вырванного коренного зуба, а гораздо хуже. Наверное, это ощущает больной, очнувшийся от наркоза и обнаруживший, что у него теперь нет ноги или руки. А здесь и наркоза не было. Просто нахлынула вязкая, серая мгла – и всё в ней стало серым. Лица ребят. Собственные руки. Собственная жизнь.

– Вон! – велел Коля, и все тут же расступились, освобождая проход.

Самурай был уверен, что упадёт – но всё-таки сделал шаг, потом второй, третий… Медленно, на негнущихся ногах, подошёл к двери – оттуда уже успели вытащить ножку стула – толкнул её. И успел услышать за спиной тихие слова Лары:

– Кажется, сегодня у нас уже никай репетиции не будет. Вот Марго огорчится!


…Саня мысленно нажал кнопку «стоп». Не время предаваться воспоминаниям. Нужно с этими волками что-то делать. Хотя какие там волки! Скорее, шакалы. Или гиены. Вроде той, гиены Поттера.

Выбор был разнообразен, силы было под завязку, но он не стал изощряться. Гладить мозги – уж точно бесполезно. Это не обозлившиеся учителя и не пьяные деревенские мужики. Это хищники, и с ними надо как с животными.

Кстати вспомнился тот вредный охранник в гимназии, который издевался над третьеклассником Степаненко и которому добрая девочка Лиска пощекотала кишки. Причём не факт, что злобный крысофилин успел тогда добежать до туалета. В любом случае его не допросишь, даже и под волшебством – в середине марта вместо него уже работал похожий на жирафа Павел Викторович.

Саня широко улыбнулся Красно-Чёрным Кроссовкам, погладил белый шарик, представил образ цели и надавил на воображаемый спуск. От всей души надавил, не жалея силы.

Самоуверенные лица ночных гиен изменились мгновенно. Оказывается, и смуглые люди способны бледнеть. А ещё спустя пару секунд почувствовалось и остальное, неизбежное.

– Пойдём отсюда, Даша, – взяв её за локоть, сказал Саня. – Тут плохо пахнет.

На всякий случай он слегка приморозил парней – конечно, нормальный человек в таких ужасных обстоятельствах в драку не полезет, но кто их знает? Вдруг ненормальные? Или под кайфом?

Уже через несколько секунд они прошли в стеклянные двери, миновали рамку – и принялись рассматривать толпу в кассовом зале. Конечно, зелёная стрелочка внутри Сани показывала совсем в другую сторону, однако следовало действовать по легенде.

На всякий случай Саня не отпускал Дашин локоть… мало ли что. Ну и вообще приятно было касаться её руки. Лёгкая ткань куртки не скрывала ни формы, ни тепла.

– Я ужас как испугалась! – честно сообщила она. – Круто нам повезло! Они бы тебя зарезали! А меня…

– Ну видишь, – философски заметил Саня, – расстройство желудка штука такая… непредсказуемая. Я вот пирожок съел и еле спасся. А эти тоже, наверное, чего-то съели… и не спаслись. Но знаешь, моя мама любит повторять: всё к лучшему.

Длинные Дашины ресницы моргнули, и он понял, что зря упомянул маму. Сейчас вновь начнёт воображать всякие ужасы. Насколько проще было бы найти Елену Сергеевну в одиночку! А с Дашей пришлось терять время, несколько раз из конца в конец пройтись мимо многочисленных касс, в каждую из которых пристроился длинный человеческий хвост.

– Даш, – сказал он после третьего прохода, – ну ты видишь, здесь глухо. Пошли дальше. Посмотрим зал ожидания, потом по платформам прогуляемся, камеру хранения обследуем… И не бойся, найдём мы её, сто процентов!

Ну ещё бы не сто! Зелёная стрелочка внутри Сани дрожала и рвалась вперёд. Не в зал ожидания, конечно, куда они прошли мимо строгой тётеньки в железнодорожной форме, которая пускала только по билетам. Он даже не стал тратиться на невидимость – сообразил, что на простенькую «показку» уйдёт меньше силы. Нарисовал ей жёлто-розовые прямоугольнички, провёл Дашу, и ещё несколько минут они бродили между рядами кресел. Тут и завеса невнимания была бы совершенно лишней – и без того никто ни на кого не смотрел. Кто-то жевал пирожки и бутерброды, кто-то шумно спал, кто-то, с напряжённым лицом, д