Отсюда должно идти две трассы. Слева — черная, которую хочет покорить Тофер, Ле Сорсье. Справа — верхняя часть синей трассы, Бланш-Неж. Они встречаются у второй станции подъемника. Бланш-Неж никуда не спешит, плавно вьется вокруг горы. Ле Сорсье же выбирает более прямой маршрут, под канатной дорогой. Прямой — это не совсем точное определение. Мы пролетали над Ле Сорсье в подъемнике несколько минут назад, и даже с высоты в сорок футов трасса выглядела сплошной, почти вертикальной полосой льда.
Я отталкиваюсь палками и виляю, счищая варежками лед с очков. Впереди стоит засыпанный снегом знак, который когда-то, наверное, был двумя стрелками, теперь же превратился в бесформенную белую глыбу. Слева въезд перекрыт сеткой, вроде теннисной. Я замечаю ее поздно — меня уже несет в ту сторону.
— Помогите! — неистово кричу я.
Никто ничего не успевает сделать, я влетаю в упругую сетку и отскакиваю от нее рикошетом. Меня закручивает на месте, я неуклюже размахиваю палками, затем грузно падаю под треск лыж.
Подъезжает Рик, со смехом помогает мне подняться.
— Повезло тебе! — кричит, перекрывая свист ветра и указывая на заснеженный знак над сеткой. «Piste fermée», «Лыжня закрыта». — Это Ле Сорсье. Если бы ее не перекрыли, ты бы попала на свою первую черную трассу! Могла бы шею сломать.
Рик прав. За сеткой — крутая лыжня, уходящая вниз почти вертикально. Она делает поворот, а за поворотом… пустота. Если бы я слетела в эту пропасть на скорости, никто бы меня не спас. Я приземлилась бы уже в долине, тысячью футами ниже, мертвая. От представленной картины скручивает живот.
Я не отвечаю, не хватает дыхания. Рик ставит меня на ноги и провожает к остальным, сгрудившимся у начала синей лыжни.
— Ле Сорсье закрыли! — кричит Рик Тоферу.
Тот огорченно кивает.
— Я видел. Слабаки проклятые.
— Будем ждать? — Голос Миранды едва слышен из-за воя метели. — Холодно до чертиков!
— Придется, — говорит Рик. — Нельзя ехать без Ани и Карла, у них мало опыта.
— С ними будут другие няньки! — бурчит Тофер.
Рик качает головой.
— Вдруг это ребята в кабинке? Смотрите.
Он указывает вниз, откуда из тучи выныривает гондола подъемника, а в ней сидит одинокая фигура — или две, просто очень близко. С такого расстояния не разглядеть. Может, это кто-то не из нашей группы вообще. Отсюда фигурка кажется крошечной.
Я дрожу. Сердце отчаянно колотится. Я не справлюсь. Нет, должна. Вдруг это мой последний шанс — нужно сказать что-нибудь. Сейчас. Сейчас же!
— Я не могу, — выдавливаю из себя.
Тофер удивленно смотрит на меня:
— Что? Не расслышал.
— Я не могу, — повторяю громче.
Дышу часто-часто, голос от ужаса тихий. Пульс грохочет.
— Не могу. Просто не могу. Я не поеду на лыжах. Не могу, Тофер.
— И как же ты планируешь спуститься? — язвительно спрашивает он. — На санках?
— Эй, эй! — Рик, который искал что-то в телефоне, поднимает голову. — Что там у вас такое?
— Я не могу, — с отчаянием сообщаю я, будто повторение этой фразы волшебным образом все уладит. А вдруг? — Не могу. Не могу съехать на лыжах по такой трассе. Я погибну, точно. Вы меня не заставите.
— Лиз, у тебя получится. — Рик кладет ладонь на мою руку. — Я помогу, обещаю. Слушай, можешь всю дорогу тормозить плугом, если тебе так спокойней. Ты ведь умеешь? Разводишь задники лыж в стороны и замедляешься. Я проведу тебя вниз. Хочешь держаться за мои палки?
— Я. Не. Смогу. Съехать, — упрямлюсь я.
Если постоянно это повторять, все будет хорошо. Они меня не заставят. Я знаю Тофера. Терпеливым его не назовешь. Ему скоро осточертеет меня уговаривать, и он отстанет.
— Черт побери! — Тофер сердито смахивает снег с очков и смотрит на Рика. — И что теперь?
— Лиз… — делает очередную попытку Рик.
В горле опять разрастается твердый комок, душит, как во время совещания.
Гондола с одиноким пассажиром достигает станции. Еще секунда — и меня вырвет. Сейчас или никогда.
— Не могу! — ору я и ни с того ни с сего начинаю плакать.
Я сама в шоке от своей реакции, от сотрясающих меня громких рыданий. Подняв очки, тру глаза задубевшими рукавицами. Ветер жутко холодный: я чувствую, как замерзают текущие по щекам и носу слезы. Смахиваю затвердевшие капли, и они рассыпаются, царапая кожу.
— Не могу я, мать вашу!
— Хорошо, хорошо! — торопливо бросает Рик. — Лиз, не паникуй, все будет в порядке. Сейчас что-нибудь придумаем, слышишь?
Снег сзади хрустит, и мы оборачиваемся навстречу фигуре на лыжах. Это Иниго, его легко узнать по зеленой куртке, даже несмотря на опущенные очки и поднятый шарф. Выше, за спиной Иниго, у самой станции, — Тайгер. Сидит на снегу, застегивает крепления сноуборда.
— Я возвращаюсь, — говорю, давясь слезами, и тыкаю туда, где по склону горы уже ползет назад в долину кабинка, доставившая Иниго. — Попрошу дежурного пустить меня на подъемник. Объясню, что не справилась, что переоценила свои силы.
— Лиз, это же смешно, черт возьми! — взрывается Тофер.
— В чем дело? — Приглушенный шарфом голос Иниго звучит непривычно.
— Дело в Лиз! — злится Тофер. — У нее, понимаешь ли, душевный кризис.
Ничего подобного. Я уже спокойна. У меня получится. К станции подползает следующая кабинка с человеком внутри. Я смогу. Я знаю, что делать, никто меня не остановит. Я медленно поднимаюсь назад по склону.
— Лиз, — зовет Рик. — Может, не надо?
— Надо! — кричу в ответ, хотя из-за ветра меня, наверное, не слышно. — Я решила. Увидимся в шале.
Я шагаю под крышу станции, двери кабинки разъезжаются, и меня окутывает покой. Я знаю, что делать, у меня получится. Все будет хорошо.
Эрин
Снуп ID: LITTLEMY
Слушает: не в сети
Снупписчики: 10
Половина второго. Они обещали вернуться самое позднее к часу, и Дэнни в кухне ругается все громче, по мере того как минуты тикают, а ризотто остывает.
Без четверти два он выглядывает из кухни — лицо мрачнее тучи. Я качаю головой.
— Знаешь, кого я ненавижу сильнее, чем проклятых тайных веганов? Козлов! — рычит Дэнни и исчезает, пнув распашную дверь.
Та обиженно щелкает.
Внезапно раздается топот лыжных ботинок по плитке, и я спешу в вестибюль. Так и есть, со стороны лыжного входа доносятся звуки, которые ни с чем не спутаешь: тяжелая поступь людей в громоздкой обуви и лязг подогреваемых лыжных шкафчиков, выстроившихся вдоль коридора.
— Ева? — раздраженно зовет кто-то. — Ева, где тебя носит?
Ответа нет.
Дверь в вестибюль распахивается, и на пороге возникает Тофер в лыжном снаряжении и толстых носках. Он не в духе.
— А, это вы, — бросает мне Тофер. — Где Ева, черт возьми?
— Ева? — С моего языка уже готова сорваться ответная грубость, но я ее проглатываю. — Простите, Тофер, понятия не имею.
Он застывает на полпути к ступеням:
— То есть она не в шале?
— Нет, вы вернулись первыми.
Тофер стоит неподвижно, на лице попеременно отражаются то злость, то тревога. Наконец он оборачивается и кричит:
— Миранда, ее нет!
— Серьезно? — Следующей в дверном проеме вырастает Миранда с ярко-розовым лицом и нездоровым румянцем от сильного холода. — Надо же… Ну, по крайней мере, мы не зря морозили задницы. Куда она подевалась?
— Может, подъемник закрыли раньше, чем Ева успела в него сесть, и она спустилась в Сент-Антуан, к фуникулеру? — высказывает предположение Тофер.
Вошедший Карл качает головой.
— Ева села передо мной, дружище. Она была на подъемнике, ручаюсь.
— Я тоже ее видела, — сообщает Ани.
Они стоят группкой в вестибюле, потные и удивленные, с курток капает тающий снег.
— Я же говорю, — продолжает Ани, — мы с Карлом поднимались в одной кабинке, и я видела, как Ева спускается на лыжах с горы.
— Что произошло? — спрашивает Рик, входя и стряхивая снег с черного комбинезона.
Миранда поворачивается к Рику, на лице — неприкрытая тревога.
— Евы нет.
— Как нет? — не понимает Рик. — Но… это невозможно. Больше ей быть негде.
Гости начинают говорить одновременно, выдвигают разные предположения, по большей части невероятные, учитывая карту местности.
— Погодите, погодите! — повышаю голос я.
О чудо, все умолкают. Им нужен руководитель, и в данных обстоятельствах они готовы уступить эту роль мне.
— Давайте сначала. Когда вы в последний раз были все вместе?
— Внизу, у Ле Рен Телекабин, — незамедлительно отвечает Ани. — Хотели сделать перерыв на обед, а Тофер сказал, что шале находится выше станции, поэтому съехать откуда-нибудь все равно придется, и мы договорились подняться на вершину и спуститься либо по Ле Сорсье, либо по Бланш-Неж, кто как решит.
Я с трудом удерживаюсь от комментария. Ле Сорсье — чертовски трудная трасса. Я на лыжах всю жизнь, но ни за что не сунусь на Ле Сорсье в такую погоду. При нынешней видимости для малоопытного лыжника даже Бланш-Неж — не шутки. Меня уже не в первый раз посещает мысль о том, что Тофер — изрядная сволочь.
— На вершине у Лиз вдруг случился срыв, — ядовито говорит Тофер.
— Тоф, — обрывает Рик и кивает на лыжную дверь.
Из раздевалки устало бредет Лиз. Она вся в снегу и выглядит совершенно измотанной, даже хуже других.
— На вершине погода окончательно испортилась, и Лиз решила вернуться вниз на канатке, — спокойно продолжает Миранда.
Глядя на возмущенного Тофера, я легко представляю, какую дискуссию вызвало подобное решение. Меня восхищает сила духа Лиз, которая не позволила втянуть себя в рискованную авантюру и отказалась ехать на лыжах. Да, порой страх делает людей поразительно стойкими.
— Мы подождали на вершине остальных, — говорит Тофер. — Поднялись все, кроме Евы.
— Она поднималась! — вставляет Ани. — Мы ее видели, Карл и я. Да? — Она толкает локтем Карла.
Тот кивает.
— Ну да, никаких сомнений. Ева села на подъемник на пару кабинок впереди нас.